Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961
«Поэты потрясали небеса…»
Поэты потрясали небеса,
Поэты говорили словеса,
А скромные художники
Писали в простоте
Портреты — на картончике,
Пейзажи — на холсте.
Поэт сначала требует: «Вперед!»
Потом: «Назад!» — с волнением зовет,
А тихие ваятели
Долбают свой гранит.
— Какие обыватели! —
Поэт им говорит.
«По кругу Дома творчества…»
По кругу Дома творчества
Медлительно мечутся
Самоуверенные,
Себялюбивые,
Не уважающие себя писатели.
Они думают:
В городе кислородное голодание,
Здесь природа, сыр-бор.
Спокойно дождусь переиздания.
Протяну до тех пор.
Они думают:
Жизнь прошла
Шумно, хлопотно, нескладно.
Ни двора, ни кола.
Дом творчества есть и ладно.
Они думают:
Навстречу идущий
Ругал меня в тридцать пятом году.
О, ты, загребущий и завидущий,
Подай тебе господи болезнь и беду.
Они думают:
До обеда
Ровно два с половиной часа.
А сколько до смерти?
Ее не объеду,
Она уже подает голоса.
Как змея, заглатывающая свой хвост,
В сущности, очень прост
Пережевывающий без риска
Воспоминаний огрызки
Писатель в Доме творчества.
«Разговаривать неохота…»
Разговаривать неохота
Ни обрадованно, ни едко.
Я разведка, а вы пехота.
Вы пехота, а мы разведка.
Мы окопов ваших не строим.
Мы не ходим державным шагом.
Не роимся вашим роем
Под развернутым вашим флагом.
Вы — хорошие. Мы — другие.
Мы — без денег и без моторов.
Мы — не черная металлургия.
Мы — промышленность редких металлов.
Мы — выигрыш. Вы — зарплата.
Вы — нормальные, вроде плана.
Мы — цветастые, как заплата
На дырявой спине цыгана.
Уважаю вашу дельность,
Сметку, хватку, толковость, серьезность,
Но люблю свою отдельность,
Единичность или розность.
«Меня не обгонят — я не гонюсь…»
Меня не обгонят — я не гонюсь.
Не обойдут — я не иду.
Не согнут — я не гнусь.
Я просто слушаю людскую беду.
Я гореприемник, и я вместительней
Радиоприемников всех систем,
Берущих все — от песенки обольстительной
До крика — всем, всем, всем.
Я не начальство: меня не просят.
Я не полиция: мне не доносят.
Я не советую, не утешаю.
Я обобщаю и возглашаю.
Я умещаю в краткие строки —
В двадцать плюс-минус десять строк —
Семнадцатилетние длинные сроки
И даже смерти бессрочный срок.
На все веселье поэзии нашей,
На звон, на гром, на сложность, на блеск
Нужен простой, как ячная каша,
Нужен один, чтоб звону без,
И я занимаю это место.
«Жалкой жажды славы — не выкажу …»
Жалкой жажды славы — не выкажу —
Ни в победу, ни в беду.
Я свои луга
еще выкошу.
Я свои алмазы —
найду.
Честь и слава. Никогда еще
Это не было так далеко.
Словно сытому с голодающим
Им друг друга понять нелегко.
Словно сельский учитель пения,
Сорок лет голоса ищу.
И поганую доблесть терпения,
Как лимон — в горшке ращу.
«Завяжи меня узелком на платке…»
Завяжи меня узелком на платке.
Подержи меня в крепкой руке.
Положи меня в темь, в тишину и в тень,
На худой конец и про черный день.
Я — ржавый гвоздь, что идет на гроба.
Я сгожусь судьбине, а не судьбе.
Покуда обильны твои хлеба,
Зачем я тебе?
ПРИМЕЧАНИЯ
Время полного собрания сочинений Б. А. Слуцкого еще не пришло. И дело не только в том, что большое количество его произведений — поэтических в первую очередь — никогда не публиковалось и, следовательно, не прошло даже первоначальной «читательской обкатки». И даже не в том, что такому изданию должна предшествовать большая и многосторонняя работа по изучению и творчества, и творческого пути поэта, в частности, скрупулезное исследование хотя бы приблизительных датировок рабочих тетрадей и отдельных стихотворений (уже сейчас известно, что Слуцкий лишь в редчайших случаях проставлял под своими стихотворениями даты их написания, да и те, что все же проставлены, не всегда достоверны — это касается прежде всего периода 40–50-х годов). Дело в том, что нашему читающему обществу и обществу вообще «полный» Слуцкий пока что, кажется, и не требуется.
Тем не менее уже ощущается необходимость собрать воедино наиболее ценное из того, что было опубликовано им при жизни и что оказалось возможным опубликовать после его смерти (за пять лет, прошедших со дня его кончины в феврале 1986 года, в печати появилось — в журналах, газетах, альманахах, в нововышедших книгах поэта — более 1000 стихотворных текстов). Эту задачу и призвано исполнить настоящее издание.
Перед составителями любого репрезентативного издания сочинений Слуцкого неизбежно вновь и вновь будет вставать вопрос об определении принципа расположения поэтических текстов, как встал он однажды перед самим поэтом. Готовя в начале 1977 года к печати свое «Избранное» (оно вышло в издательстве «Художественная литература» через три года, в которые поэт, будучи тяжелобольным, уже никакого участия в его судьбе не принимал), Слуцкий оказался перед дилеммой: выстроить ли его по девяти авторским сборникам (восемь уже существовали, девятый — «Неоконченные споры» — был только что сдан в «Советский писатель» и в следующем году вышел в свет) или воспользоваться тематическим принципом, удачно примененным в большинстве его сборников. Об этом Слуцкий советовался и с другими, в частности, с автором настоящих примечаний. Предложенный мною обычный хронологический принцип Слуцкий был вынужден отвергнуть по указанной выше причине (тогда-то я впервые услышал от него самого и об отсутствии датировок, и о неверных, «камуфляжных» датах).
В конце концов Слуцким было принято некое компромиссное решение: стихи из первой книги предшествовали стихам из второй и т. д., в то же время были произведены некоторые перестановки отдельных произведений ради их сближения по тематике; стихотворения располагались сплошной массой без какого-либо подразделения. В то же время отсутствие авторского наблюдения и некоторый недосмотр редактора книги привели к тому, что иные стихотворения оказались в книге на местах, трудно объяснимых и тем, и другим принципом. Само собой, что такое разрешение составительских задач никак не применимо в собрании сочинений, особенно если учесть, что оно появляется в совершенно иной общественной и цензурной обстановке, нежели та, что сопровождала издание авторских сборников и «Избранного» 1980 года.
Принятый составителем настоящего собрания сочинений порядок расположения стихотворений, о котором будет сказано чуть позже, прежде всего исходит из того, что состав прижизненных сборников Слуцкого ни в коей мере не соответствовал авторской воле. Ни в первую, ни в последующие книги Слуцкого не входили и не могли войти очень многие стихотворения, написанные к моменту создания той или иной книги. В разной мере здесь играли свою роль и цензурные требования, и редакторский вкус, и оговоренный издательством объем сборника. К сожалению, в архиве поэта не оказалось каких-либо следов авторских замыслов той или другой книги. В то же время сказанное — не домысел пишущего эти строки. В 1974 году Слуцкий предоставил мне на несколько дней экземпляр машинописи книги «Продленный полдень», только что сданной им в издательство. Могу лишь запоздало корить себя за то, что не зафиксировал состав книги и расположение стихотворений в ней; однако перепечатал те произведения, которые были неизвестны мне ни по публикациям в периодике, ни по предыдущим посещениям Слуцкого и ознакомлениям с его неопубликованными стихотворениями. Это и дало мне возможность через год, когда книга «Продленный полдень» вышла в свет, увидеть, что многое, бывшее в первоначальном составе книги, в нее не вошло. (Нечто подобное едва не произошло и с «Избранным» 1980 года, в которое, кстати говоря, были включены лишь печатно апробированные произведения; первоначально издательство потребовало исключения из него около 60 стихотворений; лишь своевременное и энергичное вмешательство К. М. Симонова помогло свести этот издательский «индекс» до минимума: 12–15 стихотворений, — тех, что некогда при их публикации вызвали особенно памятное негодование в соответствующих отделах ЦК или КГБ — отстоять их было не под силу и Симонову.)
