Григорий Кошечкин - Военные приключения. Выпуск 2
…Бой был неравный и жестокий… уже в самом начале его Петр получил ранение в ногу. Но он умело использовал то обстоятельство, что бандиты были лишены оперативного простора. Под огнем его автомата они никак не могли все сразу покинуть свой отсек, а когда им все же, понеся потери, это удалось, Петр, раненный еще раз, собрал последние силы и бросил гранату. И больше он уже ничего не помнил. И не видел, как оставшийся в живых бандит, выползая через развороченный взрывом вход, со страхом смотрел на него, неподвижно застывшего на полу, и, не веря, что с этим отчаянно сражавшимся чекистом покончено, боясь, что он еще сможет помешать ему уйти, прошил его автоматной очередью…
* * *Хоронили Петра на городском кладбище. С воинскими почестями, с венками и скорбными речами. Родных у него не было, но из детдома, где он воспитывался, приехали две старенькие учительницы. Их просили выступить, а они только смотрели на своего воспитанника и что-то шептали, глотая слезы. Потом одна из них достала из потертой временем сумочки пожелтевшие фотографии и стала их раздавать. И все, кому они достались, увидели вдруг Петра Ищенко мальчишкой, озорным и веселым, и таким жадным до жизни, что смерть его показалась им нелепой и несправедливой случайностью и отозвалась в сердцах еще больнее и острее…
Тамаров стоял рядом со старшим лейтенантом Артеменко, земляком и сослуживцем Петра. Когда покидали кладбище, Артеменко с грустью и с какой-то идущей из глубины души обидой сказал:
— Не успел для себя пожить человек. И не умел. А для людей добра сделал столько, сколько нам за всю нашу жизнь, наверное, не сделать… И пусть мне кто-нибудь докажет, что нет незаменимых работников! Они всегда были, есть и будут! Только понимаем мы это, осознаем почему-то всегда с большим опозданием. Заурядность свою, что ли, боимся признать…
Тамаров промолчал, а потом, вспомнив совещание у Капралова накануне операции, спросил:
— Вы, по-моему, предчувствовали его гибель? Извините, конечно…
— Да, предчувствие было. Но не это главное. Когда я говорю, что нам всем его очень будет не хватать, я имею в виду не только его исключительные профессиональные качества, но и человеческие, которые и делали его незаменимым, редким среди нас человеком. Согласитесь, что даже в крайне экстремальной ситуации можно найти для себя спасительную ниточку, и мы ищем ее. А он никогда этого не делал. Считал, что, как только у чекиста появляется такое желание, он обрекает порученную операцию на неудачу. Иными словами, каждый раз, уходя на задание, он просто забывал о себе, готов был в любую минуту принести себя в жертву ради достижения цели. На такое можно решиться раз, два, а он решался десятки, сотни раз!.. Не много ли подвигов для одного человека?! И не мало ли для таких людей одной жизни, если смерть у них только одна…
* * *Тамаров планировал после похорон навестить жену, но в последний момент раздумал, не был в себе уверен, боялся проговориться. А она в этот день очень его ждала, потому что именно в этот день врачи пообещали ей, что скоро выпишут.
Галка не знала о смерти Петра, от нее это тщательно скрывали. Правда, она уже успела подметить, что всякий раз, когда она спрашивала о нем, и Тамаров, и те, кто ее навещал, старались либо уйти от ответа, либо отделаться неопределенными фразами, опять же скорее касающимися больше ее, чем Петра: вы, мол, Галина Тимофеевна, выздоравливайте, а все остальное потом… Но она-то хотела знать о Петре Ищенко, а не про «все остальное»!..
Чем упорнее пытались отвлечь ее от дум об этом человеке, тем сильнее росла в ней тревога о нем, тяжелее и острее становилось предчувствие. Все последние дни она буквально не находила себе места, часто ее заставали растерянной и заплаканной. О Петре она уже не спрашивала, только смотрела на всех с укоризной, с немым осуждением: «Что же вы меня обманываете? Зачем?..»
Когда ее наконец выписали из больницы, она не стала ждать мужа. Пошла на кладбище и без посторонней помощи, без чьей-либо подсказки разыскала могилу Петра…
* * *Заставские будни, сразу навалившиеся на ее плечи заботы отвлекли ее на время от печальных воспоминаний. Но суровые испытания, выпавшие на ее долю, не прошли бесследно. Галка часто замыкалась в себе, перестала следить за своей внешностью, стала излишне раздражительной, неуступчивой. И однажды Тамаров ей сказал:
— Так нельзя. Может, тебе лучше уехать домой.
— А как же ты?
— Поживу один. Ты же уедешь не насовсем.
— Нет, мне нельзя уезжать. Это пройдет. Просто мне сейчас очень трудно, пойми…
— Я все понимаю, но мне больно видеть тебя такой…
— Я скоро стану другой. Только прежней, наверное, стать не смогу. Как не сможешь стать им и ты…
Галка подошла к мужу, положила ему на плечи руки и долго-долго смотрела на него. Все в его лице, каждая черточка, каждая морщинка были ей знакомыми и родными, ничего вроде не изменилось. И только потом, когда он ушел, она поняла, почему в ее Тамарове что-то показалось ей чужим, до сих пор для нее неизвестным, непривычным. То была чуть заметная седина на висках, на которую он, наверное, просто не обратил внимания. Или не успел обратить. У него хватает других забот…
День выдался отличный: солнечный, с легким морозцем. Тамаров отправил наряды, составил график очередных дежурств по заставе и вышел во двор. Капитана Орлова вызвали в комендатуру, и Тамаров вспомнил, как он, прощаясь, сказал:
— Без сопровождения еду! Даже не верится! Но успокаиваться, почивать на лаврах нам еще рано. Впрочем, вы уже у нас человек опытный, сами все понимаете… — И улыбнулся хитро.
Тамаров подметил, что после операции капитан стал относиться к нему с большим уважением, но часто прикрывал это шуткой, страховал от зазнайства. «Может, он и прав, — думал Тамаров. — Хотя что я, собственно, сделал, какое геройство совершил? Гордиться мне пока нечем. Просто так сложились обстоятельства. И я был в них рядовым участником….»
Подходя к крыльцу, вспомнил Галку. Почему она на него так смотрела, будто не видела целую вечность? Конечно, разлука была, но не такая уж долгая. Нет, странно она все-таки себя ведет. Явно еще не освоилась на заставе. Надо будет ей помочь… И он вдруг почувствовал свое преимущество перед ней. И ответственность человека, который уже освоился. И это было приятно…
Войдя в канцелярию, Тамаров вызвал старшину, отдал ему несколько распоряжений, потом сел за стол и перевернул листок календаря. Шел второй месяц его службы на границе…
РАТНАЯ ЛЕТОПИСЬ РОССИИ
Андрей Серба
УБИЙЦЫ ДЛЯ ИМПЕРАТОРА
Приключенческая повесть
Талантливый русский писатель, по происхождению — кубанский казак. Автор исторических и приключенческих повестей, опубликованных в «Искателе», «Вокруг света», «Советском воине». По образованию юрист.
Его повесть «Заговор против Ольги» опубликована в Первом сборнике «Военные приключения».
1Сержант, командир конного патруля, насторожился, приподнялся в седле. Шестеро драгун, следовавших за ним, придержали скакунов, замерли с мушкетами на изготовку.
Куст, который привлек внимание сержанта, зашевелился, из-за него показалась пригнувшаяся человеческая фигура. Острый глаз опытного разведчика смог различить в темноте треуголку, широкий плащ и торчащую из-под него шпагу. Раздвигая впереди себя рукой траву, неизвестный сделал три-четыре мелких, крадущихся шага и исчез за соседним кустом. А там, откуда он появился, возникла новая фигура, нет, две. В таком же плаще, треуголке, тоже со шпагой на боку. Мгновение — и обе пропали за тем же кустом. У сержанта даже мелькнула мысль, не было ли только что увиденное игрой воображения? Уж больно быстро мелькнули перед глазами все три тени и без единого звука, словно призраки, растаяли в темноте. Ну нет, на то она и ночь, дабы под ее покровом вершить тайные дела. Тем паче в этом овраге, за которым начиналось болото, а за ним редколесье, где вчера вечером полковые разведчики обнаружили передовые пикеты шведской конницы. Неспроста сам дивизионный командир отрядил на ночь несколько патрулей из лучших разведчиков-драгун, чтоб обезопасить расположение русских войск со стороны этого глухого, глубокого оврага, ставшего границей между русской и шведской армиями. Поэтому интересно, очень интересно, кто эти вооруженные незнакомцы, облюбовавшие для ночных прогулок сей лесной овраг?
Сержант неслышно соскочил с лошади, доставая правой рукой из-за пояса пистолет, левой призывно махнул драгунам. Четверо из них тотчас очутились на земле, застыли за сержантом с мушкетами в руках. Двое оставшихся драгун, приняв от товарищей поводья их скакунов, превратились на время в коноводов, одновременно прикрывая группу сержанта с тыла.