Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Властителю души, отцу творенья
Произнеси живое восхваленье.

Помысли, светлый разумом мудрец,
Как прославляем должен быть творец.

Увы! Беспомощны все наши знанья
Перед великой тайной мирозданья!

Признай единого, в нем — жизнь и свет,
Душе твоей пути другого нет.

О муж философ, предо мной стезя,
По коей, ты сказал, ходить нельзя.

Всего, что в мире взор твой созерцает,
Мысль не объемлет, сердце не вмещает.

Смолчишь иль скажешь слово, все равно —
Коль не о боге истинном оно.

Ты — человек и строгой мерой слово
Пред тем, как молвить, взвешивай толково.

Ты вмиг возник — и телом и душой,
А думаешь, что век бессмертен твой.

Наступит срок: земли трехдневный житель,—
В неведомую ты уйдешь обитель.

Сперва творца вселенной помяни,
Чело пред ним смиренно преклони.

Бегущий свод он держит над землею,
Судьбою правит доброю и злою.

Мир удивителен; и нет ни в ком
Из смертных разуменья обо всем.

Душа и плоть достойны изумленья,
Сперва о них ты возымей сужденье.

И радуйся, покамест небосвод
Тебя дарит хоть каплею щедрот.

Предвижу: разум твой не согласится
С тем, что в преданье древнем говорится.

Иной, дослушав повесть до конца,
Заспорит, скажет: выдумка лжеца!

Но возмущенье спора успокоит
Тот, кто в рассказе смысл ему раскроет.

Теперь дошедшим из седой дали
Словам сказанья старого внемли.

Так мне рассказывал дихкан почтенный:
Однажды Кей-Xocpов благословенный

С утра велел украсить свой айван
И знатных посадил за дастархан.

Густахм, Гударз воссели близ Рустама,
Бурзин — Гершаспа сын — из рода Джама,

Руххам — возлюбленный Гударза сын,
Гив, и Хуррад премудрый, и Гургин.

В беседе славной, час прошел, не боле,
И вот пастух верхом примчался с поля.

Сказал: «Онагр степной явился тут!
Он словно тигр, что вырвался из пут.

Он — словно вымыт золотой водою,—
Как солнце, блещет шкурой золотою.

Лишь — от загривка до хвоста — одна
На нем, как мускус, полоса черна.

То не онагр, а диво-конь явился;
Его увидев, ты бы изумился!

Копыта палиц боевых грозней;
Бьет он, пугает табуны коней».

Хосров промолвил, вняв чудесной были:
«Онагр коня не превзойдет по силе.

Рустам, ты подвиг на себя прими!
Убей его иль на аркан возьми.

Будь осторожен, бог тебе поможет.
То не онагр, то Ахриман, быть может».

Рустам сказал: «Останусь невредим
Я — озаренный счастием твоим!

Дракона встречу, льва иль Ахримана,
Он не уйдет от моего аркаца».

Оружье взял, на Рахша сел Рустам,
Погнал коня к заветным табунам,

Где степь травой весенней зеленела,
Где пастухам онагр являлся смелый.

Три дня Рустам вкруг табунов скакал,
Три дня того онагра он искал,

Лишь на четвертый день он показался,
В степи, как ветер северный, промчался.

То был могучий, ярый, как огонь
Сверкающий, золотогривый конь.

Погнал Рустам, почти настиг он зверя
И молвил, расстоянье соразмеря:

«Мне тварь такую жалко убивать.
Его петлей аркана надо взять.

Кто б ни был он — метну аркан без страха
И пригоню живым пред очи шаха».

Рустам аркан блестящий развернул
И сильною рукой его метнул.

Одагр аркан летящий увидал —
И вмиг пропал, как будто не бывал.

Рустама это диво поразило.
Он понял: хитрость надобна, не сила,

Что это — оборотень Акван-див,
Что он и от копья уходит жив,

Что против дива надо исхитриться,
Мечом заветным Сама с ним сразиться.

«Слыхал я прежде,— размышлял Рустам,—
Что он онагром рыщет по степям».

В тот миг онагр опять вдали явился,
Рустам, как вихрь, в погоню устремился.

Склонившись на седельную луку,
Пустил стрелу в онагра на скаку.

Но только лук свой бронзовый он вскинул,
Онагр мгновенно, как виденье, сгинул.

Три дня, три ночи по его следам
Скакал в степи без отдыха Рустам.

Так изнемог могучий, что порою
Дремал в седле, поникши головою.

От жажды пересох его язык;
В степи он чистый отыскал родник

И спешился, и жажду утолил он.
Водою свежей Рахша напоил он,

От сбруи бранной облегчил его,
Не сняв с себя оружья своего.

Коня тугую распустил подпругу,
Потник намокший расстелил по лугу.

Седло под изголовье подмостил,
Лег отдыхать, коня пастись пустил.

И, утомлен трудом перенесенным,
Почил, окован обаяньем сонным.

Увидев,— спит могучий Тахамтан,—
Как ветер подлетел к нему Акван.

Подрыл вокруг лужок и к небу прямо
На глыбе земляной понес Рустама.

Рустам проснулся, поглядел кругом;
Душа тревогой омрачилась в нем.

Он в высоте летит, за тучей белой.
Сказал Акван: «Эй, муж слоновотелый!

Желание мне последнее скажи:
Куда тебя мне сбросить, укажи.

Куда б ни сбросил — на гору иль в воду
Весть не подашь ты своему народу!»

Рустам его слова уразумел
И понял: див им злобный овладел.

И сам себе сказал Рустам могучий:
«Меня занес он высоко за тучи...

Коль сбросить на горы меня решит,
Он кости мне и тело сокрушит.

Пусть лучше в море им я брошен буду,
Авось не дамся я морскому чуду.

Но если молвлю: «В море брось меня»,—
То не видать мне больше света дня.

На кручи гор меня он сбросит живо:
Наоборот все делать — свойство дива».

Сказал Рустам: «Отшельник в Чине жил;
Он тайну мне великую открыл:

Суруш не пустит в рай небесный души
Погибших в море — далеко от суши.

Удел утопленников: пребывать
В печали вечной, рая не видать.

Сбрось на горы меня, где серны скачут,
Пусть львы и барсы там меня оплачут».

Злорадно див заржал, захохотал;
Как буря, к морю мужа он помчал.

Взревел он: «Кину я тебя в пучину,
От неба и земли навек отрину!»

И, жертвой рыбам темной глубины,
Он бросил мужа в хлябь морской волны.

Вот погрузился вглубь Рустам, и всплыл
И острый меч мгновенно обнажил.

К нему акулы стаей устремились,
Но пред мечом Рустама отступились.

Плыл, выгребал он левою рукой,
Акулам угрожал рукой другой.

Таков Рустам, таким всегда бывал он,
Медлительности в бедах не являл он.

Коль не страшна отважному борьба,
Его не опрокинет и судьба.

Но все ж времен круговорот сокрытый
То сладкий плод несет, то ядовитый.

Рустам могучий, мужеством велик,
Плыл, плыл и суши наконец достиг.

Вознес молитву божьей благостыне,
Что сберегла его в морской пучине.

Кафтан тигровый снял и расстелил,
В ручье омылся, жажду утолил.

Когда убор свой бранный просушил он,
Опять кольчугой плечи облачил он.

Достиг он вскоре родника того,
Откуда див во сне унес его.

Вот сбруя Рахша, но коня не видно,—
Рустаму горько стало и обидно.

Седло он хмуро на плечи взвалил,
По следу Рахша целый день бродил.

Он шел, броней и сбруей отягченный,
И вот пришел на некий луг зеленый.

Бегут ручьи, вокруг шумят леса,
Слышны фазанов, горлиц голоса.

Афрасиаба кони там гуляли,
Табунщики в лесной прохладе спали.

А Рахш за кобылицами, как див,
Гоняется и ржет, здоров и жив.

Рустам блистающим взмахнул арканом
И шею Рахша захлестнул арканом,

Отер попоной, оседлал, взнуздал,
Йездану благодарностью воздал.

На Рахша прянул, полный прежних сил он,
На меч заветный руку положил он.

Сбил всех коней в один табун большой,
Погнал, добыче радуясь душой.

Табунщик, слыша ржанье и смятенье,
Проснулся, оглянулся в изумленье.

И разбудил, он всадников своих,
Крича: «Разбой!» — послал в погоню их.

Они, схватив оружье, в седла сели,
Сердца их нетерпением кипели

Взглянуть, кто дерзкий на табун напал,
Коней у них из-под носа угнал.

И полетели, словно гончих свора,
Мол, спустим шкуру со спины у вора!

Рустам, увидев их из-за плеча,
Блеснул в глаза им молнией меча.

Он зарычал им: «Я — Рустам, сын Заля.
Беда вам, что меня вы не узнали!»

Мечом он половину их побил,
А прочих ужас в бегство обратил.

Как ветер, нетерпеньем окрыленный,
Афрасиаб скакал на луг отгонный,

Где косяки отборных скакунов
Паслись весной у чистых родников.

Афрасиаб — с двухтысячною свитой —
Приехал в этот дол, лесами скрытый,

Приехал он с певцами и вином
Попировать, забывши обо всем.

Глядит он: ни души в долине свежей
Где стражи табунов? И кони где же?

Вдруг с поля крик ужасный долетел,
И страх сердцами храбрых овладел.

Табунщик прискакал, пред шахом пал он,
В слезах о небывалом рассказал он:

«Рустам один напал, табун угнал,
Побил мечом нас и в степи пропал».

Поднялся говор средь мужей Турана:
«Как дерзок стал он, славный сын Дастана!

Какие с нами шутки шутит он!
Пойдем! Убьем! Возьмем его в полон!

Иль мы ничтожны, жалки и презренны,
Что не боится нас Рустам надменный?!

Спешить нам нужно — табуны отбить,
Не то вовек позора не избыть!»

И царь с дружиной, с четырьмя слонами
Пошел за угнанными табунами.

Рустам увидел их средь пыльной мглы
На расстоянье пущенной стрелы.

Погоне он навстречу устремился,
Осыпал стрелами, за меч схватился.

Когда убил он шестьдесят мужей,
Меч кинул, палицей взмахнул своей.

Лишь треск пошел от шишаков булатных.
Не стало многим тут путей обратных.

Афрасиаб, увидя сей ypон,
Вспять обратился, тяжко огорчен.

Бежал, забыв о мести и о славе,
Слонов Рустаму и шатер оставя.

За ним — остатки войска. А Рустам
Грозой весенней гнался по пятам.

Спасли, как вихри унесли их кони...
А сам Рустам вернулся из погони.

Добычу он навьючил на слонов,
Погнал их сзади шахских табунов.

Он двигался в степи неторопливо
И вдруг опять увидел Акван-дива.

Див молвил: «Видно, боем ты не сыт?
Не поглотил тебя пучинный кит?

Душа твоя в волнах не охладела?»
Услышал речь его слоновотелый.

Метнул он свой аркан волосяной —
И шею дива захлестнул петлей.

Поверг он сердце дива в смертный холод,
И палицей тяжелой, словно молот,

Аквана грянул он по голове
И мозг его разбрызгал по траве.

Рустам, схватив убитого за гриву,
Отсек главу воинственному диву;

И восхвалил дарующего свет,
Кто держит жребий ратей и побед.

Но хуже дива злой, кто полн изъяна,
Неблагодарен милости Йездана,

Кто света человечности лишен;
Не человек, а див породой он!

Пусть этих слов твой ум не понимает;
Им чутко разум доброго внимает.

Но если воин, как Рустам, силен
И мощью в преизбытке наделен,—

Его не называй ты Акван-дивом,
Не уязвляй судом несправедливым.

О древний старец, что мне скажешь ты,
О мире, о смятении тщеты?

Кому победу, взлет, кому паденье
Сулит в грядущем времени стремленье?

Но бесконечность времени для нас
На сей земле дарит всего лишь час.

Кто знает, сколько битв, пиров в грядущем
Скрывается под куполом бегущим?

Рустам главу Аквану сокрушил
И к трону Кей-Хосрова поспешил.

Гнал табуны туранской степью дикой,
Гнал караван с добычею великой.

Он гнал Афрасиабовых слонов,
Чтоб ликовал великий Кей-Хосров.

Хосрову донесли: «Владыка, ведай:
Рустам идет с добычей и победой!»

Царь понял: славный пахлаван, земли
Не упустил онагра из петли.

Сказал: «С Рустамом встреча — дивам горе.
Рустам на суше — барс, акула — в море.

Льву от Рустама ног не унести;
Не встанет войско на его пути!»

Увидев тучу пыли издалече,
Царь приказал айван готовить к встрече.

Велел трубить в карнаи славный шах,
Пошел встречать с дружиной на слонах.

Рустам увидел стяг, карнай услышал
И нонял, что Хосров навстречу вышел.

Сошел с коня, склонился пред царем
Под клики войска и карнаев гром.

И повелел дарящему короны —
Сесть на коня властитель благосклонный.

Поехал радом с шахом Тахамтан;
Взошли с открытым сердцем на айван.

Иранцам в дар коней Рустам отправил.
Себе он Рахша своего оставил.

Слонов к царю велел он отвести.
Слонам со львом степным не по пути.

Айван просторный стал для званых тесен
Потребовали вин, и струн, и песен.

Рустам по просьбе шаха за вином
Рассказывал о подвиге своем:

«Когда Акван онагром мне явился,
Я красоте онагра изумился.

Но ужаснулся б каждый человек,
Когда у дива шкуру я рассек.

Слоновья голова с косматой гривой...
Клыками пасть оскалилась у дива.

Глаза — железо, черногубый рот.
Взглянуть — от омерзенья дух займет.

Он был сильней верблюда-исполина.
Вскипела кровью дива вся долина.

Я голову Аквану отрубил,
Кровавый ключ из жил его забил».

Царь чашу в изумление оставил,
И восхвалил Рустама, и прославил:

«Хвала тебе, Рустам! Хвала судьбе!
Кто видел чудо, равное тебе?

Кто из людей подобен Тахамтану
По мужеству, и облику, и стану?

Избыточно меня дождем щедрот
Осыпал тот, кто создал небосвод,

Коль между царскими богатырями
Сидит Рустам, охотник за слонами!»

Так две недели царь пропировал
И почести Рустаму воздавал.

В начале третьей богатырь великий
Сказал: «Позволь уехать мне, владыка.

Хочу в Забулистане побывать,
Порадовать хочу отца и мать.

Я скоро снова пред тобой предстану,
Готовить месть великую Турану.

Не месть за Сиявуша — табуны,
И крови Сиявуша нет цены».

Хосров раскрыл врата казны Ирана
И одарил Рустама Тахамтана.

Дал десять чаш каменьев дорогих,
Парчовых пять кафтанов с плеч своих,

И в поясах златых рабов румийских,
И в ценных ожерельях слуг индийских.

Корону бирюзовую и трон
Слоновой кости дал Рустаму он.

Сказал: «Дарю от сердца, хоть немного.
Прими, Рустам, мой дар во имя бога!

Сегодня днем ты нашим гостем будь,
Наступит вечер, отправляйся в путь».

День пировать Рустам с царем остался,
А к вечеру он встал и распрощался.

Царь два фарсанга провожал его.
Прощаясь, обнял друга своего.

Рустам с дружиной скрылся в отдаленье..
Шах обратился вновь к трудам правленья.

Он правил так, как лучше находил,
И справедливость в мире утвердил.

Так древний свод кружится над землею —
То луком обернется, то стрелою.