Иван Барков - Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова
Всепокорное прошение.
Просит тоя ж Академии Наук ученик Иван Борков, а о чем мое прошение, тому следуют пункты:
1.
Прошлого, 1752 года, Майя 29 числа определен я нижайший к находящемуся в типографии корректору Алексею Барсову для вспоможения ему в поправлении корректур и для записки у него бумаги и прочих материалов, понеже за множеством положенных на него Барсова дел, а имянно, что надлежит до приходу и расходу бумаги и прочих материалов, такожде и для посторонних его случающихся дел, как то переводу ведомостей и иных, без вспоможения оному одному исправиться было трудно.
2.
А минувшаго февраля м<еся>ца 5 числа сего 1753 года по резолюции Канцелярии Академии Наук помянутый корректор Алексей Барсов от должности, касающейся до приходу и расходу бумаги и прочих материалов, уволен, и оная препоручена определенным для тех дел особым людям г<оспо>д<и>ну инспектору Томилину и наборщику Ивану Ильину, и следовательно он ныне оставлен токмо при исправлении корректорской должности и над типографскими служительми смотрение имеет, что он без труда и без помощи моей исправлять может.
3.
И тако я нижайший в типографии впредь имею находиться праздно, ибо как объявлено мною, для помянутых обстоятельств и умаления дел лехко может и без помощи моей оной корректор Барсов справляться.
4.
А желаю я нижайший принять на себя должность бывшего при асессоре и унтер библиотекаре гдне Тауберте канцеляриста Ульяна Калмыкова, которую я свободно отправлять могу, хотя от типографии освобожден и не буду.
5.
А понеже в убогом моем нынешнем состоянии определенным мне жалованьем, которого годовой оклад состоит токмо в тритцати шести рублях, содержать себя никоим образом почти не можно, ибо как пищею и платьем, так и квартиры нанять чем не имею.
Того ради прошу Канцелярию Академии Наук, дабы соблаговолено было меня нижайшего на помянутого бывшего канцеляриста Калмыкова место определить и притом к окладу моего жалованья прибавить по благоизобретению Канцелярии Академии Наук, и о сем моем прошении решение учинить.
1753 года, Марта дня.
К сему прошению ученик Иван Борков
руку приложил[42].
В тот же день, 2 марта, академической Канцелярией было определено «оному ученику Баркову быть впредь до усмотрения в Канцелярии Академии Наук для переписки на бело случающихся дел, нежели он худые свои поступки оставит и в порученном ему деле явится прилежен, то без прибавки жалованья оставлен не будет…»[43].
Баркову пошли навстречу. П. С. Билярский замечал по этому поводу: «Видимо, что академическое начальство ценило его дарования и старалось исправить его поведение. Впоследствии встречаются еще попытки поддержать его угрозами и обещаниями, — попытки напрасные. При всем том его по крайней мере терпели»[44]. Очередной пример благорасположения к Баркову был продемонстрирован очень скоро. Не успел Барков перейти в академическую Канцелярию, как сразу же попал в очередную неприятную историю и даже содержался под стражей. Но вновь начальство снизошло к нему, хотя в случае повторения подобного Баркову опять пригрозили списанием из Академии в матросы. На этот счет вышло следующее предписание:
Понеже ученик Иван Борков за продерзости ево содержится при Канцелярии под караулом, а ныне он в виностях своих признавается и впредь обещает поступать добропорядочно, да и Канцеляриею он усмотрен против прежнего исправнее, того ради, да и для наступающего праздника С < вя > тыя Пасхи, из под караула его свободить, однако быть ему при делах в Канцелярии и для переписки ученых пиэс в звании копииста и к производимому ево нынешнему жалованью к 36-ти рублям прибавить ему еще четырнатцать рублей и тако имеет он получать в год по пятидесяти рублев; и оное прибавочное жалованье начать производить будущаго апреля с перваго числа; а ежели он Борков впредь наилучшим образом себя в делах и поступках окажет, то имеет ожидать как прибавки жалованья, так и произвождения; а в противном случае непременно отослан будет в матрозскую вечную службу; чего ради ему объявить сие с подпискою. / Подлинной за подписанием Советника гдна Шумахера за скрепою Секретаря Ханина.
Марта 30 дня
1753 года.[45]
С этого времени на ближайшие годы главной обязанностью Баркова стала переписка (копирование) различных академических документов и рукописей. Поручалась ему и редактура отдельных текстов. Очень быстро Барков приобрел хорошую квалификацию, как сказали бы сейчас, редакционно-издательского работника. Именно в области книжного дела и литературного труда он намеревался зарабатывать себе на жизнь, ибо мизерного жалованья академического копииста (как стал он теперь именоваться вместо «ученика») могло хватить разве что на водку, при тогдашней ее баснословной дешевизне. Для сравнения с окладом Баркова (36 р. плюс добавленные 14 р.) укажем, что за двадцать лет до этого (в 1735 г.), при более низком уровне цен, жалованье «портомойницы» в штате академической семинарии (открывшейся потом как гимназия и университет) было определено в 36 р. годовых, а на каждого ученика по плану ассигновывалось (с учетом одежды, питания и т. п.) по 146 р. 60 и 76 коп[46].
Кроме профессиональных навыков, Барков, по всей видимости, умел ладить с людьми и, несмотря на свои известные пороки, внушал доверие как способный и перспективный работник. Известно несколько его попыток найти себе подходящую службу. Так, уже через год после определения копиистом он просил академическую Канцелярию отпустить его справщиком на вакансию в типографии Морского кадетского корпуса, 15 апреля 1754 г. он подал слезный рапорт с этой просьбой:
В Канцелярию Академии Наук
Всепокорное доношение
Доносит оной же Академии Копеист Иван Барков о нижеследующем:
1.
Уведомился я именованный, что полученною сего апреля из г<осу>д-<а>р<с>твенной Адмиралтейской Коллегии промемориею требуется в типографию морского шляхетного кадетского корпуса справщик, который бы знал российскую грамматику и по латине;
2.
А понеже я в рассуждении знания объявленных в той промемории грамматики и латинского языка особливую имею к оной должности способность, тако ж и к типографскому поведению нарочито уже приобык, упражнявшись в касающихся к тому делах, наиначе же во исправлении корректур более, нежели полтора года;
3.
Того ради, да и для претерпенной мною веема немалой бедности, в коей почти целые три года обращался, всепокорнейше Канцелярию Академии Наук прошу, дабы в порадование мое и во облегчение от оной не лишить меня в сем случае высокой милости, удостоить к определению в помянутую должность, а паче что сим способом малые труды мои в науках втуне остаться не могут, но и сверх того чувствуя толь чрезвычайную милость и пользуясь, елико возможно, приобретенными от Академии плодами учения с непременною благодарностию, по все-подданнической моей рабской должности, о многолетном здравии ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА с ИХ ИМПЕРАТОРСКИМИ ВЫ-СОЧЕСТВЫ молить Бога неусыпно буду, к тому ж и высокую честь и славу Академии ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА по всей моей возможности наблюдать и прославлять долженствую;
4.
Что ж касается до моего исправления в житии, то не довольно еще кажется, чтоб нынешнее мое гораздо исправнейшее против прежнего состояние могло быть о честных моих поступках доказательством, но непременно во всю мою жизнь стараться не премину, дабы и всегда оказывать себя таким, какому надлежит быть трезвому, честному и постоянному человеку.
Апреля < > дня 1754 год<у>.
К сему доношению копеист Иван Барков
руку приложил[47].
Но в просьбе Баркову было отказано и определено «быть ему впредь об нем до усмотрения при писме всяких дел, а чтоб он таковыми доношениями часто Канцелярию не утруждал, сию резолюцию объявить ему с подпискою»[48]. Вместо этого Баркова ждало поручение другого рода.
М. В. Ломоносов, трудясь на нивах самых различных наук, в 1754 г. работал над сочинением «Российской истории» и в марте обратился в академическую Канцелярию с просьбой отрядить ему в помощь способного студента для употребления по бумажным делам. В феврале следующего, 1755 г., для этих целей к нему был прикомандирован Барков, который, еще будучи студентом университета, переписывал ломоносовские бумаги. Весной — летом 1755 г. Барков переписывает набело «Опыт описания владения первых великих князей российских», осенью — «Российскую грамматику» и рукопись второго тома «Сочинений» Ломоносова. Перебелял, а иногда, возможно, и записывал под диктовку Барков и другие труды Ломоносова, его письма и официальные бумаги[49]. За этими занятиями он проводил целые дни. Между тем в Академии были и другие желающие иметь Баркова своим сотрудником. В частности, историк Г. Ф. Миллер, который, судя по отдельным имеющимся данным, вообще благоволил к нему. Миллер являлся секретарем академической Конференции; 29 января 1756 г. на заседании Конференции он доложил, что Барков «находится беспрестанно для письма у <…> Ломоносова, а при Конференции ежедневно случаются дела, для которых российский копеист необходимо надобен», и требовал Баркова от Ломоносова отозвать; однако Конференция решила оставить его при прежнем поручении, а для текущих дел привлечь копииста Семена Корелина[50]. Вероятно, вскоре Миллер обратился к самому Баркову, чтобы просьба о переводе его от Ломоносова исходила непосредственно от Баркова. В мае он подал следующее доношение:
