Николай Гумилёв - Сборник стихов (электронное собрание сочинений)

От зари
Мы, как сны.
Мы цари
Глубины.

Нежен, смел
Наш размах,
Наших тел
Блеск в водах.

Мир красив…
Поспешим,
Вот отлив,
Мы за ним.

Жемчугов
И медуз
Уж готов
Полный груз.

Поплывет
Наш челнок
Все вперед,
На восток.

Нежных жен
Там сады,
Ласков звон
Злой воды.

Поспешим,
Берега,
Отдадим
Жемчуга.

Сон глубок,
Радость струй
За один
Поцелуй.

В этом альбоме писать надо длинные, длинные строки, как нити.
Много в них можно дурного сказать, может быть, и хорошего много.
Что хорошо или дурно в этом мире роскошных и ярких событий!
Будьте правдивы и верьте в дьяволов, если вы верите в бога.

Если ж вы верите в дьяволов, тех, что веселое, нежное губят,
Знайте, что духи живут на земле, духи робкие, бледные, словно намеки,
Вы их зовите к себе, и они к вам придут, вас полюбят,
Сказки расскажут о счастьи, правдивые, как эти длинные, длинные строки.

Вере Евгеньевне Аренс

Микель Анджело, великий скульптор,
Чистые линии лба изваял.
Светлый, ласкающий, пламенный взор
Сам Рафаэль, восторгаясь, писал.

Даже улыбку, что нету нежнее,
Перл между перлов и чудо чудес,
Создал веселый властитель Кипреи,
Феб златокудрый, возничий небес.

Лето было слишком знойно,
Солнце жгло с небесной кручи,—
Тяжело и беспокойно,
Словно львы, бродили тучи.
В это лето пробегало
В мыслях, в воздухе, в природе
Золотое покрывало
Из гротесок и пародий:
Точно кто-то, нам знакомый,
Уходил к пределам рая,
А за ним спешили гномы,
И кружилась пыль седая.
И с тяжелою печалью
Наклонилися к бессилью
Мы, обманутые далью
И захваченные пылью.

Я не знаю, что живо, что нет,
Я не ведаю грани ни в чем…
Жив играющий молнией гром —
Живы гроздья планет…

И красивую яркость огня
Я скорее живой назову,
Чем седую, больную траву,
Чем тебя и меня…

Он всегда устремляется ввысь,
Обращается в радостный дым,
И столетья над ним пронеслись,
Золотым и всегда молодым…

Огневые лобзают уста…
Хоть он жжет, но он всеми любим,
Он лучистый венок для Христа,
И не может он быть не живым…

Он воздвигнул свой храм на горе,
Снеговой, многобашенный храм,
Чтоб молиться он мог на заре
Переменным, небесным огням.

И предстал перед ним его бог,
Бесконечно родной и чужой,
То печален, то нежен, то строг,
С каждым новым мгновеньем иной.

Ничего не просил, не желал,
Уходил и опять приходил,
Переменно-горячий кристалл
Посреди неподвижных светил.

И безумец, роняя слезу,
Поклонялся небесным огням,
Но собралися люди внизу
Посмотреть на неведомый храм.

И они говорили, смеясь
«Нет души у минутных огней,
Вот у нас есть властитель и князь
Из тяжелых и вечных камней».

А безумец не мог рассказать
Нежный сон своего божества,
И его снеговые слова,
И его голубую печать.

Сегодня у берега нашего бросил
Свой якорь досель незнакомый корабль,
Мы видели отблески пурпурных весел,
Мы слышали смех и бряцание сабль.

Тяжелые грузы корицы и перца,
Красивые камни и шкуры пантер,
Все, все, что ласкает надменное сердце,
На ом корабле нам привез Люцифер.

Мы долго не ведали, враг это, друг ли,
Но вот капитан его в город вошел,
И черные очи горели, как угли,
И странные знаки пестрили камзол.

За ним мы спешили толпою влюбленной,
Смеялись при виде нежданных чудес,
Но старый наш патер, святой и ученый,
Сказал нам, что это противник небес,

Что суд приближается страшный, последний,
Что надо молиться для встречи конца…
Но мы не поверили в скучные бредни
И с гневом прогнали седого глупца.

Ушел он в свой домик, заросший сиренью,
Со стаею белых своих голубей…
А мы отдалися душой наслажденью,
Веселым безумьям богатых людей.

Мы сделали гостя своим бургомистром —
Царей не бывало издавна у нас,—
Дивились движеньям красивым и быстрым,
И молниям черных, пылающих глаз.

Мы строили башни, высоки и гулки,
Украсили город, как стены дворца.
Остался лишь бедным, в глухом переулке,
Сиреневый домик седого глупца.

Он враг золотого, роскошного царства,
Средь яркого пира он горестный крик,
Он давит нам сердце, лишенный коварства,
Влюбленный в безгрешность седой бунтовщик.

Довольно печали, довольно томлений!
Омоем сердца от последних скорбей!
Сегодня пойдем мы и вырвем сирени,
Камнями и криком спугнем голубей.

Мне надо мучиться и мучить,
Твердя безумное: люблю,
О миг, страшися мне наскучить,
Я царь твой, я тебя убью!

О миг, не будь бессильно плоским,
Но опали, сожги меня
И будь великим отголоском
Веками ждущего огня.

Солнце бросило для нас
И для нашего мученья
В яркий час, закатный час,
Драгоценные каменья.

Да, мы дети бытия,
Да, мы солнце не обманем,
Огнезарная змея
Проползла по нашим граням,

Научивши нас любить,
Позабыть, что все мы пленны,
Нам она соткала нить,
Нас связавшую с вселенной.

Льется ль песня тишины
Или бурно бьются струи,
Жизнь и смерть – ведьто сны.
Это только поцелуи.

На горах розовеют снега,
Я грущу с каждым мигом сильней,
Для кого я сбирал жемчуга
В зеленеющей бездне морей?!

Для тебя ли, но ты умерла,
Стала девой таинственных стран,
Над тобою огнистая мгла,
Над тобою лучистый туман.

Ты теперь безмятежнее дня,
Белоснежней его облаков,
Ты теперь не захочешь меня,
Не захочешь моих жемчугов.

Но за гранями многих пространств,
Где сияешь ты белой звездой,
В красоте жемчуговых убранств,
Как жених, я явлюсь пред тобой.

Расскажу о безумной борьбе,
О цветах, обагренных в крови,
Расскажу о тебе и себе,
И о нашей жестокой любви.

И, на миг забывая покой,
Ты припомнишь закат и снега,
И невинной, прозрачной слезой
Ты унизишь мои жемчуга.

Зачарованный викинг, я шел по земле,
Я в душе согласил жизнь потока и скал.
Я скрывался во мгле на моем корабле,
Ничего не просил, ничего не желал.

В ярком солнечном свете – надменный павлин,
В час ненастья – внезапно свирепый орел,
Я в тревоге пучин встретил остров Ундин,
Я летучее счастье, блуждая, нашел.

Да, я знал, оно жило и пело давно.
В дикой буре его сохранилась печать.
И смеялось оно, опускаясь на дно,
Подымаясь к лазури, смеялось опять.

Изумрудным покрыло земные пути,
Зажигало лиловым морскую волну.
Я не смел подойти и не мог отойти,
И не в силах был словом порвать тишину.