KnigaRead.com/

София Парнок - Разрыв-трава

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн София Парнок, "Разрыв-трава" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Девочкой маленькой

ты мне предстала неловкою.

Сафо * * *

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» —
Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
Ночью задумалась я над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, —
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,
Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком…
В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:
Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком, —
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Но под ударом любви ты — что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою…
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Февраль 1915 (?) * * *

Забились мы в кресло в сумерки —
я и тоска, сам-друг.
Все мы давно б умерли,
да умереть недосуг.
И жаловаться некому
и не на кого пенять,
что жить —
                      некогда,
и бунтовать —
                      некогда,
и некогда — умирать,
что человек отчаялся
воду в ступе толочь,
и маятник умаялся
качаться день и ночь.

25 апреля 1927, второй день Пасхи

С. И. Чацкиной

* * *

И всем-то нам врозь идти:
этим — на люди, тем — в безлюдье.
Но будет нам по пути,
когда умирать будем.

Взойдет над пустыней звезда,
и небо подымется выше, —
и сколько песен тогда
мы словно впервые услышим!

27 октября 1926

Памяти А. К. Герцык

Играй, Адель,

Не знай печали.

Пушкин
* * *

И голос окликнул тебя среди ночи,
и кто-то, как в детстве, качнул колыбель.
Закрылись глаза. Распахнулись очи.
Играй, Адель! Играй, Адель!

Играй, Адель! Не знай печали,
играй, Адель, — ты видишь сны,
какими грезила в начале
своей младенческой весны.

Ты видишь, как луна по волнам
мерцающий волочит шарф,
ты слышишь, как вздыхает полночь,
касаясь струн воздушных арф.

И небо — словно полный невод,
где блещет рыбья чешуя,
и на жемчужных талях с неба
к тебе спускается ладья…

И ты на корму, как лунатик, проходишь,
и тихо ладьи накреняется край,
и медленно взором пустынным обводишь
во всю ширину развернувшийся рай…
Играй, Адель! Играй, играй…

21 ноября 1927? * * *

И отшумит тот шум и отгрохочет грохот,
которым бредишь ты во сне и наяву,
и бредовые выкрики заглохнут, —
и ты почувствуешь, что я тебя зову.

И будет тишина и сумрак синий…
И встрепенешься ты, тоскуя и скорбя,
и вдруг поймешь, поймешь, что ты
                                    блуждал в пустыне
за сотни верст от самого себя!

13 апреля 1927 * * *

Каждый вечер я молю
Бога, чтобы ты мне снилась:
До того я полюбилась,
Что уж больше не люблю.

Каждый день себя вожу
Мимо опустелых комнат, —
Память сонную бужу,
Но она тебя не помнит…

И упрямо, вновь и вновь,
Я твое губами злыми
Тихо повторяю имя,
Чтобы пробудить любовь…

1919 Каин

«Приобрела я человека от Господа»,
И первой улыбкой матери
На первого в мире первенца
Улыбнулась Ева.

«Отчего же поникло лицо твое?»
— Как жертва пылает братнина!—
И жарче той жертвы-соперницы
Запылала ревность.

Вот он, первый любовник, и проклят он,
Но разве не Каину сказано:
«Тому, кто убьет тебя, всемеро
Отмстится за это»?

Усладительней лирного рокота
Эта речь. Ее сердце празднует.
Каин, праотец нашего племени
Безумцев — поэтов!

* * *

Как воздух прян,
Как месяц бледен!
О, госпожа моя,
Моя Судьба!

Из кельи прямо
На шабаш ведьм
Влечешь, упрямая,
Меня, Судьба.

Хвостатый скачет
Под гул разгула
И мерзким именем
Зовет меня.

Чей голос плачет?
Чья тень мелькнула?
Останови меня,
Спаси меня!

* * *

Как неуемный дятел
Долбит упорный ствол,
Одно воспоминанье
Просверливает дух.

Вот все, что я утратил:
Цветами убран стол,
Знакомое дыханье
Напрасно ловит слух.

Усталою походкой
В иное бытие
От доброго и злого
Ты перешел навек.

Твой голос помню кроткий
И каждое мое
Неласковое слово,
Печальный человек.

Я видел вечер твой. Он был прекрасен.

Тютчев
* * *

Как пламень в голубом стекле лампады,
В обворожительном плену прохлады,
Преображенной жизнию дыша,
Задумчиво горит твоя душа.

Но знаю, — оттого твой взгляд так светел,
Что был твой путь страстной — огонь и пепел:
Тем строже ночь, чем ярче был закат.
И не о том ли сердцу говорят

Замедленность твоей усталой речи,
И эти оплывающие плечи,
И эта — Боже, как она легка!—
Почти что невесомая рука.

* * *

Лишь о чуде взмолиться успела я,
Совершилось, — а мне не верится!..
Голова твоя, как миндальное деревце,
Все в цвету, завитое, белое.

Слишком страшно на сердце и сладостно,
— Разве впрямь воскресают мертвые?
Потемнелое озарилось лицо твое
Нестерпимым сиянием радости.

О, как вечер глубок и таинственен!
Слышу, Господи, слышу, чувствую, —
Отвечаешь мне тишиною стоустою:
«Верь, неверная! Верь, — воистину».

* * *

Жила я долго, вольность возлюбя,
О Боге думая не больше птицы,
Лишь для полета правя свой полет…
И вспомнил обо мне Господь, — и вот
Душа во мне взметнулась, как зарница,
Все озарилось. — Я нашла тебя,
Чтоб умереть в тебе и вновь родиться
Для дней иных и для иных высот.

* * *

Молчалив и бледен лежит жених,
А невеста к нему ластится…
Запевает вьюга в полях моих,
Запевает тоска на сердце.

«Посмотри, — я еще недомучена,
Недолюблена, недоцелована.
Ах, разлукою сердце научено, —
Сколько слов для тебя уготовано!

Есть слова, что не скажешь и на ухо,
Разве только что прямо уж — в губы…
Милый, дверь затворила я наглухо…
Как с тобою мне страшно и любо!»

И зовет его тихо по имени:
«Обними меня! Ах, обними меня…
Слышишь сердце мое? Ты не слышишь?..
Подыши мне в лицо… Ты не дышишь?!..»

Молчалив и бледен лежит жених,
А невеста к нему ластится…
Запевает вьюга в полях моих,
Запевает тоска на сердце.

* * *

На Арину осеннюю — в журавлиный лёт —
собиралась я в странствие,
только не в теплые страны,
а подалее, друг мой, подалее.

И дождь хлестал всю ночь напролет,
и ветер всю ночь упрямствовал,
дергал оконные рамы,
и листья в саду опадали.

А в комнате тускло горел ночник,
колыхалась ночная темень,
белели саваном простыни,
потрескивало в старой мебели…

И все, и все собирались они, —
возлюбленные мои тени
пировать со мной на росстани…
Только тебя не было!

17-30 сентября 1927 На закате

Даль стала дымно-сиреневой.
Облако в небе — как шлем.
Веслами воду не вспенивай:
Воли не надо, — зачем!

Там, у покинутых пристаней,
Клочья не наших ли воль?
Бедная, выплачь и выстони
Первых отчаяний боль.

Шлем — посмотри — вздумал вырасти,
Но, расплываясь, потух.
Мята ль цветет, иль от сырости
Этот щекочущий дух?

Вот притянуло нас к отмели, —
Слышишь, шуршат камыши?..
Много ль у нас люди отняли,
Если не взяли души?

<1912–1915> * * *

На каштанах пышных ты венчальные
Свечи ставишь вновь, весна.
Душу строю, как в былые дни,
Песни петь бы, да звучат одни
Колыбельные и погребальные, —
Усладительницы сна.

<1912–1915> * * *

На самое лютое солнце
Несет винодел,
Чтобы скорей постарело,
Молодое вино.

На самое лютое солнце
— Господь так велел!—
Под огнекрылые стрелы
Выношу я себя.

Терзай, иссуши мою сладость,
Очисти огнем,
О, роковой, беспощадный,
Упоительный друг!

Терзай, иссуши мою сладость!
В томленьи моем
Грозным устам твоим жадно
Подставляю уста.

* * *

Не хочу тебя сегодня.
Пусть язык твой будет нем.
Память, суетная сводня,
Не своди меня ни с кем.

Не мани по темным тропкам,
По оставленным местам
К этим дерзким, этим робким
Зацелованным устам.

С вдохновеньем святотатцев
Сердце взрыла я до дна.
Из моих любовных святцев
Вырываю имена.

* * *

Нет мне пути обратно!
Накрик кричу от тоски!
Бегаю по квадратам
Шахматной доски.

Через один ступаю:
Прочие — не мои.
О, моя радость скупая,
Ты и меня раздвои, —

Чтоб мне вполмеры мерить,
Чтобы вполверы верить,
Чтобы вполголоса выть,
Чтобы собой не быть!

27 сентября 1932 * * *

Окиньте беглым, мимолетным взглядом
Мою ладонь:
Здесь две судьбы, одна с другою рядом,
Двойной огонь.

Двух жизней линии проходят остро,
Здесь «да» и «нет», —
Вот мой ответ, прелестный Калиостро,
Вот мой ответ.

Блеснут ли мне спасительные дали,
Пойду ль ко дну, —
Одну судьбу мою вы разгадали,
Но лишь одну.

1915 * * *

Он ходит с женщиной в светлом,
— Мне рассказали. —
Дом мой открыт всем ветрам,
Всем ветрам.

Они — любители музык —
В девять в курзале.
Стан ее плавный узок,
Так узок…

Я вижу: туманный берег,
В час повечерья,
Берег, холмы и вереск,
И вереск.

И рядом с широким фетром
Белые перья…
Сердце открыто ветрам,
Всем ветрам!

17 июня 1915 * * *

Она беззаботна еще, она молода,
Еще не прорезались зубы у Страсти, —
Не водка, не спирт, но уже не вода,
А пенистое, озорное, певучее Асти.

Еще не умеешь бледнеть, когда подхожу,
Еще во весь глаз твой зрачок не расширен,
Но знаю, я в мыслях твоих ворожу
Сильнее, чем в ласковом Кашине или Кашире.

О, где же затерянный этот в садах городок
(Быть может, совсем не указан на карте?),
Куда убегает мечта со всех ног
В каком-то шестнадцатилетнем азарте?

Где домик с жасмином, и гостеприимная ночь,
И хмеля над нами кудрявые арки,
И жажда, которой уж нечем помочь,
И небо, и небо страстнее, чем небо Петрарки!

В канун последней иль предпоследней весны
— О, как запоздала она, наша встреча!—
Я вижу с тобой сумасшедшие сны,
В свирепом, в прекрасном пожаре сжигаю свой вечер!

26 декабря 1932 * * *

От смерти спешить некуда,
а все-таки — спешат.
«Некогда, некогда, некогда»
стучит ошалелый шаг.

Горланят песню рекруты,
шагая по мостовой,
и некогда, некогда, некогда,
мой друг, и нам с тобой.

Бежим к трамваю на площади
и ловим воздух ртом,
как загнанные лошади,
которых бьют кнутом.

Бежим мы, одержимые,
не спрашивая, не скорбя,
мимо людей — и мимо,
мимо самих себя.

А голод словоохотлив,
и канючит куча лохмотьев
нам, молчаливым, вслед.

Что тело к старости немощно,
что хлеба купить не на что
и про́паду на горе нет.

21 сентября 1927 * * *

Прямо в губы я тебе шепчу — газэлы,
Я дыханьем перелить в тебя хочу — газэлы.
Ах, созвучны одержимости моей — газэлы!
Ты смотри же, разлюблять не смей — газэлы.
Расцветает средь зимы весна — газэлой,
Пробудят и мертвого от сна — газэлы,
Бродит, колобродит старый хмель — газэлы, —
И пою тебя, моя газель, — газэлой!

Октябрь 1932 * * *

С пустынь доносятся
Колокола.
По полю, по сердцу
Тень проплыла.

Час перед вечером
В тихом краю.
С деревцем встреченным
Я говорю.

Птичьему посвисту
Внемлет душа.
Так бы я по свету
Тихо прошла.

16 марта 1915 * * *

Сегодня с неба день поспешней
Свой охладелый луч унес.
Гостеприимные скворешни
Пустеют в проседи берез.

В кустах акаций хруст, — сказать бы:
Сухие щелкают стручки.
Но слишком странны тишь усадьбы
И сердца громкие толчки…

Да, эта осень — осень дважды!
И то же, что листве, шурша,
Листок нашептывает каждый,
Твердит усталая душа.

<1912–1915> Седая роза

Ночь. И снег валится.
Спит Москва… А я…
Ох, как мне не спится,
Любовь моя!

Ох, как ночью душно
Запевает кровь…
Слушай, слушай, слушай!
Моя любовь:

Серебро мороза
В лепестках твоих.
О, седая роза,
Тебе — мой стих!

Дышишь из-под снега,
Роза декабря,
Неутешной негой
Меня даря.

Я пою и плачу,
Плачу и пою,
Плачу, что утрачу
Розу мою!

16-17 июня 1932 * * *

Скажу ли вам: я вас люблю?
Нет, ваше сердце слишком зорко.
Ужель его я утолю
Любовною скороговоркой?

Не слово, — то, что перед ним:
Молчание минуты каждой,
Томи томленьем нас одним,
Единой нас измучай жаждой.

Увы, как сладостные «да»,
Как все «люблю вас» будут слабы,
Мой несравненный друг, когда
Скажу я, что сказать могла бы.

1915 * * *

Словно дни мои первоначальные
Воскресила ты, весна.
Грезы грезятся мне беспечальные,
Даль младенчески ясна.

Кто-то выдумал, что были бедствия,
Что я шла, и путь тернист.
Разве вижу не таким, как в детстве, я
Тополей двуцветный лист?

Разве больше жгли и больше нежили
Солнца раннего лучи?
Голоса во мне поют не те же ли:
«Обрети и расточи»?

Богу вы, стихи мои, расскажете,
Что, Единым Им дыша,
Никуда от этой тихой пажити
Не ушла моя душа.

<1912–1915> * * *

Смотрят снова глазами незрячими
Матерь Божья и Спаситель-Младенец.
Пахнет ладаном, маслом и воском.
Церковь тихими полнится плачами.
Тают свечи у юных смиренниц
В кулачке окоченелом и жестком.

Ах, от смерти моей уведи меня,
Ты, чьи руки загорелы и свежи,
Ты, что мимо прошла, раззадоря!
Не в твоем ли отчаянном имени
Ветер всех буревых побережий,
О, Марина, соименница моря!

5 августа 1915, Святые Горы * * *

Снова знак к отплытию нам дан!
Дикой полночью из пристани мы выбыли.
Снова сердце — сумасшедший капитан —
Правит парус к неотвратной гибели.

Вихри шар луны пустили в пляс
И тяжелые валы окрест взлохматили…
— Помолись о нераскаянных, о нас,
О поэт, о спутник всех искателей!

7 февраля 1915 Сонет

На запад, на восток всмотрись, внемли, —
Об этих днях напишет новый Пимен,
Что ненависти пламень был взаимен
У сих народов моря и земли.

Мы все пройдем, но устоят Кремли,
И по церквам не отзвучит прокимен,
И так же будет пламенен и дымен
Закат золотоперистый вдали.

И человек иную жизнь наладит,
На лад иной цевницы зазвучат,
И в тихий час старик сберет внучат:

«Вот этим чаял победить мой прадед», —
Он вымолвит, печально поражен, —
И праздный меч не вынет из ножон.

* * *

Тень от ветряка
Над виноградником кружит.
Тайная тоска
Над сердцем ворожит.
Снова темный круг
Сомкнулся надо мной,
О, мой нежный друг,
Неумолимый мой!
В душной тишине
Ожесточенный треск цикад.
Ни тебе, ни мне,
Нам нет пути назад, —
Томный, знойный дух
Витает над землей…
О, мой страстный друг,
Неутолимый мой!

1918

Ю. Л. Римской-Корсаковой

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*