Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

— А вы седой! — сказали мне при встрече, —
А были черный! — Был! — ответил я.
И что-то мне тотчас легло на плечи
И придавило камнем бытия.

— А ты не старый! — как-то мне сказали
Друзья мои за праздничным столом.
И мне как будто руки развязали,
И свистнул воздух под тугим крылом.

И полетел я в облачные выси,
И был я очарован красотой,
Дремавшие во мне дотоле мысли
Заволновались нивою густой.

Друзья мои, внушайте людям веру,
И чаще говорите «Добрый день!»,
И следуйте хорошему примеру,
Продляйте добрым словом жизнь людей!

Белая пагуба,
Звонкая чудо-беда,
Стонет метель.
Никого! Ни дорог, ни следа.

Кто замерзает —
         зверь,
         или путник,
         иль конь?
Это кому так
И гибельно и нелегко?

Ветер!
Утихни, и сжалься,
И душу живую спаси.
Устереги милосердно
И в теплую хату внеси!

Как доброго слова везде не хватает!
Скажу его — лица людей озарятся.
И я, как купец, что кутит и гуляет,
Открыл свою душу — пошел разоряться!

На почте смеюсь, почтальонкам с порога:
— Вторую зарплату вам всем назначаю!
— Себя не забыли? — хохочут девчата.
— Мне две маловато — я три получаю!

В сберкассе, шутя, заявляю кассирше:
— Пустяк ваши вклады пред вашей красою!
Вы чем умывались сегодня, скажите? —
Кассирша смеется: — Обычной росою.

— Обычной росы на земле не бывает,
Обычной красы и природа не терпит. —
Кассирша довольна, кассирша сияет,
А день не субботний — всего понедельник!

Кричу мяснику, что согнулся под тушей:
— Давай подмогну, надорвешься, родимый!
А ты еще нужен и теще, и детям,
И даже, возможно, супруге любимой.

Из глаз огонечек сверкнул вороватый:
— Помощников много, а мяса нехваток.
Вон очередь, видишь? Вставай-ка в затылок,
Законно получишь, уйди от греха-то!

К двенадцати ночи исчерпан мой короб,
Совсем опустела моя кладовая.
В заветном кармане остались два слова,
Но я их оставил тебе, дорогая!

Ко мне приходит ночью мой двойник,
В то время, когда двери на засовах.
Я спрашиваю: «Как же ты проник?» —
«А очень просто — ты забыл про совесть.

Нет на нее запросов и замков,
Проникнет в бездну и на дно морское,
Под крепкий сон подводных моряков,
Она разбудит и не даст покоя.

«Как жил ты?» — спросит». — «Праведно!» —
 «Э-э, нет!
Я не анкета, друг, я протестую:
Не нужен мне неправильный ответ,
Твое словечко — ложь, я арестую!

Как жил, скажи, как ближним помогал?
Вступал ли в бой с неправдой рукопашно?» —
«Не очень!» — «Вот теперь ты не солгал,
Ты ближе стал, и мне с тобой не страшно.

Врагов ты нажил?» — «Нажил». — «Кто они?» —
«Глашатаи наживы и корысти».—
«Так, так, но только, боже сохрани,
Не соскользни на тропку общих истин.

На мельницу не лезь, как Дон-Кихот,
Абстрактного врага не числи в списках,
Материя сия не для стихов,
Она, мой друг, расплывчатая слишком.

Что с женщинами было?» — «Было все!
И счастье и несчастье — горек опыт,
Как дизель дюжий, это колесо
Всю жизнь вертел я, подневольный робот». —
«Да, правда эта слишком солона,
Она отвесней и прямее кручи,
Но ты, надеюсь, понял, что она,
Одна она, быть может, нас и учит.
Спасибо, ты мне правду говорил!
И черною неправдой не обидел!..»
Ни скрипа двери. И ни шума крыл,
Как не было его! Но я то — видел!

Читатель! Будь поблагосклонней,
Коль слишком гордый, чуть нагнись.
Писал я это под Москвою,
В саду, под яблоней анис.

Под шум ветров, под звон капели
Я эту книгу создавал.
Мне много иволги напели,
Мне много лес наколдовал.

Мне много люди насказали,
А я всю жизнь людей люблю.
Пегас! Приехали. Слезаю.
Вот сено — ешь! А я посплю!

Он очень волновался накануне
В глухом и неизвестном Байконуре.
Час новых испытаний наставал,
Он жизнью человека рисковал.

«Конструктор, теоретик, академик,
Как высоко значенье этих слов.
Но тот, кто на себя скафандр наденет,
Рискует больше», — думал Королев.

Ударив в землю огненным копытом,
Ракета отделилась от земли
И очутилась в космосе открытом,
В неведомой космической дали.

По всей Земле воскликнули: — Запущен! —
И замер в ожиданье род людской.
Что день готовил нам грядущий,
Не знал ни академик, ни герой.

Не падать духом! Люди, не скорбите,
Жив человек, который на орбите,
Не превратился он в седую пыль,
И это не утопия, а быль.

Он жив! Он на земле уже — Гагарин,—
Ликуют люди, радость через край.
Конструктору счастливый день подарен,
Улыбка Юры солнечна, как май.

Теперь мы говорим: — Дорога в космос.
Она — реальность. Кто ее торил?
В уме ее прикинул Циолковский,
А Королев на деле сотворил.

Корни песни российской ослабли,
Нет мне горше, чем эта, утрат.
Шептуны из безликих ансамблей
Микрофонят со всех эстрад.

И откуда такая безликость,
Безголосье, бездушье порой?
Люди добрые, привезите
Песню поля и русских берез.

Песню подвига и простора,
Русь, по-прежнему затяни,
А не то мы разучимся скоро
Петь, как пели у нас искони.

Неужели и дальше так будет?
О, какой это страшный удар,
Если русскую песню погубят
Под глумленье и хохот гитар.

Десять девушек сидели
На заборе общежитья,
Маня, Таня, Тоня, Соня,
Нина, Зина, Тося, Фрося,
Агриппина, Акулина,
Ровно десять — как отдать.
Вышел Боков с балалайкой,
Девки дружной, тесной стайкой
От забора отскочили
И поэта заключили
В тесный круг — и ну страдать!

Десять девушек пылают,
Охи, вздохи посылают,
Сразу десять завлекают
И на чувства намекают,
Видит бог, что это так!
Но поэт не зазнается,
В нем влюбленно сердце бьется,
Он играет, он смеется,
С языка частушка рвется,
Он девчатам признается:
— Если б критики вот так!

Видел я триста ребят в штормовках,
Встал и спросил их: — За чем остановка?
— Не остановка! Откуда вы взяли?
Или оттуда, что мы на вокзале?

Мы нынче вечером будем на БАМе,
Будем строить, пойдем за грибами.
На берег вытянем чудо-тайменя,
Кончим работу — затеем пельмени!

— Кто вам поможет исполнить желанья?
— Летчики наши и рейсовый лайнер! —
Я побеседовал и убедился:
В бамовцах есть и напор и единство.

Знают ребята с БАМа, с КамАЗа
Труд и любовь, а еще Карла Маркса,
Ленина знают, и не бумажно,
А строительно, многоэтажно,

Очень жизненно, очень реально.
Этим ребятам ничто не рано,
Все в самый раз — и любовь и свершенья,
Дерзкие взлеты, стальные решенья!