Сергей Есенин - Том 3. Поэмы
Анна Снегина (с. 158), — журн. «Город и деревня», М., 1925, № 5, 20 марта (ст. 57–80, 271–318), с. 73; № 8, 1 мая (ст. 499–581), без посвящения, с. 52; Бак. раб., 1925, 1 мая, № 95 (ст. 1-318); 3 мая, № 96 (ст. 319–782); Кр. новь, 1925, № 4, май, без посвящения.
Печатается и датируется по наб. экз. (вырезка из Бак. раб.) с исправлением ст. 59 «Стрелял я мне близкое тело» вместо «Стрелял я в мне близкое тело»; ст. 177 «Жестокую судоргу щек» вместо «Жестокую судорогу щек»; ст. 214 «При всем при честном народе» вместо «При всем честном народе»; ст. 289 «Про нашу крестьянскую жись» вместо «Про нашу крестьянскую жисть»; ст. 544 «Их рок болтовней наградил» вместо «Их рок болтовней наделил»; ст. 588 «Когда я всю ночь напролет» вместо «Тогда я всю ночь напролет»; ст. 672 «Ненужных насмешек и слов» вместо «Не нужно насмешек и слов»; ст. 711 «Ночная июньская хмарь» вместо «Ночная июльская хмарь». Исправления внесены по двум автографам, авторизованной машинописи и двум вырезкам из Кр. нови с правкой автора; ст. 645 печатается: «Ну разве всего описать» по всем источникам.
Черновой автограф (РГАЛИ) — без заглавия (заглавие — «Радовцы. Повесть» — зачеркнуто) с датой: «1925 г. Батум», без посвящения. Композиционное деление внутри глав звездочками отсутствует. Строфическое деление — четверостишиями.
Состоит из трех разновременно выполненных частей. Листы 1–8, 15–18 записаны простым карандашом в блокноте с дарственной надписью «Т. Есенину от ‹подпись неразборчива›». Большая часть листов блокнота вырвана, оставшаяся была первоначально пронумерована автором карандашом подряд. Ст. 1-223, включая строку «Как старый знакомый и гость», выполнены на листах 1–8; ст. 369–498, начиная со слов «Но почему-то, не знаю» и кончая заключительной строкой III-й части «Поедем-ка, Прон, в кабак…», — на листах с первоначальной нумерацией 9-12, окончательной — 15–18.
После 8-го листа в блокнот вложено 6 нелинованных листов (формат 23,5 × 18,25), исписанных химическим карандашом, имеющих первоначальную пагинацию 7-12 и включающих текст второй половины II-й части и начало III-й со ст. 224 «Иду голубою дорожкой…» до ст. 368 «Найдемте другой язык…»
После 18-го (по первоначальной нумерации 12-го) листа в блокнот вложено еще 11 нелинованных листов формата 17,0 × 25,0 — части IV и V, начиная со слов «Все лето провел я в охоте», написанных химическим карандашом. Судя по палеографическим особенностям, в том числе пагинации страниц (части IV и V первоначально имели самостоятельную пагинацию, которая трижды, а в ряде случаев и четырежды менялась), а также характеру и объему правки, текст в блокноте и отдельные листы выполнены в разное время. С. А. Толстая-Есенина описала автограф, выполненный на отдельных листах и начинающийся словами «„Все лето провел я в охоте“ 17 лл.», как самостоятельный и пометила как «первый черновик» (см. в папке «Разночтения и варианты», ГЛМ). Другая запись С. А. Толстой-Есениной относится к автографу, находящемуся в блокноте: «„Анна Снегина“ „Село ‹значит› наше Радово“ ‹…› Блокнот. Середина оторвана (стр. 8 потом сразу 15 и до 18). Всего 12 лл. Карандаш с мн. правками, б/д, б/п. 5753/2».
Судя по содержанию и пагинации страниц различных частей чернового автографа, композиция поэмы в процессе работы существенно менялась. Можно предположить, что на одном из ранних этапов работы Есенин начал поэму с описания революционных событий в Петрограде (начало V-й части), затем отказался от этого зачина, решив связать основное действие с революционными событиями в деревне. Листы меньшего формата, вероятно, были заполнены поэтом позже. Второй вариант пагинации отдельных листов показывает, что на одном из этапов работы над рукописью поэмы эти листы входили в части, получившие обозначение IV и V, которые начинались со слов «Все время провел я в охоте…» Впоследствии в блокноте был записан недостающий текст, а отдельные листы вложены в определенное для них место.
Беловой автограф — с датой: «1925 январь Батум», с посвящением А. Воронскому (РГБ). Композиционное деление текста внутри глав при помощи звездочек и отточий проведено непоследовательно. Строфика — четверостишиями. Принадлежал И. В. Евдокимову. Написан летом 1925 г. в одну ночь по памяти (см. коммент. к 4-му т. Собр. ст. 1927 г., с. 412). Затем находился в коллекции В. Г. Данилевского, позднее поступившей в РГБ.
Машинописный список — с авторской правкой и датой: «1925-го Январь. Батум» (ИМЛИ). Протограф публикаций в Бак. раб. и Кр. нови.
Вырезка из Кр. нови — с пометами автора (РГАЛИ).
Вырезка из Кр. нови — с дарственной надписью автора «Милой Соне. С. Есенин. 1 июнь. 25 Москва» (собрание Ю. Л. Прокушева), с пометами автора.
Сохранился машинописный список стихотворения «Мой путь» под заглавием «Анна Снегина» (вписано рукой Есенина); заглавие «Мой путь» зачеркнуто (РГАЛИ). Имеется правка автора в тексте, а также вписана и зачеркнута строфа «Ведь это та, // Что в детстве я любил, // Та — // На которой я хотел жениться…» (см. наст. изд., т. 2, с. 246). Вероятно, возвращение к первоначальному заглавию стихотворения, напечатанному в Бак. раб. (1925, 24 апр., № 90), связано с решением Есенина дать это заглавие своей большой лиро-эпической поэме, где был развит тот же мотив (в черновом автографе, написанном в дек. — янв. 1925 г. в Батуме, поэма заглавия не имела, первоначальное заглавие — «Радовцы. Повесть» — зачеркнуто, см. выше, с. 643).
В перечне есенинских материалов, сделанном С. А. Толстой-Есениной, зафиксирована машинопись «ОГИЗ под названием “Село Радово“, отрывок» (местонахождение неизвестно).
Замысел поэмы «Анна Снегина» возник, вероятнее всего, после поездок в родное село Константиново, в конце мая — начале июня и в августе 1924 г. По словам А. К. Воронского, вернувшись в Москву в начале июня, Есенин некоторое время ходил притихший и как будто потерявший что-то в родимых краях: «Все новое и непохожее. Все очень странно» (Восп., 2, 73). Позже писатель Ю. Н. Либединский вспоминал о других впечатлениях, которыми делился с ним Есенин после поездки в Константиново в августе этого года:
«— Знаешь, я сейчас из деревни… ‹…› А все Ленин! Знал, какое слово надо сказать деревне, чтобы она сдвинулась. Что за сила в нем, а? ‹…›
И все, что он мне тут же рассказал о деревенских делах, потом, словно процеженное, превратилось в его знаменитых стихах о деревне и в „Анне Снегиной“ в чистое и ясное слово поэзии» (Восп., 2, 151).
Есенин начал работать над поэмой в конце 1924 г. на Кавказе. В процессе завершения «поэмы» «Цветы» (см. т. 4, с. 203–208, 428–429 наст. изд.) Есенин все больше внимания уделял «Анне Снегиной». 14 декабря 1924 г. поэт сообщил П. И. Чагину: «Теперь сижу в Батуме. Работаю и скоро пришлю Вам поэму, по-моему, лучше всего, что я написал». Журналист Л. И. Повицкий, у которого Есенин жил в небольшом уединенном домике, окруженном зеленью и фруктовым садом зимой 1924–1925 гг. в Батуме, вспоминал: «Я решил ввести в какое-нибудь нормальное русло дневное времяпровождение Есенина. Я ему предложил следующее: ежедневно при уходе моем на работу я его запираю на ключ в комнате. Он не может выйти из дома и к нему никто не может войти. В три часа дня я прихожу домой, отпираю комнату, и мы идем с ним обедать. После обеда он волен делать что угодно» (Восп., 2, 247). Есенин заметил о своем творческом подъеме в эти дни Г. А. Бениславской (письмо от 17 дек. 1924 г.): «Работается и пишется мне дьявольски хорошо. ‹…› Лёва ‹Повицкий› запирает меня на ключ и до 3 часов никого не пускает. Страшно мешают работать» и через три дня ей же: «Я слишком ушел в себя и ничего не знаю, что я написал вчера и что напишу завтра.
Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным, не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия. ‹…› Я скоро завалю Вас материалом. Так много и легко пишется в жизни очень редко».
Действительно, одна из крупнейших вещей Есенина была создана за очень короткий срок. Уже 20 января поэт просил Г. А. Бениславскую: «Скажите Вардину, может ли он купить у меня поэму 1000 строк. Лиро-эпическая. Очень хорошая». О завершении работы над «Анной Снегиной» Есенин сообщил также в письме к Н. К. Вержбицкому от 26 января: «Сейчас заканчиваю писать очень большую поэму. Приеду, почитаю». 9 февраля Есенин посылает Г. А. Бениславской телеграмму: «Скажите Вардину, поэму высылаю».
1 марта Есенин вернулся в Москву. «Из Баку, — вспоминал В. Ф. Наседкин, — он привез целый ворох новых произведений: поэму „Анна Снегина“, „Мой путь“, „Персидские мотивы“ и несколько других стихотворений.
„Анну Снегину“ набело он переписывал уже здесь, в Москве, целыми часами просиживая над ее окончательной отделкой. В такие часы он оставался один, и телефон выключался» (Восп., 2, 304). В начале марта Есенин сдал поэму А. К. Воронскому в Кр. новь (см. об этом письмо Н. К. Вержбицкого К. Л. Зелинскому от 29 янв. 1956 г. — Письма, 496), а затем послал текст поэмы П. И. Чагину и сообщил в письме: «“Анна Снегина“ через два месяца выйдет в 3 № „Красной нови“ ‹опубликовано в № 4›. Печатай скорей. Вещь для меня очень выигрышная, и через два-три месяца ты увидишь ее на рынке отдельной книгой». Отдельной книгой не выходила.
