Борис Бухштаб - Поэты 1840–1850-х годов

Замки маврские все пали,
Сарацины все в цепях;
Лишь один твердее стали,
Хоть чума в его стенах.
Непреклонна Альпухара,
Альманзор ей верный щит,
Но наутро ждут удара:
Под стеной уж крест блестит.

Чу! пальба, и вопль, и пламя!
Вот минута тишины…
На стене взвилося знамя,
На мечетях нет луны!
Но по трупам павших в брани
Альманзор, как гений сил,
Сквозь опасность, с саблей в длани,
Путь широкий проложил.

Горд испанский предводитель:
Меж развалин и гробов
Пенит кубки победитель,
Делит злато и рабов.
Но вот страж ему доносит:
«Стран далеких паладин
Говорить с героем просит,
Что низринул сарацин».

— «Пусть войдет!» И входит воин,
Потуплен смиренный взор —
То герой, что лавр достоин,
Щит неверных — Альманзор.
Альпухары вождь надменной
Презрел бегством. Наг и бос,
Он главу свою смиренно
Победителю принес.

«Вождь! — сказал он. — У порога
Я кладу мою главу,
Твоего признаю бога
И пророком назову.
Пусть несется весть, что братий
И Аллаха я забыл,
Что для вражеских объятий
Грудь могучую открыл,

Что гремевший мавров славой
Исламизма верный сын,
Под чужой склонясь державой,
Стал вассалом — сарацин».
Доблесть чтит прямой испанец,
Победитель гостю рад:
«Пусть он враг и чужестранец,
По мечу он нам собрат!»

И вот чествуют героя,
Обнимают, руки жмут
И, забыв упорство боя,
Лавр в венок ему плетут.
Весел мавр при новых братьях
Живоносного креста,
Он сжимает их в объятьях,
Он целует их в уста.

Бейте в бубны, ратны люди!
Вождь Испании, ликуй!
Мавр его жмет крепче к груди,
Дольше длится поцелуй.
Вдруг, окинув всё собранье,
Он недвижим, взор застыл,
Каждый мускул в содроганьи,
На руках узоры жил.

Гнутся слабые колена,
Вот он с хохотом упал,
На губах клубится пена,
А в руке сверкнул кинжал.
«А, гяуры! что ж вы в страхе?
Я не в сече — на земле
Я простерт пред вами в прахе…
Смерть в груди и на челе!

Сарацин пришел с мольбою
И предательством в ваш стан,
Но он нес сюда с собою
Смерти верный талисман.
Посмотрите: я бледнею,
Корчи руки мне свели,
Но вы смертию моею
Отойдете от земли.

Плачет от чумы Гранада,
Для меня ж она бальзам:
Я гостинец черный яда
В поцелуях роздал вам.
Знайте ж, гя́уры, — Востока
Правоверные сыны
Не срамят Коран пророка,
Не мрачат святой луны!»

Он замолк. И дикий пламень
Вмиг потух в его очах,
А рука вождя, как камень,
Замерла в его руках.
Но безжизнен мавр на месте,
Он не свел с врагов лица,
И усмешка злобной мести
На устах у мертвеца.

Опустела Альпухара,
Груда камней, груда тел:
Знать, от века божья кара
Ей назначена в удел.
И сбылося: что не смели
Снять мечи — взяла чума!
И в одной могиле стлели
Шлем с оливой и чалма.

          Могуч, величествен и грозен,
В клуб а́нглийский граф Воронцов вступил.
          Хоть он Шамиля не сразил.
          Зато теперь сражен им Позен.

Много дал бы я тому,
          Кто откроет тайну —
Отчего и почему
Сердце любит так случайно?

Чуть взглянул — и сам не свой;
          А мигнули глазом —
Так прощайся с головой:
          Ум зашел за разум.

Жизнь и смерть, итоги лет,
          Разность отношений —
Всё исчезло! Свет не свет
Без восторженных мучений.

Знать, пробил судьбины час!
          Нет уж поворота!
Всё затягивает нас
Глубже в топкое болото.

Те твердят, что это кровь,
Те — духовная потреба…
О любовь, любовь, любовь!
Ты для нас загадка неба!

Неизбежное ты зло, —
Божество, хотя безбожно!
Жить с тобою тяжело,
Без тебя жить невозможно.

Вы мне говорили
Часто в прошлом лете,
Что меня любили
Больше всех на свете.
Я вам сдуру верил,
Увлекаясь чувством;
Взор ваш лицемерил
С редкостным искусством.

Год прошел — нашли вы,
Что уж стар я очень,
Что глаза не живы,
Жар любви непрочен.
Кстати ли участье
К жалкому калеке?
И нашли вы счастье
В дюжем человеке.

Он так полон страсти,
Геркулес по силам,
Говорит всё сласти
С увлеченьем милым;
Всё на нем с иголки,
Строен, бакенбарды
Словно две метелки —
Хоть в кавалергарды!

Страсть свою слезами
Вылил в жаркой сцене,
Стоя перед вами
На одном колене.
В брак готов, сердечный…
Лестная картина!
Стоит уж, конечно,
Выделки овчина.

Весело смеяться
Над судьбой комичной
Было б, может статься,
Кстати и прилично…
А я, дурень, плачу
И крушусь не в меру,
Что я с вами трачу
В ум и в душу веру.

Как вор отъявленный — он дерзок,
Как вор в суде — подленек он,
Как вор на исповеди — мерзок,
Как вор в полиции — смешон.

Родился я — как подобает.
Родитель мой был столбовой.
Где он служил — господь то знает,
Но человек был с головой.
Хотя не дрался он с французом,
Носил медаль, не знал аптек,
Был дюж, здоров, с огромным пузом,
Как благородный человек.

Весь дом его был в строгом чине.
Холопей праздную семью
Держал всегда он в дисциплине,
Как свору гончую свою.
Он вел дела благополучно,
Виновных на конюшне сек,
Псарей учил собственноручно,
Как благородный человек.

Имея дела очень много
То на охоте, то в гостях,
Меня он сдал на волю бога,
Я взрос у ключниц на руках.
Я поедал варенье славно,
Ходил смотреть рысистый бег
И в бабки дулся преисправно,
Как благородный человек.

Я с гордостью открою внукам,
Что полный курс мой был букварь,
Что обучал меня наукам
Наш деревенский пономарь.
Я рос свободно, праздно, вольно,
Меж дворни, гончих и телег,
Да плеткой слуг стегал пребольно,
Как благородный человек.

Чтобы избавиться от жалоб,
Отец решил меня женить,
Да рассудил, что не мешало б
Сперва маленько послужить.
Мои бумаги были чисты —
Тогда был не ученый век,
И поступил я в копиисты,
Как благородный человек.

Не знал я, что такое страсти,
За честью гнаться не хотел,
Я покорялся всякой власти,
Пред богачом благоговел.
Не простирал далёко виды,
Сбирал щепы, как дровосек,
Сносил безропотно обиды,
Как благородный человек.

Я враг был всяких либералов,
Во мне дух барства не потух.
Всегда терпеть не мог журналов —
В них эдакий какой-то дух.
Я денег не сорил на вздоры,
Не заводил библиотек,
И не вступал ни с кем я в споры,
Как благородный человек.

Я проводил досуг иначе:
Бродягам гроша не давал
И в зимний вечер и на даче
Исправно спал иль козырял.
Меня не трогал неимущий —
Не призревать же всех калек!
Пусть сам достанет хлеб насущный —
Как благородный человек.

Жену мою… как вам сказать бы?..
Мне мой начальник предложил.
Он знал ее еще до свадьбы
И награждал по мере сил.
За ней сулил он тридцать тысяч…
За эти деньги — в наш-то век —
Себя позволит всякий высечь,
Как благородный человек!

Жена любила все обряды
Великолепных светских дам,
Днем покупала всё наряды,
Скиталась ночью по балам.
Сперва ее пленила полька,
Потом подъехал знатный грек…
Что ж было делать?.. Плюнул только,
Как благородный человек.

Я был в делах отменно тонок,
Спины и шеи не жалел,
Пред сильным — просто падал до́ ног,
Знал фамильярности предел.
И хоть без мудрого ученья,
А переплыл я много рек
И нажил славных три именья,
Как благородный человек.

Я в свете с важностью прямою
Всегда держать себя умел,
И подчиненный предо мною
Ни сесть, ни пикнуть бы не смел.
А если б вышел он из правил,
Да я бы суд над ним изрек:
Без хлеба на всю жизнь оставил,
Как благородный человек.

Детей к начальству на поклоны
Всегда с собою я возил.
Что́ значат важные персоны,
Я с малолетства им внушил.
Зато карьеру им составил,
Теперь пойдут и без опек,
Я долг родительский исправил,
Как благородный человек.

Весь век я терся по приемным
У командиров и вельмож,
Терпел их шутки с видом скромным,
На всё готов был и пригож.
За честь считал вкушать их брашен,
В мой дом их звал хоть на ночлег.
Зато их милостью украшен,
Как благородный человек.

Хоть ждал ремесленник уплаты
С меня лет десять иногда,
Но метил я в аристократы
И твердо знал, что нет стыда
Должать за мебель, за линейки.
Зато платил я весь свой век
Долги по картам до копейки,
Как благородный человек.

И внес на имя неизвестных
Давно в ломбард я капитал,
Достиг до степеней известных
И всё, что можно, нахватал.
Воздвиг эта́жей в шесть домишко,
И формуляр мой чист как снег,
А жил-то я на свой умишко,
Как благородный человек.

Скончался я, оплакан сыном,
За мной тянулся ряд карет,
Свезли меня под балдахином,
И на поминках был обед.
На днях в газетах вышел нумер,
Что, мол, такой-то, имярек,
Почтенно жил и честно умер,
Как благородный человек!