Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Ветер буен пролетал,
По листочкам трепетал.
  Я же, весела,
  В глубь по саду шла.

Ветер буен в цветик ал
Закрутился, в нем запал.
  Колдовал цветок,
  Мне и невдомек.

В сердце дума весела,
И без думы я была.
  Подошла к цветку,
  К нежну лепестку.

Приоткрылся цветик ал,
Прямо в сердце мне дышал.
  Мил мне ал цветок,
  Милый уголек.

Наклонилась я к нему,
Пошатнулась, не пойму.
  Словно ветерок
  Закружил листок.

Прикоснулась я к цветку,
Чую сладкую тоску.
  Нравится мне цвет.
  Рвать его иль нет?

Буен ветер восставал,
Многоструен овевал.
  Больше нету сил,
  С ног меня свалил.

Закружилась голова,
Я лежу, едва жива.
  Ветер – враг? Иль нет,
  Верно, алый цвет?

Я по рощице ходила
В ней бродила поутру,
Про себя я размышляла,
Что цветочков наберу.

Что цветочков я немало
Заманю в свою игру,
А уж силушка-то сила
В сердце выхода просила.

Я лазоревых цветочков
Меж листочков набрала,
Я сама не замечала,
Как далеко я ушла,

Я златой цветок срывала,
И душа была светла,
Вдруг увидела кусточек,
Под кусточком мой дружочек.

Уж такой ли ал цветочек
Мой дружочек мне сорвал,
Я дрожала и не знала,
Как мне скрыть тот цветик ал,

Так уж стыдно, небывало
Тот цветочек расцветал,
Не могу теперь дружочка
Отпустить из-под кусточка.

Как мне страшно было, сестры,
Я из сада в лес ушла.
Мотыльки там были пестры,
И калина там цвела.

И уж долго ль там была я,
И гналась за мотыльком,
Я не знаю, – только, злая,
Ведьма стала над путем.

Снизу ль вышла, сверху ль встала,
Или с боку подошла, –
Очи злые, светят ало,
А во рту – и ночь, и мгла.

Я гляжу, она все ближе,
И кривится, и растет,
Кости гложет, кости нижет,
Ожерелье мне плетет.

Рот раскроет и закроет,
Справа вечер подступил,
Рот раскроет, филин воет,
И полночный час пробил.

От веселья иль от злости
Все светлей глаза у ней,
Все страшней белеют кости,
Я – бежать, она – «Не смей».

Погрозилась, я застыла,
Я стою, и сплю – не сплю.
Целый лес – моя могила,
Как вернусь я к Кораблю?

Только вдруг вдали запели
По деревне петухи.
Где я? Что я, в самом деле?
Ах, напасти! Ах, грехи!

Чья-то дивная избушка,
Я пред дверкою стою,
И предобрая старушка
Нежит голову мою.

Говорит: «Вот так-то все мы
Через это все прошли, –
Да пред этим звезды немы,
А теперь поют вдали».

И воистину, сестрицы,
Звезды пели надо мной,
И лазоревы зарницы
Вились лентою цветной.

А из лесу-то пошла я,
Мне дала старушка бус,
И совсем она не злая,
Ничего я не боюсь.

А как вышла я к долине,
Вижу чудо – меж ветвей,
Не цветы уж на калине,
Много ягодных огней.

Словно алые кружочки
Словно цвет родил звезду
И сижу я здесь в садочке,
А опять я в лес пойду.

На кроватке на тесовой
   Вешний сад.
Там дружок мой непутевый,
   Говорят.
Говорит-то это птица
   Над избой,
Да еще вот половица
   Под ногой.
Он с кроватки поднимался,
   Восставал,
Чрез оконце наклонялся,
   Цветик рвал.
Чрез оконце этот цветик
   Он пронес.
Уж мне стоил этот цветик
   Много слез.
И какие эти слезы,
   Не пойму.
Все ему отдам я розы,
   Все ему.
С ним весь мир какой-то новый,
   Все свежо.
На кроватке на тесовой
   Хорошо.

Меня сон не берет,
Из ума мой мил нейдет.
Где-то он? Уж темно.
Месяц смотрится в окно.
Где-то он? Где-то он?
Приходи ко мне хоть сон.

А сон соскользнул,
На ресницы мне дохнул,
Пошептал – приведу,
Засвечу твою звезду.
Где-то он? Где-то он?
Разморил меня мой сон.

Гляжу, не гляжу,
Вся как пьяная лежу.
Звезды, что ль, в цветах горят?
Это горница иль сад?
Это он! Это он!
Ах как светит Небосклон!

Я взглянула из окна,
Вижу – белая Луна.
Слышу – сладко меж ветвей
Распевает соловей.

Сладкопевец распевал,
В Небо голос подавал.
В Небе звезды с высоты
Упадали на цветы.

Чем нежней незримый пел,
Тем был больше Месяц бел,
И светлей в зеленый сад
Лился звездный водопад.

И красавица Луна
Так была в конец бледна,
Что как призрак с высоты
Опрозрачила цветы.

И от звезд и от цветов
Столько всюду было снов,
Что навек в душе моей
Не смолкает соловей.

Душу обнял ты мою,
Светловзор, тебя пою.
Чем меня заворожил?
Ведь не золотом кудрей,
Хоть в саду ты всех светлей,
Хоть из всех ты сердцу мил
Изумрудностью очей,
Воркованием речей.
Хоть и этим упоил,
Да не этим душу взял,
И не этим во дворец
Манишь столько ты сердец,
В самый праздничный наш зал.
Тем, что взор твой отразил
Несосчитанность светил,
Тем, что голос твой – весна,
Сине-Море-глубина,
Тем, что каждый поцелуй
У тебя как свежесть струй,
Тем, что телу дав мечты,
В теле душу обнял ты,
Этим, этим, меж сердец,
Взял мое ты наконец.

Хорошо ль вы, братцы, почивали,
Хорошо ль вы спали, ночевали?
Я-то добрый молодец, хоть спал,
Только плохо сердцем почивал.
Снилось мне, что бережком я красным
По крутым местам пошел опасным,
Был мне люб тот красный бережок,
Как он крут, мне было невдомек.
Загулялся я, и оступился,
Бережок тот красный обвалился.
Оступился левой ногой,
Ухватился правою рукой
Я за древо крепкое, кручину,
И держу, и древо не покину
Так вот здесь, над быстрою водой,
Весь свой век скончаю молодой.

Розовая кашка
В заре расцвечалась.
А белая пташка
По садику металась.
Самая белая
Меж белых райских птиц,
Самая несмелая,
С ветвей упала ниц
Крылышком махает,
Крылышками блещет,
Сердцем воздыхает,
На земле трепещет
Мать моя родная,
Мать Земля сырая,
Исповедь мою
Я не утаю.
Ветви изумрудны,
От сестриц там бело,
Ветви – многочудны,
Быть там не сумела
Что-то закружилось,
Что-то повлекло,
В вихре я носилась,
Стало тяжело.
Я была в усладе,
В саде и не в саде,
Выше изумруда,
Новое там чудо
Дух мой захватило
Выше быть ветвей!
Слабость или сила,
Но была я – с ней.
С сладостию, с нею,
Быть хочу опять,
Лишь о ней жалею,
Больше – не видать
Полно, птичка, биться
О сырую землю.
В сердце все вместится,
Сердцу здесь я внемлю.
Я твоей был силой,
Слабостью несмелой.
С пташкой белокрылой
Быть мне птицей белой!