KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Песни.1971–1980

Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Песни.1971–1980

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Владимир Высоцкий, "Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Песни.1971–1980" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Евпаторийскому десанту

За нашей спиною
остались
паденья,
закаты, —
Ну хоть бы ничтожный,
ну хоть бы
невидимый
взлет!
Мне хочется
верить, что черные
наши
бушлаты
Дадут мне возможность
сегодня
увидеть
восход.
Сегодня на людях
сказали:
«Умрите
геройски!»;
Попробуем, ладно,
увидим,
какой
оборот…
Я только подумал,
чужие
куря
папироски:
Тут – кто как умеет,
мне важно —
увидеть
восход.

Особая рота —
особый
почет
для сапера.
Не прыгайте с финкой
на спину мою
из ветвей, —
Напрасно стараться —
я и
с перерезанным
горлом
Сегодня увижу
восход
до развязки
своей!

Прошли по тылам мы,
держась,
чтоб не резать
их – сонных, —
И вдруг я заметил,
когда прокусили
проход:
Еще несмышленый,
зеленый,
но чуткий
подсолнух
Уже повернулся верхушкой
своей
на восход.

За нашей спиною
в шесть тридцать
остались —
я знаю —
Не только паденья,
закаты,
но – взлет
и восход.

Два провода голых,
зубами
скрипя,
зачищаю.
Восхода не видел,
но понял:
вот-вот
и взойдет!

Уходит обратно
на нас
поредевшая
рота.
Что было – не важно,
а важен
лишь взорванный
форт.
Мне хочется верить,
что грубая
наша
работа
Вам дарит возможность
беспошлинно
видеть
восход!

1972ТЮМЕНСКАЯ НЕФТЬ

Один чудак из партии геологов
Сказал мне, вылив грязь из сапога:
«Послал же бог на головы нам олухов!
Откуда нефть – когда кругом тайга?

И деньги вам отпущены – на тыщи те
Построить детский сад на берегу:
Вы ничего в Тюмени не отыщете —
В болото вы вгоняете деньгу!»

И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, всё боле-менее!..
Мне отвечают, что у них такое мнение,
Что меньше «более» у нас, а больше «менее».

А мой рюкзак
Пустой на треть.
«А с нефтью как?»
«Да будет нефть!»

Давно прошли открытий эпидемии,
И с лихорадкой поисков – борьба, —
И дали заключенье в Академии:
В Тюмени с нефтью полная труба!

Нет бога нефти здесь – перекочую я:
Раз бога нет – не будет короля!..
Но только вот нутром и носом чую я,
Что подо мной не мертвая земля!

И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, всё боле-менее!..
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше «более» у нас, а большее «менее».

Пустой рюкзак —
Исчезла снедь…
«А с нефтью как?»
«Да будет нефть!»

И нефть пошла! Мы, по болотам рыская,
Не на пол-литра выиграли спор —
Тюмень, Сибирь, земля ханты-мансийская
Сквозила нефтью из открытых пор.

Моряк, с которым столько переругано, —
Не помню уж, с какого корабля, —
Все перепутал и кричал испуганно:
«Земля! Глядите, братики, – земля!»

И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, всё боле-менее,
Что – прочь сомнение, что – есть месторождение,
Что – больше «более» у нас и меньше «менее»…

Так я узнал —
Бог нефти есть, —
И он сказал:
«Бурите здесь!»

И бил фонтан, и рассыпался искрами,
При свете их я бога увидал:
По пояс голый, он с двумя канистрами
Холодный душ из нефти принимал.

И ожила земля, и помню ночью я
На той земле танцующих людей…
Я счастлив, что, превысив полномочия,
Мы взяли риск – и вскрыли вены ей!

1972ТОВАРИЩИ УЧЕНЫЕ

Товарищи ученые, доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях,
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.

Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню, —
Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню!

Автобусом до Сходни доезжаем,
А там – рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем, —
Когда с сольцой ее намять.

Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм, —
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это – бандитизм!

Товарищи ученые, кончайте поножовщину,
Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид:
Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, —
А гамма-излучение денек повременит.

Полуторкой к Тамбову подъезжаем,
А там – рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем, —
Когда с сольцой ее намять.

К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми —
Мы славно тут разместимся, и скажете потом,
Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами,
Мы славно поработали и славно отдохнем!

Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слез!
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, —
Земле – ей всё едино: апатиты и навоз.

Так приезжайте, милые, – рядами и колоннами!
Хотя вы все там химики и нет на вас креста,
Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, —
А тут места отличные – воздушные места!

Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые:
Коль что у вас не ладится, – ну, там, не тот аффект, —
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денечек покумекаем – и выправим дефект!

1972МЫ ВРАЩАЕМ ЗЕМЛЮ

От границы мы Землю вертели назад —
Было дело сначала, —
Но обратно ее закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.

Наконец-то нам дали приказ наступать,
Отбирать наши пяди и крохи, —
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке.

Мы не меряем Землю шагами,
Понапрасну цветы теребя, —
Мы толкаем ее сапогами —
От себя, от себя!

И от ветра с востока пригнулись стога,
Жмется к скалам отара.
Ось земную мы сдвинули без рычага,
Изменив направленье удара.

Не пугайтесь, когда не на месте закат, —
Судный день – это сказки для старших, —
Просто Землю вращают куда захотят
Наши сменные роты на марше.

Мы ползем, бугорки обнимаем,
Кочки тискаем – зло, не любя,
И коленями Землю толкаем —
От себя, от себя!

Здесь никто б не нашел, даже если б хотел,
Руки кверху поднявших.
Всем живым ощутимая польза от тел:
Как прикрытье используем павших.

Этот глупый свинец всех ли сразу найдет,
Где настигнет – в упор или с тыла?
Кто-то там впереди навалился на дот —
И Земля на мгновенье застыла.

Я ступни свои сзади оставил,
Мимоходом по мертвым скорбя, —
Шар земной я вращаю локтями —
От себя, от себя!

Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон,
Принял пулю на вдохе, —
Но на запад, на запад ползет батальон,
Чтобы солнце взошло на востоке.

Животом – по грязи, дышим смрадом болот,
Но глаза закрываем на запах.
Нынче по небу солнце нормально идет,
Потому что мы рвемся на запад.

Руки, ноги – на месте ли, нет ли, —
Как на свадьбе росу пригубя,
Землю тянем зубами за стебли —
На себя! От себя!

1972* * *

Когда я спотыкаюсь на стихах,
Когда ни до размеров, ни до рифм, —
Тогда друзьям пою о моряках,
До белых пальцев стискивая гриф.

Всем делам моим на суше вопреки
И назло моим заботам на земле
Вы возьмите меня в море, моряки, —
Я все вахты отстою на корабле!

Любая тварь по морю знай плывет,
Под винт попасть не каждый норовит, —
А здесь, на суше, встречный пешеход
Наступит, оттолкнет – и убежит.

Так всем делам моим на суше вопреки,
Так назло моим заботам на земле
Вы возьмите меня в море, моряки, —
Я все вахты отстою на корабле!

Известно вам – мир не на трех китах,
А нам известно – он не на троих.
Вам вольничать нельзя в чужих портах —
А я забыл, как вольничать в своих.

Так всем делам моим на суше вопреки,
Так назло моим заботам на земле
Вы за мной пришлите шлюпку, моряки,
Поднесите рюмку водки на весле!

1972ЗАПОВЕДНИК

Бегают по лесу стаи зверей —
Не за добычей, не на водопой:
Денно и нощно они егерей
Ищут веселой толпой.

Звери, забыв вековечные страхи,
С твердою верой, что всё по плечу,
Шкуры рванув на груди как рубахи,
Падают навзничь – бери не хочу!

Сколько их в кущах,
Сколько их в чащах —
Ревом ревущих,
Рыком рычащих,
Сколько бегущих,
Сколько лежащих —
В дебрях и кущах,
В рощах и чащах!

Рыбы пошли косяком против волн —
Черпай руками, иди по ним вброд!
Столько желающих прямо на стол,
Сразу на блюдо – и в рот!

Рыба не мясо – она хладнокровней —
В сеть норовит, на крючок, в невода:
Рыбы погреться хотят на жаровне, —
Море по жабры, вода не вода!

Сколько их в кущах,
Сколько их в чащах —
Скопом плывущих,
Кишмя кишащих,
Друг друга жрущих,
Хищных и тощих —
В дебрях и кущах,
В чащах и рощах!

Птица на дробь устремляет полет —
Птица на выдумки стала хитра:
Чтобы им яблоки всунуть в живот.
Гуси не ели с утра.

Сильная птица сама на охоте
Слабым собратьям кричит: «Сторонись!» —
Жизнь прекращает в зените, на взлете,
Даже без выстрела падая вниз.

Сколько их в кущах,
Сколько их в чащах —
Выстрела ждущих,
В силки летящих,
Сколько плывущих,
Сколько парящих —
В дебрях и кущах,
В рощах и чащах!

Шубы не хочет пушнина носить —
Так и стремится в капкан и в загон, —
Чтобы людей приодеть, утеплить,
Рвется из кожи вон.

В ваши силки – призадумайтесь, люди! —
Прут добровольно в отменных мехах
Тысячи сот в иностранной валюте,
Тысячи тысячей в наших деньгах.

В рощах и чащах,
В дебрях и кущах
Сколько рычащих,
Сколько ревущих,
Сколько пасущихся,
Сколько кишащих,
Мечущих, рвущихся,
Живородящих,
Серых, обычных,
В перьях нарядных,
Сколько их, хищных
И травоядных,
Шерстью линяющих,
Шкуру меняющих,
Блеющих, лающих,
Млекопитающих,
Сколько летящих,
Бегущих, ползущих,
Сколько непьющих
В рощах и кущах
И некурящих
В дебрях и чащах,
И пресмыкающихся,
И парящих,
И подчиненных,
И руководящих,
Вещих и вящих,
Рвущих и врущих —
В рощах и кущах,
В дебрях и чащах!

Шкуры – не порчены, рыба – живьем,
Мясо – без дроби – зубов не сломать, —
Ловко, продуманно, просто, с умом,
Мирно – зачем же стрелять!

Каждому егерю – белый передник!
В руки – таблички: «Не бей!», «Не губи!»
Все это вместе зовут – заповедник, —
Заповедь только одна: не убий!
Но сколько в рощах,
Дебрях и кущах —
И сторожащих,
И стерегущих,
И загоняющих,
В меру азартных,
Плохо стреляющих
И предынфарктных,
Травящих, лающих,
Конных и пеших,
И отдыхающих
С внешностью леших,
Сколько их, знающих
И искушенных,
Не попадающих
В цель, разозленных,
Сколько дрожащих,
Портящих шкуры,
Сколько ловящих
На самодуры,
Сколько их, язвенных,
Сколько всеядных,
Сетью повязанных
И кровожадных,
Полных и тучных,
Тощих, ледащих —
В дебрях и кущах,
В рощах и чащах!

1972I. ПЕСНЯ АВТОЗАВИСТНИКА

Произошел необъяснимый катаклизм:
Я шел домой по тихой улице своей —
Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм,
Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»!

Я по подземным переходам не пойду:
Визг тормозов мне – как романс о трех рублях, —
За то ль я гиб и мёр в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне – заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!

Но ничего, я к старой тактике пришел:
Ушел в подполье – пусть ругают за прогул!
Сегодня ночью я три шины пропорол, —
Так полегчало – без снотворного уснул!

Дверь проломить – купил отбойный молоток,
Электродрель, – попробуй крышу пропили!
Не дам порочить наш совейский городок,
Где пиво варят золотое «Жигули»!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне – заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!

Мне за грехи мои не будет ничего:
Я в психбольнице все права завоевал.
И я б их к стенке ставил через одного
И направлял на них груженый самосвал!

Но вскоре я машину сделаю свою —
Все части есть, – а от владения уволь:
Отполирую – и с разгону разобью
Ее под окнами отеля «Метрополь».

Нет, чтой-то ёкнуло – ведь части-то свои! —
Недосыпал, недоедал, пил только чай…
Всё, – еду, еду регистрировать в ГАИ!..
Ах, черт! – «москвич» меня забрызгал, негодяй!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне – заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «москвичах»!

II. ПЕСНЯ АВТОМОБИЛИСТА

Отбросив прочь свой деревянный посох,
Упав на снег и полежав ничком,
Я встал – и сел в «погибель на колесах»,
Презрев передвижение пешком.

Я не предполагал играть с судьбою,
Не собирался спирт в огонь подлить, —
Я просто этой быстрою ездою
Намеревался жизнь себе продлить.

Подошвами своих спортивных чешек
Топтал я прежде тропы и полы —
И был неуязвим я для насмешек,
И был недосягаем для хулы.

Но я в другие перешел разряды —
Меня не примут в общую кадриль,
Я еду, я ловлю косые взгляды
И на меня, и на автомобиль.

Прервав общенье и рукопожатья,
Отворотилась прочь моя среда, —
Но кончилось глухое неприятье —
И началась открытая вражда.

Я в мир вкатился, чуждый нам по духу,
Все правила движения поправ, —
Орудовцы мне робко жали руку,
Вручая две квитанции на штраф.

Я во вражду включился постепенно,
Я утром зрел плоды ночных атак:
Морским узлом завязана антенна…
То был намек: с тобою будет так!

Прокравшись огородами, полями,
Вонзали шило в шины, как кинжал, —
Я ж отбивался целый день рублями —
И не сдавался, и в боях мужал.

Безлунными ночами я нередко
Противника в засаде поджидал, —
Но у него поставлена разведка —
И он в засаду мне не попадал.

И вот – как «языка» – бесшумно сняли
Передний мост и унесли во тьму.
Передний мост!.. Казалось бы – детали, —
Но без него и задний ни к чему.

Я доставал мосты, рули, колеса, —
Не за глаза красивые – за мзду.
Но понял я: не одолеть колосса, —
Назад – пока машина на ходу!

Назад, к моим нетленным пешеходам!
Пусти назад, о отворись, сезам!
Назад в метро, к подземным переходам!
Разгон, руль влево и – по тормозам!

…Восстану я из праха, вновь обыден,
И улыбнусь, выплевывая пыль:
Теперь народом я не ненавидим
За то, что у меня автомобиль!

1972ТОТ, КОТОРЫЙ НЕ СТРЕЛЯЛ

Я вам мозги не пудрю —
Уже не тот завод:
В меня стрелял поутру
Из ружей целый взвод.
За что мне эта злая,
Нелепая стезя —
Не то чтобы не знаю, —
Рассказывать нельзя.

Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял…
И взвод отлично выполнил приказ, —
Но был один, который не стрелял.

Судьба моя лихая
Давно наперекос:
Однажды языка я
Добыл, да не донес, —
И особист Суэтин
Неутомимый наш,
Еще тогда приметил
И взял на карандаш.

Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый матерьял…
Никто поделать ничего не смог.
Нет – смог один, который не стрелял.

Рука упала в пропасть
С дурацким звуком «Пли!» —
И залп мне выдал пропуск
В ту сторону земли.
Но слышу: «Жив, зараза, —
Тащите в медсанбат.
Расстреливать два раза
Уставы не велят».

А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял, —
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.

Я раны, как собака, —
Лизал, а не лечил;
В госпиталях, однако,
В большом почете был.
Ходил в меня влюбленный
Весь слабый женский пол:
«Эй ты, недострелённый,
Давай-ка на укол!»

Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал —
Чтоб было слаще воевать ему.
Кому? Тому, который не стрелял.

Я пил чаек из блюдца,
Со спиртиком бывал…
Мне не пришлось загнуться,
И я довоевал.
В свой полк определили, —
«Воюй! – сказал комбат. —
А что недострелили —
Так я не виноват».

Я очень рад был – но, присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял:
Немецкий снайпер дострелил меня, —
Убив того, который не стрелял.

1972ЧУЖАЯ КОЛЕЯ

Сам виноват – и слезы лью,
и охаю:
Попал в чужую колею
глубокую.
Я цели намечал свои
на выбор сам —
А вот теперь из колеи
не выбраться.

Крутые скользкие края
Имеет эта колея.

Я кляну проложивших ее —
Скоро лопнет терпенье мое —
И склоняю, как школьник плохой:
Колею, в колее, с колеей…

Но почему неймется мне —
нахальный я, —
Условья, в общем, в колее
нормальные:
Никто не стукнет, не притрет —
не жалуйся, —
Желаешь двигаться вперед —
пожалуйста!

Отказа нет в еде-питье
В уютной этой колее —

И я живо себя убедил:
Не один я в нее угодил, —
Так держать – колесо в колесе! —
И доеду туда, куда все.

Вот кто-то крикнул сам не свой:
«А ну пусти!» —
И начал спорить с колеей
по глупости.
Он в споре сжег запас до дна
тепла души —
И полетели клапана
и вкладыши.

Но покорежил он края —
И шире стала колея.

Вдруг его обрывается след…
Чудака оттащили в кювет,
Чтоб не мог он нам, задним, мешать
По чужой колее проезжать.

Вот и ко мне пришла беда —
стартёр заел, —
Теперь уж это не езда,
а ёрзанье.
И надо б выйти, подтолкнуть —
но прыти нет, —
Авось подъедет кто-нибудь
и вытянет.

Напрасно жду подмоги я —
Чужая эта колея.

Расплеваться бы глиной и ржой
С колеей этой самой – чужой, —
Тем, что я ее сам углубил,
Я у задних надежду убил.

Прошиб меня холодный пот
до косточки,
И я прошелся чуть вперед
по досточке, —
Гляжу – размыли край ручьи
весенние,
Там выезд есть из колеи —
спасение!

Я грязью из-под шин плюю
В чужую эту колею.

Эй вы, задние, делай как я!
Это значит – не надо за мной,
Колея эта – только моя,
Выбирайтесь своей колеей!

1973ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК

Хорошо, что за ревом не слышалось звука,
Что с позором своим был один на один:
Я замешкался возле открытого люка —
И забыл пристегнуть карабин.

Мне инструктор помог – и коленом пинок —
Перейти этой слабости грань:
За обычное наше «Смелее, сынок!»
Принял я его сонную брань.

И оборвали крик мой,
И обожгли мне щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И звук обратно в печень мне
Вогнали вновь на вдохе
Веселые, беспечные
Воздушные потоки.

Я попал к ним в умелые, цепкие руки:
Мнут, швыряют меня – что хотят, то творят!
И с готовностью я сумасшедшие трюки
Выполняю шутя – все подряд.

Есть ли в этом паденье какой-то резон,
Я узнаю потом, а пока —
То валился в лицо мне земной горизонт,
То шарахались вниз облака.

И обрывали крик мой,
И выбривали щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И кровь вгоняли в печень мне,
Упруги и жестоки,
Невидимые встречные
Воздушные потоки.

Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,
Как рубаху от ворота или чеку.
Это было в случайном свободном паденье —
Восемнадцать недолгих секунд.

…А теперь – некрасив я, горбат с двух сторон,
В каждом горбе – спасительный шелк.
Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен
В затяжной неслучайный прыжок!

И обрывают крик мой,
И выбривают щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И проникают в печень мне
На выдохе и вдохе
Бездушные и вечные
Воздушные потоки.

Беспримерный прыжок из глубин стратосферы —
По сигналу «Пошел!» я шагнул в никуда, —
За невидимой тенью безликой химеры,
За свободным паденьем – айда!

Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,
Хоть условья паденья не те.
Но и падать свободно нельзя – потому,
Что мы падаем не в пустоте.

И обрывают крик мой,
И выбривают щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
На мне мешки заплечные,
Встречаю – руки в боки —
Прямые, безупречные
Воздушные потоки.

Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:
«Не тяни за кольцо – скоро легкость придет…»
До земли триста метров – сейчас будет поздно!
Ветер врет, обязательно врет!

Стропы рвут меня вверх, выстрел купола – стоп!
И – как не было этих минут.
Нет свободных падений с высот, но зато —
Есть свобода раскрыть парашют!

Мне охлаждают щеки
И открывают веки —
Исполнены потоки
Забот о человеке!
Глазею ввысь печально я —
Там звезды одиноки —
И пью горизонтальные
Воздушные потоки.

1973ПАМЯТНИК

Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез, —
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив ахиллес.

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента, —
Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью —
Нате смерьте! —
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти, —
Но в обычные рамки я всажен —
На спор вбили,
А косую неровную сажень —
Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи, —
И не знаю, кто их надоумил, —
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось.
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей, —
Но поверхность на слепке лоснилась.
И могильного скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подходившие с меркой обычной —
Отступались, —
Но по снятии маски посмертной —
Тут же в ванной —
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной…

А потом, по прошествии года, —
Как венец моего поправленья —
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье, —
Под мое – с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась —
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет, —
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан, —
Все там будем! —
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули – как я обужен, —
Нате смерьте! —
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном —
Не пройтись ли, по плитам звеня? —
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я – гол, безобразен, —
Но и падая – вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой, —
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я: «Похоже – живой!»

1973Я ИЗ ДЕЛА УШЕЛ

Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
Ничего не унес – отвалился в чем мать родила, —
Не затем, что приспичило мне, – просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.

Мы многое из книжек узнаём,
А истины передают изустно:
«Пророков нет в отечестве своем», —
Но и в других отечествах – не густо.

Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б ее отдал и так.
Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,
Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак.

Пророков нет – не сыщешь днем с огнем, —
Ушли и Магомет, и Заратустра.
Пророков нет в отечестве своем, —
Но и в других отечествах – не густо.

А внизу говорят – от добра ли, от зла ли, не знаю:
«Хорошо, что ушел, – без него стало дело верней!»
Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,
Тороплюсь – потому что за домом седлают коней.

Открылся лик – я встал к нему лицом,
И Он поведал мне светло и грустно:
«Пророков нет в отечестве своем, —
Но и в других отечествах – не густо».

Я влетаю в седло, я врастаю в коня – тело в тело, —
Конь падет подо мной – я уже закусил удила!
Я из дела ушел, из такого хорошего дела:
Из-за синей горы понагнало другие дела.

Скачу – хрустят колосья под конем,
Но ясно различаю из-за хруста:
«Пророков нет в отечестве своем, —
Но и в других отечествах – не густо».

1973ДИАЛОГ У ТЕЛЕВИЗОРА

– Ой, Вань, гляди, какие клоуны!
Рот – хочь завязочки пришей…
Ой, до чего, Вань, размалеваны,
И голос – как у алкашей!

А тот похож – нет, правда, Вань, —
На шурина – такая ж пьянь.
Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, —
Я – правду, Вань!

– Послушай, Зин, не трогай шурина:
Какой ни есть, а он – родня, —
Сама намазана, прокурена —
Гляди, дождешься у меня!

А чем болтать – взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла в магазин…
Что, не пойдешь? Ну, я – один, —
Подвинься, Зин!..

– Ой, Вань, гляди, какие карлики!
В джерси одеты, не в шевьёт, —
На нашей Пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьет.

А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну все друзья – такая рвань
И пьют всегда в такую рань
Такую дрянь!

– Мои друзья – хоть не в болонии,
Зато не тащут из семьи, —
А гадость пьют – из экономии:
Хоть поутру – да на свои!

А у тебя самой-то, Зин,
Приятель был с завода шин,
Так тот – вообще хлебал бензин, —
Ты вспомни, Зин!..

– Ой, Вань, гляди-кось – попугайчики!
Нет, я, ей-богу, закричу!..
А это кто в короткой маечке?
Я, Вань, такую же хочу.

В конце квартала – правда, Вань, —
Ты мне такую же сваргань…
Ну что «отстань», опять «отстань», —
Обидно, Вань!

– Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы —
Накрылась премия в квартал!
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты?! Да я же их читал!

К тому же эту майку, Зин,
Тебе напяль – позор один.
Тебе шитья пойдет аршин —
Где деньги, Зин?…

– Ой, Вань, умру от акробатиков!
Смотри, как вертится, нахал!
Завцеха наш – товарищ Сатиков —
Недавно в клубе так скакал.

А ты придешь домой, Иван,
Поешь и сразу – на диван,
Иль, вон, кричишь, когда не пьян…
Ты что, Иван?

– Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придешь домой – там ты сидишь!

Ну, и меня, конечно, Зин,
Все время тянет в магазин, —
А там – друзья… Ведь я же, Зин,
Не пью один!

1973ПЕСЕНКА ПРО КОЗЛА ОТПУЩЕНИЯ

В заповеднике (вот в каком – забыл)
Жил да был Козел – роги длинные, —
Хоть с волками жил – не по-волчьи выл —
Блеял песенки всё козлиные.

И пощипывал он травку, и нагуливал бока,
Не услышишь от него худого слова, —
Толку было с него, правда, как с козла молока,
Но вреда, однако, тоже – никакого.

Жил на выпасе, возле озерка, —
Не вторгаясь в чужие владения, —
Но заметили скромного Козлика
И избрали в козлы отпущения!

Например, Медведь – баламут и плут —
Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, —
Враз Козла найдут, приведут и бьют:
По рогам ему и промеж ему…

Не противился он, серенький, насилию со злом,
А сносил побои весело и гордо.
Сам Медведь сказал: «Робяты, я горжусь Козлом —
Героическая личность, козья морда!»

Берегли Козла как наследника, —
Вышло даже в лесу запрещение
С территории заповедника
Отпускать Козла отпущения.

А Козел себе все скакал козлом,
Но пошаливать он стал втихомолочку:
Как-то бороду завязал узлом —
Из кустов назвал Волка сволочью.

А когда очередное отпущенье получал —
Всё за то, что волки лишку откусили, —
Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал, —
Но внимания тогда не обратили.

Пока хищники меж собой дрались,
В заповеднике крепло мнение,
Что дороже всех медведей и лис —
Дорогой Козел отпущения!

Услыхал Козел – да и стал таков:
«Эй вы, бурые, – кричит, – эй вы, пегие!
Отниму у вас рацион волков
И медвежие привилегии!

Покажу вам “козью морду” настоящую в лесу,
Распишу туда-сюда по трафарету, —
Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,
И ославлю по всему по белу свету!

Не один из вас будет землю жрать,
Все подохнете без прощения, —
Отпускать грехи кому – это мне решать:
Это я – Козел отпущения!»

…В заповеднике (вот в каком – забыл)
Правит бал Козел не по-прежнему:
Он с волками жил – и по-волчьи взвыл, —
И рычит теперь по-медвежьему.

1973СМОТРИНЫ

В. Золотухину и Б. Можаеву

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*