Еврипид - Вакханки
Итак, владыка, этого бога, кто бы ни был он, прими в наш город; помимо своего прочего величия, он, говорят, даровал [770] смертным и виноградную лозу, утешительницу скорбящих. А нет вина - нет и Киприды, нет более утех для людей.
Пенфей, погруженный в глубокое раздумье, машинально делает пастуху знак,
чтобы он удалился; тот, грустно качая головой, уходит.
ПЯТАЯ СЦЕНА
Пенфей все стоит, не говоря ни слова; хор, с радостным напряжением следивший
за рассказом пастуха, видимо торжествует.
Корифейка
Как ни страшно выражать свое мнение открыто перед царем, но оно будет выражено: нет бога, которому уступал бы Дионис!
Пенфей
(очнувшись от оцепенения, бросает свирепый взгляд на вакханок)
Нет! Все теснее и теснее, точно пожар, охватывает нас злорадство вакханок, глубоко позорящее нас перед эллинами. Не следует медлить. (Начальнику.) Иди ты к воротам Электры; скажи, чтобы [780] туда пришли мне навстречу все щитоносцы, все наездники на своих быстрых конях, все, кто потрясает легкой пельтой и натягивает рукой тетиву лука. Да, мы пойдем в поход... (с болезненным смехом) против вакханок! невыносимо терпеть от женщин то, что терпим мы.
Начальник уходит. Дионис, все время стоявший в некотором отдалении от Пенфея, подходит к нему и спокойным голосом, сохраняя все свое хладнокровие,
говорит ему.
Дионис
Я знаю, Пенфей, ты не слушаешься моих слов; все же, невзирая на все обиды, которые я терплю от тебя, я советую тебе оставаться в покое и не поднимать оружия против бога: Дионис не [790] дозволит тебе увести вакханок с благословенной горы.
Пенфей
(окинув Диониса полугневным-полуиспуганным взором)
Не учи меня! Ты бежал из оков - дорожи же своей свободой. Или ты хочешь, чтобы я снова скрутил тебе руки?
Дионис
Я предпочел бы, на твоем месте, принести ему жертву, как смертный богу, чем в раздражении прать против рожна.
Пенфей
Я и принесу ему жертву - и для того, чтобы почтить его по заслугам, произведу страшную резню в ущельях Киферона.
Дионис
(все с тем же невозмутимым равнодушием)
Вы все разбежитесь; а ведь стыдно будет, когда вы со своими медными щитами повернете тыл перед тирсами вакханок.
Пенфей
С каким невыносимым чужестранцем свела меня судьба! Что [800] с ним ни делай - он не хочет молчать.
Дионис
(торжествующе смотрит на Пенфея, как бы готовя решительный удар; но мало-помалу его лицо и движения начинают выражать сострадание к молодому царю, он приближается к нему, кладет ему руку на плечо и с тоном искреннего
участия говорит ему)
Друг мой! еще есть возможность все устроить к лучшему.
Пенфей
(боязливо и недоверчиво)
Какая? Та, чтобы я подчинился своим же рабыням?
Дионис
Я сам приведу женщин сюда, не прибегая к оружию.
Пенфей
Спасибо! это уже предательский замысел против меня!
Дионис
(с жаром)
Где же тут предательство, когда я хочу спасти тебя своим замыслом.
Пенфей
Вы, верно, условились в этом, чтобы получить возможность служить Вакху всегда!
Дионис
Да, ты прав; в этом я условился с богом.
Хочет взять Пенфея за руку; тот стоит в смущении, не зная на что решиться;
но затем отбрасывает руку Диониса и обращается к страже.
Пенфей
Принесите мне оружие. (Дионису.) А ты перестань рассуждать!
Дионис (отступает на несколько шагов, не сводя с Пенфея своих чарующих глаз, и,
пользуясь его озадаченностью, вкрадчиво говорит ему)
Послушай же... тебе хотелось бы видеть, как они там [810] вместе расположились на горе?
Пенфей
(быстро опускает голову; кровь приливает к его лицу, в его глазах снова то
же недоброе выражение, как и в первом действии; как бы бессознательно
вырываются из его у cm произнесенные вполголоса слова)
О да! груду золота дал бы я за это.
Дионис
(быстро меняя тон, с насмешкой)
Откуда же у тебя явилось такое страстное желание?
Пенфей
(стараясь овладеть собой, со смущением)
Желание? Нет! мне будет больно видеть их отягченными вином.
Дионис
(ядовито)
Как же так? Тебе хочется взглянуть на то, что тебе больно?
Пенфей
(со все возрастающим смущением)
Ну, да... но молча, сидя под елями.
Дионис
(с тоном притворного участия)
Напрасно; они выследят тебя, даже если ты придешь тайком.
Пенфей
(тщетно стараясь выпутаться)
Зачем тайком? Я пойду открыто; ты сказал правду.
Дионис
(протягивая Пенфею руку)
Итак, я поведу тебя, и ты отправишься в путь?
Пенфей
(судорожно сжимая руку Диониса)
Да, пойдем скорее; мне каждой минуты жаль. [820]
Дионис
(равнодушно)
Так облачись же в льняные ткани.
Пенфей
(удивленно)
Зачем это? Разве я из мужчины превратился в женщину?
Дионис
А чтобы они не убили тебя, если бы признали в тебе мужчину.
Пенфей
(злобно)
Недурно придумано! Да, ты мудр, я давно это заметил.
Дионис
(добродушно)
Это Дионис меня умудрил.
Пенфей
Как же назвать хорошим то, к чему ты хочешь склонить меня?
Дионис
Очень просто: мы войдем во дворец, и я наряжу тебя.
Пенфей
Да, но в какой наряд? неужто в женский?
Дионис кивает головой.
Нет, мне стыдно! (Хочет уйти во дворец.)
Дионис
(презрительно пожимая плечами)
Видно, ты не особенно хочешь взглянуть на вакханок. [830] (Делает вид, будто хочет удалиться.)
Пенфей
(быстро остановившись, вслед уходящему Дионису)
А скажи... что это за наряд, в который ты хочешь облачить меня?
Дионис
(тоже останавливаясь)
Я распущу твои волосы, чтобы они с головы свешивались на плечи.
Пенфей (после минутного раздумья одобрительно кивает головой, затем нерешительно
продолжает)
А в чем... вторая принадлежность моего наряда?
Дионис
Платье до пят, и митра на голову.
Пенфей
(сердито)
Не пожелаешь ли надеть на меня еще чего-либо?
Дионис
(добродушно)
Дам тебе тирс в руку и надену на тебя пятнистую шкуру оленя.
Пенфей
(резко)
Нет, я не в состоянии надеть женское платье!
Дионис
Итак, ты предпочтешь пролить кровь, дав битву вакханкам?
Пенфей
(со вздохом)
Лучше пусть будет что угодно, лишь бы мне не быть посмешищем для вакханок.
Дионис
Пенфей
(подумав немного, радостно)
Ты прав; следует сначала отправиться на разведку.
Дионис
(одобрительно)
Это благоразумнее, чем к прежним бедам добывать новые.
Пенфей
Но как же мне пройти по городу так, чтобы кадмейцы меня не заметили? [840]
Дионис
Мы пойдем по пустынным улицам; я буду твоим проводником.
Пенфей
(после краткой паузы)
Мы сначала войдем во дворец; там я решу, что лучше.
Дионис
Согласен; я везде готов служить тебе.
Пенфей
Я иду. (Нетвердой походкой поднимается на ступени; проходя мимо стражи, с достоинством.) А затем я или с оружием отправлюсь туда, или (вполголоса Дионису, который последовал за ним до колоннады) послушаюсь твоего совета! (Уходит во дворец.)
Дионис
(видя, что Пенфей ушел, вдруг обращается к хору)
Победа наша, подруги; он уже направляется к неводу; вакханок он увидит и в наказание примет смерть от них.
Дионис, теперь за тобой дело - а ты вблизи - накажем его. Прежде всего лиши его ума, наведя на него легкое помешательство; будучи [850] в здравом уме, он никогда не захочет надеть женского платья, а лишившись рассудка, наденет его. Я хочу, чтобы он стал посмешищем для фиванцев, после его прежних страшных угроз, ведомый в женском одеянии по городу.
Но я пойду и надену на него наряд, в котором он отправится в царство теней, убитый рукою матери; он узнает Зевсова сына, Диониса, бога столь же грозного для беззаконных, сколько кроткого [860] для благочестивых людей. (Уходит во дворец.)
ТРЕТИЙ СТАСИМ
Строфа.
Суждено ли нам наконец выступать легкой ногой во всенощных хороводах, резвясь в вакхическом веселье и закидывая голову навстречу влажному ночному ветру? Так лань играет, радуясь роскошной зелени лугов, когда она спаслась от страшной облавы, миновала загонщиков, перепрыгнула хитросплетенные тенета. И вот, пока охотник кричит своим гончим, ускоряя их прыть, она, бурноногая, хотя [870] и изнемогая в беге, несется по долине вдоль реки, радуясь безлюдию в зелени густолиственного леса.
В чем мудрость, в чем прекраснейший дар человеку от богов, как не в том, чтобы победоносною десницей смирять выю врагов? А что прекрасно, то и мило навеки. [880]
Антистрофа.
Не скоро движется божья сила, но можно довериться ей; она карает смертных, поклоняющихся неразумию и в угоду безрассудной мечте отказывающих в почете богам. Долгое время поджидают они нечестивца в хитрой засаде, но затем схватывают его. И они правы: не [890] следует в своих мнениях и помыслах возвышаться над верой; не требуется большого усилия мысли, чтобы убедиться в мощи того, что мы называем божеством, чтобы признать вечными и врожденными те истины, которые столь долгое время были предметом веры.
