Юлия Колесникова - Колыбельные для Волчицы
«Вне погасших рассветов…»
Вне погасших рассветов,
Всухую проигранных сетов
Остаешься заплаканным голосом на кассетах,
Лучами света в поблекших паучьих сетках,
Вне мобильных сетей…
А у нас бы могли быть неприлично красивые дети,
Но куда там… у голоса на кассете
Разговоры о лете,
У меня же портвейн на паркете,
След помады на вороте – вспомнить бы чей…
Приходи, испеки пирог (я люблю с корицей).
Мне без шепота этого хочется удавиться
Идиотским галстуком. Нам с тобой не ужиться,
И в честь этого я небрит и пьян.
Ты не станешь спасать, как не станешь спорить…
Снится мне: мы застыли у кромки моря,
Чайки, не умолкая, друг другу вторят,
Воздух свеж и прян…
«Нас с тобою видно за километр – мы с тобой альбиносы…»
Нас с тобою видно за километр – мы с тобой альбиносы:
В кружева одеты из нежности, здесь такое не носят…
Я любовь твою оберегом вплетаю в косы,
И она во мне прорастает и плодоносит.
Ты звучишь тихой песней, баюкает крыльев шелест.
Я жила – не жила, на встречу с тобой надеясь.
В нашей хижине у окна зацветает вереск,
Своевольно с календарем не сверясь.
Мы с тобой альбиносы – осколки небесной стаи.
Умирают иные, мы в ангелов вырастаем.
Собираем мгновения ягодами асаи
И в корзинку, смеясь, бросаем…
«Ну и как тебе с этой тишиной (не войной, не тьмой)…»
Ну и как тебе с этой тишиной (не войной, не тьмой),
Когда он уже десять лет как живет с другой,
Когда ты оградила от жизни себя тюрьмой,
По кирпичику складывая между собой и миром?
Каково это там, где плакалось, не дышать,
Жить с опаской кому-то да помешать,
И смотреть (не без зависти), как другие спешат
К новогодним столам в чисто убранные квартиры?
Каково это, выключить свет внутри,
И в бессонницах прячась, не видеть зари,
Замечать только мертвые фонари
С выбитыми глазами?
Каково это,
там, где плакалось,
не дышать?
«Я имею право внезапно в путь…»
Я имею право внезапно в путь
И имею право навечно «здесь».
Я с тобою слабее, и в этом суть,
Суть и только… не месть.
Вот поэтому я разрываю силки
И капканы твои обходить тороплюсь.
Мне остаться не то чтоб совсем не с руки —
Я с тобою боюсь…
И себя, и тебя, и теней на стене,
В ожидании окрика я как струна.
Рву живое. Свое оставляю себе —
Я тебе не нужна.
Я тебе не нужна… Облегченье! Не боль!
Я тебе не нужна! Оставляю себе
Свое право забытое встречи с собой,
Возвращенья к своей судьбе!
Мне по силам теперь самый трудный путь,
Я уже не сумею остаться здесь.
Я с тобой неживая, и в этом суть,
Суть и только… не месть!
«Год миновал. Мучителен. Тяжел…»
Год миновал. Мучителен. Тяжел.
Ты не звонил – себе остался верен.
Ты помнишь, каялся, что ночевать пришел?
А я жалела, что открыла двери…
Год миновал, как вышел за порог,
И Бог с тобой… Вот-вот уже аллеи
Заполонят влюбленные. Итог? —
Весна пришла! Я больше не болею.
И имя я твое, ни дать ни взять,
Без дрожи говорю. Да что там имя…
Но знаешь, все же я хочу сказать:
Вот так и с посторонними нельзя.
А мы… А мы ведь не были чужими?!
«Ставни скрипели, и дождь моросил…»
Ставни скрипели, и дождь моросил.
Ветер по крышам гулял.
Свет он в прихожей в ту ночь не гасил,
Словно бы все уже знал…
Я целовала (не глядя) в висок
И подбирала слова…
Шелковый мой теребил поясок —
«Там зеленее трава?..»
Больше меня ни о чем не спросил
И не просил ничего.
Ставни скрипели, и дождь моросил
Только уже без него…
«Наутро «Прости» смс-кой скинул…»
Наутро «Прости» смс-кой скинул.
Наутро в глаза посмотреть не мог.
Дрожащей рукой дробью выстрелил в спину.
А знаешь… Лучше бы пулей в лоб!
«Отчаянно хочется, нет, не выпить – напиться!»
Отчаянно хочется, нет, не выпить – напиться!
И выкричать, выхаркать все, отчего не спится.
А я ведь тебе говорила – мы разные птицы —
Не будет у нас одного на двоих гнезда…
Ты рвался ко мне сквозь прокуренный выцветший город
В морозы за тридцать и в зной (даже если под сорок).
И только когда поменял на ладонях узоры,
Вдруг вспомнил, что там у тебя своя борозда:
Что там и очаг, и обед… И обет до гроба!
Что мы торопились/что мы опоздали оба!
А знаешь… писать это смысла-то нет особого…
И вот что, ты тоже, пожалуй, уже сюда не пиши!
«Ты отпечатался у меня на сетчатке ожогом…»
Ты отпечатался у меня на сетчатке ожогом.
По телу прошел разрядом… болевым шоком.
Запястья сжимал крепко. Маневры. Штопор.
Ступор…
Еще что там?
Сердце вдруг перестало умещаться в грудной клетке.
Тело, как глина, податливо. Простыни утром – слепки
С ночи горячей и душной. Глухи и слепы,
Мы возвратимся утром в квартиры-склепы.
Вовремя ведь сбежали – не увязли по локоть!
Я буду выть в подушку и тушь, как копоть,
Мазать по скулам. Нервно в ладоши хлопать,
Ритм отбивая музыки, все же не попадая в такт…
«И я становлюсь вдруг злая и «не своя…»
И я становлюсь вдруг злая и «не своя»…
И не способна на разные чудеса.
Маяк, ужаснувшийся тьме, – разве это маяк?
А если родные, то разные полюса
Не слишком ли, чтобы, двигаясь, не мешать,
И чтоб ненароком вмиг не разбить мечту?
Мой метод дыхания – попросту не дышать —
Ты сам задушил во мне живущую, ту,
Которая хоть с обрыва, когда не с ней…
Ты кто в своей чертовой сказке – Акела? Каа?
Не можешь быть рядом, тогда приходи и…
И тут ты звонишь, и в трубке твое: «Ты как?..»
«И он позвонит и протянет: «Я без тебя устал!…»
И он позвонит и протянет: «Я без тебя устал!»
«Сдаюсь», мол, «повержен, а думал, что нервы – сталь…
Сейчас я приеду, останусь здесь лет до ста!» —
Бросай скорей трубку – спасайся, пока не поздно!
Он станет тебя уверять, что полгода не спал,
Что понял и осознал, другим человеком стал,
А ты… Ты такая, что только на пьедестал,
И как он теперь для тебя достанет все звезды!
И «ласковую такую (полсвета хоть обойду)
Я больше нигде/никогда/ни за что не найду»,
Что «ты мне – на счастье, а я тебе был на беду,
Но теперь все в прошлом!»
И ты вдруг уставишься в точку на потолке,
Пытаясь понять, как он стал для тебя никем,
И что ты была с ним, как будто бы манекен,
И как это было пошло…
И как-то отпустит сразу – порвется нить,
В мгновенье расхочется в чем-то его винить.
И ты, конечно, не станешь уже ему говорить,
Зачем вас свел Бог и что выбрала имя дочке.
«До хрипоты, до немоты…»
До хрипоты, до немоты
Сжимает горло.
Куда ни глянь – повсюду ты:
В пейзажах горных,
Во взгляде на лесной ручей,
В лесных лощинах,
И тысячами мелочей —
В других мужчинах.
Я выпрямляюсь в полный рост
И даже выше…
Разрыва смысл предельно прост —
Хотелось выжить.
И пусть сейчас до немоты
Сжимает горло —
Мой выбор, что б ни думал ты,
Остался твердым!
«Раз не пишется – не пиши…»
Раз не пишется – не пиши,
Плети обереги, оборачивайся волчицей,
А оно придет, оно обязательно постучится —
Вот тогда будет вовремя. Бросай все, навстречу спеши.
Разводи костры. Закрывай глаза, не выпускай перо.
Всем телом впитывай, запоминай, выливай на бумагу, празднуй.
Был до этого день, а может, месяц, хмельной и праздный,
А теперь все давно, далеко, неважно. Его ребро…
Разве ты только это? Под звуки шаманских бубнов
Вспоминай, как кружились звезды пчелиным роем,
Как планеты дотанцевали и встали строем.
Вспоминай и рассказывай голосами оживших духов.