Алджернон Суинберн - Стихотворения из первого сборника
Стихотворения поздник лет
Последний оракул[13]
Годы растут и уходят под солнцем или во мраке,
Эпохи прошли, что не знают тебя и деяний твоих,
Ищет мир света во тьме, не читая давно твои знаки,
Паломник последний ушёл, шум в твоем храме затих.
В храме темно, высох песен волшебный источник,
Помню ужасные, словно кровавые слёзы, слова:
«Скажите царю — разрушен сей дом непорочный,
И ручья говорящего сила почила, мертва.
Нет приюта для Бога нигде, ни дома, ни крыши,
И пророческий лавр больше в руках не цветёт».
Пало сердце царя, безнадёжные вести услышав,
Верный твой друг понял, что скоро умрёт.
Безутешно вниз он склонил лицо,
Признавая стихийных сил произвол,
«Победил ты, — молвил перед концом, —
Галилеянин», и навеки ушёл.
Твой мир, что для нас был открыт,
Где правили Временем руки Харит,
Сейчас заморожен ударом зимы,
Могильным ветром отравлены мы,
Отверстой пропасти слышен стон,
Пришёл век последний земли.
О отец наш, Пэан, Аполлон,
Палач и целитель, внемли!
За веком век безмолвны уста, лицо твоё скрыто,
Слепы глаза и робки слова тех, кто тебя любил,
Имя твоё невнятно, древних молитв языки забыты,
Царство чужого Бога ныне твой свет озарил.
Огнь, а не свет, ад вместо неба, псалмы — не пэаны
Полнят чистые души и сладкие губы певцов;
Весь мир повторяет ярости гимн и обмана,
Вместо гармонии Греков — вой Галилеи сынов.
Да, ты уже не тот, кем был ты для древних,
Что поклонялись тебе, славили мир твой и свой;
Им ты доверил сам силою слов сокровенных
Притягивать вниз небеса, делая землю святой.
Знай же — нас тени всегда окружают,
Даже когда кончается ночь,
И, солнца боясь, темнота уползает,
От лика рассвета несётся прочь.
Прошлое может вернуться снова —
Пусть отзвучало последнее слово —
Вновь кровь человека, как зверя,
На алтарь хлынет страха и веры,
Как баран, станет блеять он,
Как свинья, валяться в пыли;
О отец наш, Пэан, Аполлон,
Палач и целитель, внемли!
Те, кто тебя возлюбил — иным ожиданьем согреты,
Вождь и отец — нашу тьму озарит солнца свет;
Будет он краше, чем нам обещали пророки, поэты,
В тогах, венках — твои дети, хранящие верно завет.
Одним из Богов мысль глупцов называет тебя,
Того, кто превыше Богов, что прошли и придут,
Сыном Бога и Времени внуком теперь именуют тебя,
Пусть ты древнее, Отец наш, веков и часов и минут.
Не ранее мысль человека Богов, чтоб любить, создала,
Чем песнь началась безмолвной души,
Мечтою и делом земля Небеса сотворить не могла,
Пока не родилось Слово в тиши.
Были слово и жизнь — твои,
И дух человека и прах,
И Боги сгибали колени свои,
Умирая, рождаясь в твоих руках.
Пролетали они, как виденья,
Эпоха иль две — что мгновенья,
Злы, добры — исчезли как снег,
Ты один пребудешь вовек,
Все исчезли, как летний сон,
Как ласточки в небе, прошли,
О отец наш, Пэан, Аполлон,
Палач и целитель, внемли!
Ты свет, ты дыханье, и жизнь, и слово, и лира,
Даёшь ты здоровье и помощь, и смертную сень,
Твои все песни людей, ты пишешь историю мира,
Не знает рассвета, заката сияющий день.
Новые Боги родились, и пали старые Боги
Пока твоё Солнце свершало суточный ход,
С востока на запад прошли — позабыты дороги,
Различны они, но конец одинаковый ждёт.
Путь к смерти один, хоть по-разному каждый возник,
Душа, их создавшая, каждому сыщет приют,
Бог за Богом уйдут, позабудем деянья и лики,
Но бессмертна душа, что им слово и облик даёт.
Разве изгнано солнце с неба?
У людей право отнято петь?
Песня — словно дрожжи для хлеба,
Чтобы в венах кровь разогреть.
Холодна и уныла эпоха,
Слёзы горьки, дела наши плохи;
Небеса силой Солнца держались,
От Тебя жизнь и свет нарождались,
А теперь немоты воцарится закон,
Слух и зренье от нас увели?
О отец наш, Пэан, Аполлон,
Палач и целитель, внемли!
Взбунтовавшись, время коварно тебя сразило,
Тьма упала на род людской, когда он отпал от тебя,
За закатом в тени ты сидишь, сиянье завесой закрыло,
Пока взоры душ не поднимутся к небу, любя.
Пока не вернулись зренье и слух к слепым и глухим,
Их души не смогут восславить света и жизни лучи,
Для их взора звёзды, что меркнут пред взором твоим,
Горят словно солнце в мёртвой и грешной ночи.
Время вновь поднялось со злыми словами угрозы,
Перемены наносят удар, никому их сдержать не суметь,
Одетые в тучи и звёзды, чьи утром расплавились грёзы,
Где Те, кому править дозволили Грех или Смерть?
Сражены они и разбиты, они потерпели крах,
Те, что целый мир сотрясали силой,
Не проснётся, не возродится усопших прах,
Пусть весь мир зарыдает у края могилы.
Будто пёс, что встал на добычи след,
Затравило их время, спасения нет.
От погони, как волки, уносят ноги,
Разбежались, устали, потеряли дорогу.
Ушли от охоты, прорвали заслон,
Под крики и рёв сокрылись вдали,
О отец наш, Пэан, Аполлон,
Палач и целитель, внемли!
День за днём твоя тень горит в небесах благодарных:
Даже солнце — лишь светлая тень лица твоего.
Царь! Под твоею стопой стал свод небес лучезарным,
О Бог! Дух земли, покорён, славит тебя одного.
От тебя — речь людская, та, что богов порождает,
От твоей души — мысль, что творит и уносит их,
Твоя воля в людей свет и горенье вселяет,
Этот свет берегут или гасят в душах своих.
Пусть же вспомнят имя твоё, как помнили прежде,
К болезни явись, целитель, на зло напади, о палач,
Открой же глаза — Бог, царь и поэт — дай место надежде,
Песней изгнать все беды земные умоляет наш плач.
Ибо царство твоё не прошло,
Не ослабло Божьих сил напряженье,
По их воле солнце с небес не ушло,
Не удастся изгнать им из мира пенье.
Твоё пенье и свет возомнили своим,
Милосердно жизнь ты даруешь им.
В благодарность за речи чудесный дар
Обращаем к тебе молитв наших жар,
Поднимая нас, освети небосклон,
Ответ на моленья пошли,
О отец наш, Пэан, Аполлон,
Палач и целитель, внемли!
Заброшенный сад
На ладони горы, пред вершиной седою
На прибрежном уступе, ветрам моря открыт,
Будто остров наземный, обнесен скал стеною,
Призрак сада простору воды предстоит.
Разрослись там кусты, дикий терн окружает
Запустелых гряд ложа, где, бесцветно — легки,
Сорняки, что все лето могильники роз покрывают
Ныне сухи.
Каменистое поле грустно тянется к югу,
К обнаженным обрывам оскудевшей земли;
Если звуки шагов или голос послышатся вдруг,
То не явится ль гостю призрак в серой пыли?
Так давно тропы здесь без людей пребывают,
Что решившийся комлей и сучьев хаос превозмочь
Не найдет жизни здесь — только ветры стенают
День и ночь.
Темный, узкий проход, засорен и завален,
Вверх крадется, змеясь, между ям и корней
На унылую пустошь, где век бушевали
Злые ветры, оставив лишь терны на ней.
Годы милуют терн, уничтожив все розы,
Ветры вымели землю, но торчат камни в ряд;
Сорняки, что поломаны ветром, и грозы
Здесь царят.
Нет цветов и нет ног, чтоб примять их,
Как покойника сердце, сухи семена,
Соловья не услышать здесь в тернах нагих,
И зачем ему петь — роза временем унесена.
Над лугами поют только птицы морские,
Без присмотра трава и растет и цветет,
Только солнца лучи иль дожди проливные
Круглый год.
Лучи солнца сжигают и ливень треплет
Печальный бутон, не успевший расцвесть;
Один лишь ветер здесь правит свирепо,
Где жизнь бесплодна так же, как смерть.
Были когда — то и смех, и слезы,
И пара влюбленных, пришедших в сад,
Смотрела на море, укрывшись в розах,
Сто лет назад.
Сердце к сердцу стояли и вниз глядели.
Он шептал: «Вот пена морская, цветы зимы.
Высохнут розы, но пена цветет и в метели…
Кто слабо любит — умрет — но не мы!»
Тот же ветер дул, те же волны белели
И цветы были сорваны, но не посажены вновь.
Голос смолк, и в глазах, что горели,
Угасла любовь.
Иль всю жизнь любили, потом уснули?
В день один умерли — кто знает, когда?
И любви, что бездонна, тленье, как розы, коснулось,
Лишь алые водоросли колышет вода…
Ужели мертвые друг друга во тьме не забыли?
Вправду любовь, как могила, сильна?
Бесстрастны они, как на кладбище травы или
Моря волна.
Все пришли к одному, и люди и розы,
Их не помнят утесы и моря вода,
Их дыханье ветра унесли, смыли летние росы,
Теплый воздух манит, но они не вернутся сюда.
Их дыханье грядущего дня не согреет,
И люди, и розы ушли за земной окоем,
Как они, ни радость, ни скорбь сохранить не умея,
Мы уснём.
Здесь смерти уже не осталось дела,
Переменам не быть здесь до конца перемен,
И не выпустит их никогда могила —
Кто ушел, живых не оставив взамен.
Живы камни и терн, пока солнце светит,
Пока льются дожди, но придет их черед.
Тогда вздуются волны и в море их ветер
Унесет.
Тогда гладь забурлит, обрушатся скалы,
Тогда луг и террасы зев глубин поглотит,
Тогда, в грозную бурю, прилив небывалый
Смоет поле, покинутый сад разорит.
А сейчас, несмотря на триумф свой страшный,
Отведав плодов своего колдовства,
Словно бог, на своем алтаре себя заклавший,
Смерть мертва.
Из цикла «Столетие рондели»[14]