Сергей Есенин - Том 1. Стихотворения
Сохранившийся беловой автограф относится, скорее всего, к 1924 г. Не ранее этого времени выполнены машинописные списки ГМЗЕ и наб. экз. Изначальные черновые рукописи стихотворения неизвестны, нет и фонографических записей авторского чтения. Поэтому в настоящее время невозможно в полной мере восстановить творческую историю стихотворения, реконструировать первоначальный авторский текст и на этой основе доказательно судить о том, является ли указанное изменение в построении сюжета развитием творческого замысла автора или же оно стало следствием случайной, механической перестановки строф в одном из промежуточных списков.
На истории текста не могли не сказаться цензурные трудности. Оно не вошло ни в один из авторских сборников 1924–1925 гг., не было его публикаций и в периодике. Вышедший в Великом Устюге, тиражом 1250 экз. сб. «Московские поэты» остался, естественно, вне внимания читателей и критиков. В отличие от Грж., продававшегося в московских и петроградских книжных магазинах, в страну пришли лишь единичные экземпляры Ст. ск. Это дало основание И.В.Евдокимову утверждать, что в Собр. ст., в 1926 г., стихотворение «в России опубликовывается впервые» (Собр. ст., 4, 353).
В читательском восприятии стихи оказались тесно связанными с именем Айседоры Дункан. Во многих списках они даже прямо озаглавливались «Айседоре Дункан», хотя ни в одной из известных авторских рукописей или публикаций ее имя в связи с этими стихами прямо не называлось. В 1926 г. Е.А.Есенина опубликовала в ряде газет «Письмо в редакцию», в котором, отметив, что распространяются «два стихотворения с посвящением Айседоре Дункан», писала: «…считаю необходимым заявить, что стихи „Сыпь, гармоника! Скука… Скука…“ и „Пой же, пой. На проклятой гитаре…“, якобы посвященные А.Дункан, написаны братом моим в 1923 году и не раз читались им на литературных вечерах. Эти стихотворения входят в цикл «Москвы кабацкой» и никогда никому не посвящались» (газ. «Правда», М., 1926, 4 апреля, № 77).
«Пой же, пой. На проклятой гитаре…» (с. 173). — Ст. ск.
В содержании М. каб. стихотворение названо, как включенное в сборник, но в корректурном оттиске сборника (Музей А.А.Ахматовой, Санкт-Петербург) и в самом издании оно отсутствует.
Печатается по наб. экз. (машинописный список С.А. Торской правкой).
Автограф неизвестен. Сохранилась вырезка из гранок Ст. ск. С.А. Торской правкой — РГАЛИ, в составе остатков макета сб. «Москва кабацкая», дат на гранке нет, но судя по характеру правки, она производилась после возвращения автора на родину. Авторизованная машинопись — ГМЗЕ, без даты. В наб. экз. и Собр. ст. не датировано. Датируется 1923 г. по первой публикации и свидетельству Е.А.Есениной (см. прим. к стихотворению «Сыпь, гармоника!.. Скука… Скука…»).
В частном собрании (Москва) имеется экз. рукописного сборника: «Сергей Есенин. Два ненапечатанных стихотворения 1923 года». На первой странице, в скобках: «Айседоре Дункан». Затем переписаны два стихотворения: «Сыпь, гармоника! Скука… Скука…» и «Пой же, пой. На проклятой гитаре…». В конце сборника пояснение: «Стихи предназначались для сборника „Москва кабацкая“ и не были пропущены цензурой. Переписаны с полученного от В.И.Вольпина экземпляра, напечатанного на пишущей машинке и сверенного с подлинником поэта В.Эрлихом. Москва. 16 февраля 1926 года. В.Цветков». Подлинники (автографы?) и машинописные списки, с которыми, по этому сообщению, сверялись тексты, в настоящее время неизвестны. Тексты совпадают с основной редакцией (различия только в пунктуации), за исключением четвертой строфы стихотворения «Пой же, пой. На проклятой гитаре…», которая представлена в редакции, не зафиксированной в известных автографических и печатных источниках:
Пой, Сандро, навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рать.
Пусть целует она другого
Изжитая, красивая блядь.
Сандро — Александр Борисович Кусиков, см. о нем прим. к «Душа грустит о небесах…».
«Эта улица мне знакома…» (с. 175). — Кр. новь, 1923, № 6, октябрь-ноябрь, с. 126; М. каб.; Ст24.
Печатается по наб. экз. (вырезка из М. каб.).
Беловой автограф — РГАЛИ, без даты, в составе остатков макета сб. «Москва кабацкая». В наб. экз. датировано 1922 г., там же, на обороте листа, другая помета: «Париж. 1923». В наст. изд. датируется в соответствии со второй пометой. Эта дата была принята и в Собр. ст.
В критике стихотворение оценивалось в общем контексте «Москвы кабацкой». Г.Адонц видел главный его недостаток в том, что в нем видна «самая подлинная фетовщина, каким-то неведомым путем проскочившая в Москву кабацкую» (журн. «Жизнь искусства», Л., 1925, № 34, 25 августа, с. 10). «Покаянный поэтический катценяммер» (похмелье) усмотрел в стихотворении В.П.Лебедев (журн. «Вестник знания», Л., 1925, № 17/18, стб. 1156). В.Никонов увидел в нем, наоборот, «успокоенное созерцание», направленное на то, «чтобы дальше, сквозь тоску и усталость — в подъем, впивать, не отрываясь, полноту и красочность существования… Есенин, последний романтик, снова и с новой силой возвращается к основной своей теме: „А жизнь-то проходит“» (журн. «Стрежень», Ульяновск, 1925, № 1, ноябрь, с. 10–11).
«Годы молодые с забубенной славой…» (с. 177). — Кр. новь, 1924, № 3, апрель-май, с. 134; сб. «Московские поэты. 1924 г.», Великий Устюг, 1924, с. 20; Ст24.
Печатается по наб. экз. (машинописный список) с исправлением в ст. 8 по Кр. нови и сб. «Московские поэты» («Едем… кони… сани… снег… проезжаем рощу…» вместо «Едем… кони… кони… снег… проезжаем рощу…»).
Автограф неизвестен. Датируется по помете в наб. экз. 1924 г. С.А. Толстая-Есенина датировала стихотворение февралем 1924 г. (С.Есенин. Избранное. М., 1946, с. 143). Стихотворение было написано, когда Есенин лежал в Шереметевской, потом (с 9 по 15 марта 1924 г.) в Кремлевской больнице. С.С.Виноградская, навестившая его в Кремлевской больнице, вспоминала о чтении Есениным этого стихотворения:
«Он не читал его, он хрипел, рвался изо всех сил с больничной койки, к которой он был словно пригвожден, и бил жесткую кровать забинтованной рукой. Перед нами был не поэт, читающий стихи, а человек, который рассказывал жуткую правду своей жизни, который кричал о своих муках.
Ошеломленные, подавленные, мы слушали его хрип, скрежет зубов, неистовые удары рукой по кровати и боялись взглянуть в эти некогда синие, теперь поблекшие и промокшие глаза. Он кончил, в изнеможении опустился на подушки, провел рукой по лицу, по волосам и сказал: „Это стихотворение маленькое, нестоющее оно“» (С.Виноградская. «Как жил Есенин». М., 1926, с. 30–31).
Об огромном впечатлении, которое производило на слушателей авторское чтение этого стихотворения, вспоминают многие современники. Выделяли его и критики. Например, И.Н.Розанов назвал его «лучшим из таких стихотворений, где поэт говорит о себе, как о пропойце» (журн. «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 113). Осуждение прозвучало в отзыве В.П.Друзина: «Есенин, развертывая свою тему, заставляет героя своей лирики идти по своим путям. Больничная койка фигурирует в стихотворении «Годы молодые». Эти мотивы остались без продолжения. Дальше — идти некуда. Дальше — смерть» («Красная газета», веч. вып., Л., 1925, 15 мая, № 116).
Письмо матери (с. 179). — Кр. новь, 1924, № 3, апрель-май, с. 132; Ст24.
Печатается по наб. экз. (машинописный список с пометами автора).
Черновой автограф — РГАЛИ, без даты. В наб. экз. и Собр. ст. не датировано. По сообщению Г.А.Бениславской, стихотворение было написано вскоре после выхода Есенина из Кремлевской больницы, т. е. после 16 марта 1924 г. (см. Восп., 2, 64). Датируется с учетом этого свидетельства.
Одним из первых откликнулся на появление стихотворения Г.Лелевич. Он отрицательно отозвался о стихах Есенина, опубликованных в третьем номере Кр. нови. Оценив «Годы молодые…» как «припадок мрачного отчаяния», он и о «Письме матери» заметил, что оно «ни на йоту не радостнее» (журн. «Молодая гвардия», М., 1924, № 7/8, июль-август, с. 268). Высоко оценил эти стихи А.З.Лежнев: «В богатом стихотворном отделе «Красной нови» на первое место надо поставить стихи С.Есенина. В третьей книге журнала Есенин еще весь в настроениях «Москвы кабацкой», хотя в его прекрасном «Письме матери» смутно намечается какой-то перелом, какой-то переход к другому строю чувств» (журн. «Современник», М., 1925, № 1, январь, с. 318). Так же оценил стихотворение И.Н.Розанов: «…в книжке Есенина нам попадаются такие стихи, которые способны, как уверяли нас многие читатели, тронуть до слез. Так умели трогать Пушкин, Некрасов, Блок. Вот есенинское «Письмо матери», которое приводим целиком… По некоторым выражениям и по сердечности тона стихотворение это напоминает пушкинское послание к няне „Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя“. После грома, шума, а подчас и буффонады Маяковского, после словесных хитросплетений и умствований некоторых других наших поэтов читателю можно отдохнуть хотя бы на время на этих строчках крестьянского поэта, проникнутых истинной интимностью» (журн. «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 112). «Письмо матери» счел «необычайно однозвучным» с тем же пушкинским стихотворением Д.Шепеленко (журн. «Пролетарий связи», М., 1925, № 4, 5 марта, с. 205). «Чудесным» назвал стихотворение М.Л.Слоним (журн. «Воля России», Прага, 1925, № 12, декабрь, с. 159). А.К.Воронский свидетельствовал, что «Письмо матери» и другие стихотворения «получили широкое распространение и заучиваются наизусть» (Прож., 1925, № 5, 15 марта, с. 25). Однако, если он оценивал это как положительную тенденцию, то А.Е.Крученых смотрел на это иначе. Он, например, упрекал начинавшего тогда поэта Я.З.Шведова в том, что «Есенин явно разлагающе повлиял» на него, «письмо Шведова во многом является перепевом есенинского „Письма матери“», «преодолеть пагубное влияние Есенина Шведову удается все-таки редко» (журн. «Жизнь искусства», Л., 1925, № 39, 29 сентября, с. 8).
