Коллектив авторов - У камина. Выпуск 3
И всё же…
– Ох, эта темнота, хоть глаз выколи, – выдохнул он. – Глаз? Глаза…
Глазищи!!! Под чёрной чёлкой ниже бровей. С ними он встретился сегодня утром, взглянув на проходящую мимо девушку…Глаза ответили ему улыбкой, хотя лицо осталось безмятежным. Сказать «красавица» – сильно преувеличишь, но что-то притягивало к ней больше, чем красота. Быстрым шагом она шла к остановке троллейбуса. Серая курточка прятала тяжёлые тёмные волосы. Роскошные волосы, которые не сумел растрепать даже ветер… Она торопилась, из-под руки выскользнула книга – Сергей, разумеется, её поднял… Он молил бога, чтобы она что-нибудь сказала. Голос – вот главная фишка её сути. Подавая книгу, вслух прочёл:
– «Хижина. Разговор с богом»…Странноватое название. Не так ли?
– Пожалуй, – грудным глуховатым голосом спокойно ответила она.
– Вы верите в бога?
– Затрудняюсь однозначно ответить, но книга удивительная. Читая, не задаешь вопросы, получаешь ответы, не спрашивая, – почти шепотом проговорила она.
«Какая-то тайна в ней, недосказанность, даже в голосе», – удивился Сергей.
– Я читал эту книгу, знаю. А вторую, с тем же названием, но с другим подзаголовком, вы читали?
– Пока не осилила, – усмехнулась она. У нее задрожал подбородок от попытки подавить улыбку.
И столько женского начала было в ней! Такая сила незаурядной личности сквозила в каждом её движении, в слове, взгляде, что Сергей задохнулся. А глазищи всё понимали в нём, притягивали к себе, требовали, не отпускали…
Показался троллейбус.
– Всего хорошего, – промолвил Сергей, – жаль, что так мало удалось поговорить…о книгах.
– А вы позвоните, – крикнула она с подножки троллейбуса, – у меня простой номер телефона: пять восьмерок и после каждой – число по убывающей.
День прошёл в трудах праведных. Сергей ни разу даже не вспомнил об этой встрече. Да и такое ли важное событие приключилось? И только сейчас, ночью, всплыли в памяти её глаза и дрожащий подбородок, гасящий улыбку.
– Ой, до улыбок ли мне сейчас, – едва поспевая за Греем, прошипел Сергей, сразу как-то сникнув.
Вдруг поводок ослабел, пес остановился, замер. Сергею послышались едва уловимые живые звуки.
Грей словно на цыпочках заскользил куда-то вправо и остановился у невысоких кустиков, еле заметных в темноте. Неожиданный пучок света из вспыхнувшего окна прорезал ночь, дождь, мглу, осветил кустики. Тут же раздалось теньканье какой-то пичуги, перешедшее почти в соловьиную трель. Это ночью-то, почти зимой?!
– Что это? Наваждение? Сказка? Розыгрыш? Случайность? И кто же там, за окном? – Сергей не мог ни шевельнуться, ни издать звука. Застыл, как изваяние, а рядок окаменел Грей… Летели мгновения, минуты…
Рулады неведомой певуньи наполняли сердце Сергея сладкой истомой. Единственное в доме горящее окно в этот час неудержимо привлекало к себе, словно указывало направление, давало выход, раскрывая какую-то тайну. Сергей уже не сомневался, что там, за окном, в своей «хижине», ОНА – и ему до боли сердечной захотелось оказаться там, в её «хижине», смотреть в её черные, как ночь, глаза, поцелуем снять с дрожащего подбородка улыбку и испить этот поцелуй, как бокал изысканного вина.
Быть с НЕЙ, в НЕЙ – всё остальное уже не именно никакого значения… Грей переступил с лапы на лапу, напомнив о себе, – Сергей не отреагировал. Он весь был уже там…
– Что же я так, без звонка-то? Как это – пять восьмерок, после каждой – цифры по убывающей….
Судорожно выхватив из кармана мобильник, Сергей набрал первую цифру – окно погасло… птаха замолкла…
Ночь, темень, хоть глаз выколи… Сильный рывок Грея вывел его из оцепенения. До дома было рукой подать.
Крупный дождь со снегом обжёг его щёку…
О чём пела скрипка…
Выткался звёздный ковёр
над Землею,
Царствует ночь над безмолвьем
степей…
Чуткое ухо уловит
порою
Приторно-сладкое ржанье
коней…
Где-то вдали тихо охнула
скрипка,
Лязгнул по струнам смычок
не спеша,
Будто по нервам… В дрожании
зыбком
В скрипке рыдала
чья-то душа…
Только никак в скрипку душу
не спрячешь:
В жёстких тисках пребывать
нелегко!
Где же тот конь, на котором
ускачешь
В вольную степь от себя
самого?!
– Волюшки нет… Околдован,
привязан…
Дара – владыка, а он —
её раб? —
Дрогнула скрипка,
почувствовав сразу —
Струны запели
как-то не так….
Вспомнилось, как целовал
её губы,
Жадно срывая набухший
бутон.
Любы глаза её…
локоны любы…
Даже манящих монист
перезвон.
Бился смычок, как в заветную
дверцу,
Звуками страсти дорогу
мостил —
Рвалась душа в оживлённое
скерцо,
Арчо рыдал, сомневался,
любил!
Выткался звёздный ковёр
над Землёю…
Сильно и мощно,
уже не таясь,
(Только диезами, к чёрту
бемоли!)
Славила скрипка женскую
власть —
Власть над гордыней, что
что ей покорялась,
Силой страстей —
почему бы и нет!
Скрипка стонала, ликуя,
смеялась,
Ночь, завороженная,
расступалась —
В небе проклюнулся
гордый рассвет…
Виктор Коровкин
По образованию геофизик. Объездил почти всю страну с полевыми изысканиями. Стихи начал писать в экспедициях, но многое не сохранилось. Писать прозу стал для того, чтобы поделиться воспоминаниями. Так появился цикл «Байки геофизика».
Печатался в коллективных сборниках «Мирного неба над головой», «Загляните в мамины глаза», «Признание», «Стихи о любви», «Время», «В ожидании чудес».
Из раннего
(Когда душа была открыта навстречу чувствам. И обида её терзала не для вида)
Женщина – доступна…
Что за диво?
Мы видали ещё не такое.
Женщина – словно пиво!
Или пойло другое…
Женщина
С печальными глазами.
Женщина
С глазами вечно лгущими.
Ну! Иди! Отдайся!
Вон стоят они…
Толпами любви дешёвой
Ждущие.
С кем свидания жду?
С кем?
Почему волнуюсь?
Почему?
Ведь расстались, наконец,
Совсем.
Глухо дело…
Понимаешь? Ну!
Ну скажи хоть слово
В оправдание.
Ржавым
Мою рану
Расстрави…
И иди.
В кровати ль,
На диване,
На диване,
Там где хочешь,
И с кем хочешь
Спи!
На работе хорошо!
Только холодно…
Без работы хорошо!
Только голодно…
Хорошо жить одному.
Даже мудро.
Только плохо одному
Встречать утро!
На диване,
Там, где хочешь, и с кем хочешь
И с кем хочешь
Спи.
О жизни
Смысл жизни – вечная тема.
С детства занимает вопрос —
Кто мы? Зачем мы? Где мы?
Для чего родился и рос?
И когда я впервые понял,
Что умрём мы. И мама тоже.
Я подумал – вот это номер!
Для чего жизнь нам дал, Боже?
Показалось, что дал мало.
Если дал, то зачем берёшь?
И сквозь слёзы спрашивал маму —
Ты, мамуля, тоже умрёшь?
Ох, сынок! Будешь жить долго.
Дети будут, дождёшься внуков.
Главное, чтоб жизнь прошла толком.
Зря, что ли, родила тебя в муках?
Ничего не поняв, я проплакал полдня.
Моя мама пошла стирать…
Я же игрушки с пола поднял
И побежал играть…
Всё, что казалось в жизни значительным,
Стало уже «всё равно».
Распорядиться бы жизнью рачительней!
Но, видно, не всем дано.
И становится грустно просто
Смотреть, как смеются дети.
Мучиться одним вопросом —
Может, жизни смысл поймут эти?..
Хотя и они проживут, сомневаясь.
Нет на свете загадочней тем.
И всё тем же вопросом маясь,
Они тоже спросят —
Зачем?
На Рождество
Иные веруют, что быль.
Другие говорят, что небыль…
Но все мы превратимся в пыль.
Лишь ОН один вознёсся в небо!
Кровавый след из-под венца,
Исхлёстана спина кнутом.
Страдает ОН за подлеца,
Грешившего всю жизнь потом.
Ты пакостил что было сил,
Ругался матом, жил, греша,
Но знай, что ОН тебя простил!
На том кресте, едва дыша.
И хоть прошло немало лет,
Он с нами ночью, с нами днём.
Всегда даст добрый нам совет.
Вы, люди, помните о НЁМ!
Байки геофизика Рыночные отношения
Вот сейчас говорят, что в советское время была плановая экономика. Никаких рыночных отношений. Но я думаю, что это не так. Народ даже в то время, даже в самых глухих местах враз схватывал азы этих отношений, да так, что – мама не горюй…
Работали мы в глухомани Архангельской области, а база была в деревне Змеёво. Или название говорящее, или не на ту напал, но в этом Змеёво был дан мне наглядный пример «рыночных» отношений.
А дело в том, что работал я начальником геологической партии. Финансовые отчёты, подотчётные деньги – всё это было на мне, но сложность вся в том, что за них нужно было отчитываться в бухгалтерии. А как отчитаешься, если у тебя сломалась, например, машина. Запчастей в магазине нет, не Питер, а у Петровича за пузырь – за милую душу! Но пузырь же в ведомость не впишешь. А свои отдавать – дураков нет… И практиковались тогда «мёртвые души».
