Вячеслав Иванов - Свет вечерний
Двоих путеводили пришлецов
На кладбище обители приречной,—
Но вечер тот в душе запечатлен.
Плыл, паруса развив, ковчегом новым
Храм облачный над спящим Соловьевым;
А за скитом, в ограде внешних стен,
Как вознесенный жертвенник, молила
О мире в небе Скрябина могила.
ПАРИЖ
Е.С. Кругликовой
Fluctuat nec mergitur[6]
Надпись на гербе Парижа.Обуреваемый Париж! Сколь ты священ,
Тот видит в облаке, чей дух благоговеет
Пред жертвенниками, на коих пламенеет
И плавится Адам в горниле перемен.
То, как иворий, бел, — то черен, как эбен, —
Над купиной твоей гигантский призрак реет.
Он числит, борется, святыни, чары деет…
Людовик, Юлиан, Картезий, Сен-Жермен —
О, сколько вечных лиц в одном лице блистает
Мгновенной молнией! — Моле, Паскаль, Бальзак…
И вдруг Химерою всклубится смольный мрак,
И демон мыслящий звездой затменной тает:
Крутится буйственней, чем вавилонский столп,
Безумный легион, как дым, безликих толп.
2Кто б ни был ты в миру — пугливый ли отшельник,
Ревнивец тайных дум, спесивый ли чудак,
Алхимик, некромант или иной маньяк,
Пророк осмеянный, непризнанный свирельник,—
Перед прыжком с моста в толпе ль снуешь,
бездельник,
Бежишь ли, нелюдим, на царственный чердак,—
Мелькнет невдалеке и даст собрату знак
Такой же, как и ты, Лютеции насельник.
Всечеловеческий Париж! В тебе я сам
Таил свою любовь, таил свои созданья,
Но знал консьерж мой час стыдливого свиданья;
В мансарде взор стремил сосед мой к небесам;
Двойник мой в сумерках капеллы, мне заветной,
Молился пред моей Мадонной неприметной.
ЯЗЫК
Родная речь певцу земля родная:
В ней предков неразменный клад лежит,
И нашептом дубравным ворожит
Внушенных небом песен мать земная.
Как было древле,— глубь заповедная
Зачатий ждет, и дух над ней кружит…
И сила недр, полна, в лозе бежит,
Словесных гроздий сладость наливная.
Прославленная, светится, звеня
С отгулом сфер, звучащих издалеча,
Стихия светом умного огня.
И вещий гимн, их свадебная встреча,
Как угль, в алмаз замкнувший солнце дня,—
Творенья духоносного предтеча.
ЗИМНИЕ СОНЕТЫ
1 «Скрипят полозья. Светел мертвый снег…»
Скрипят полозья. Светел мертвый снег.
Волшебно лес торжественный заснежен.
Лебяжьим пухом свод небес омрежен.
Быстрей оленя туч подлунных бег.
Чу, колокол поет про дальний брег…
А сон полей безвестен и безбрежен…
Неслежен путь, и жребий неизбежен,
Святая ночь, где мне сулишь ночлег?
И вижу я, как в зеркале гадальном,
Мою семью в убежище недальном,
В медвяном свете праздничных огней.
И сердце, тайной близостью томимо,
Ждет искорки средь бора. Но саней
Прямой полет стремится мимо, мимо.
2 «Незримый вождь глухих моих дорог…»
Незримый вождь глухих моих дорог,
Я подолгу тобою испытуем
В чистилищах глубоких, чей порог
Мы жребием распутья именуем.
И гордости гасимой вот итог:
В узилищах с немилым я связуем,
Пока к тому, кого любить не мог,
Не подойду с прощеным поцелуем.
Так я бежал суровыя зимы:
Полуденных лобзаний сладострастник,
Я праздновал с Природой вечный праздник.
Но кладбище сугробов, облак тьмы
И реквием метели ледовитой
Со мной сроднил наставник мой сердитый.
3 «Зима души. Косым издалека…»
Зима души. Косым издалека
Ее лучом живое солнце греет,
Она ж в немых сугробах цепенеет,
И ей поет метелицей тоска.
Охапку дров свалив у камелька,
Вари пшено, и час тебе довлеет;
Потом усни, как все дремой коснеет…
Ах, вечности могила глубока!
Оледенел ключ влаги животворной,
Застыл родник текучего огня,
О, не ищи под саваном меня!
Свой гроб влачит двойник мой, раб покорный,
Я ж истинный, плотскому изменя,
Творю вдали свой храм нерукотворный,
4 «Преполовилась темная зима…»
Преполовилась темная зима.
Солнцеворот, что женщины раденьем
На высотах встречали, долгим бденьем
Я праздную. Бежит очей дрема.
В лес лавровый холодная тюрьма
Преобразилась Музы нисхожденьем;
Он зыблется меж явью и виденьем,
И в нем стоит небесная сама.
«Неверный!— слышу амброзийный шепот.—
Слагался ль в песнь твой малодушный ропот?
Ты остовом ветвистым шелестел
С останками листвы сухой и бурой,
Как дуб под снегом; ветр в кустах свистел;
А я в звездах звала твой взгляд понурый».
5 «Рыскучий волхв, вор лютый, серый волк…»
Рыскучий волхв, вор лютый, серый волк,
Тебе во славу стих слагаю зимний!
Голодный слышу вой. Гостеприимней
Ко мне земля, людской добрее долг.
Ты ж ненавидим. Знает рабий долг
Хозяйский пес. Волшебней и взаимней,
Дельфийский зверь, пророкам полигимний
Ты свой, доколь их голос не умолк.
Близ мест, где челн души с безвестных взморий
Причалил и судьбам я вверен был,
Стоит на страже волчий вождь, Егорий.
Протяжно там твой полк, шаманя, выл;
И с детства мне понятен зов унылый
Бездомного огня в степи застылой.
6 «Ночь новолунья, А мороз, лютей…»
Ночь новолунья, А мороз, лютей
Медведицы, певцу надежд ответил,
Что стуж ущерб он с Музой рано встретил,
Беспечных легковернее детей.
Не сиротеет вера без вестей;
Немолчным дух обетованьем светел.
И в час ночной, чу, возглашает петел
Весну, всех весен краше и святей.
Звук оный трубный, тот, что отворяет
Последние затворы зимних врат,
Твой хриплый гимн, вождь утра, предваряет.
И, полночь пережившее утрат,
Биеньем тайным сердце ускоряет
Любимых на лицо земли возврат.
7 «Как месячно и бело на дорогах…»
Как месячно и бело на дорогах,
Что смертной тенью мерит мой двойник,
Меж тем как сам я, тайный ученик,
Дивясь, брожу в Изидиных чертогах.
И мнится, здешний, я лежу на дрогах,
Уставя к небу мертвый, острый лик;
И черных коней водит проводник
Пустынных гор в оснеженных отрогах.
И, движась рядом, поезд теневой
По белизне проходит снеговой;
Не вычерчен из мрака лишь вожатый,
Как будто, сквозь него струясь, луна
Лучи слила с зарею розоватой
И правит путь Пресветлая Жена.
8 «Худую кровлю треплет ветр, и гулок…»
Худую кровлю треплет ветр, и гулок
Железа лязг и стон из полутьмы.
Пустырь окрест под пеленой зимы,
И кладбище сугробов — переулок.
Час неурочный полночь для прогулок
По городу, где, мнится, дух чумы
Прошел, и жизнь пустой своей тюрьмы
В потайный схоронилась закоулок.
До хижины я ноги доволок,
Сквозь утлые чьи стены дует вьюга,
Но где укрыт от стужи уголок.
Тепло в черте магического круга;
На очаге клокочет котелок,
И светит Агни, как улыбка друга.
9 «Твое именованье — Сиротство…»
Твое именованье — Сиротство,
Зима, Зима! Твой скорбный строй — унылость.
Удел — богов глухонемых немилость.
Твой лик — с устами сжатыми вдовство.
Там, в вышних ночи, славы торжество,
Превыспренних бесплотных легкокрылость.
Безвестье тут, беспамятство, застылость,
А в недрах — Солнца, Солнца рождество!
Меж пальцев алавастровых лампада
Психеи зябкой теплится едва.
Алмазами играет синева.
Грозя, висит хрустальная громада.
Под кров спасайся, где трещат дрова,
Жизнь темная, от звездных копий клада!
10 «Бездомных, Боже, приюти! Нора…»
Бездомных, Боже, приюти! Нора
Потребна земнородным и берлога
Глубокая. В тепло глухого лога
И зверя гонит зимняя пора.
Не гордых сил привольная игра —
За огонек востепленный тревога
В себе и в милом ближнем — столь убога
Жизнь и любовь. Но все душа бодра,
