Владимир Высоцкий - Владимир Высоцкий
Руслан Халилов, мой сосед по камере, —
Там Мао делать нечего вообще!
1979
ГРУСТЬ МОЯ, ТОСКА МОЯ
Вариации на цыганские темы
Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, —
Чувствую – дышу и хорошею…
Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска,
Изловчась, мне прыгнула на шею.
Я ее и знать не знал, меняя города, —
А она мне шепчет: «Как ждала я!..»
Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда?
Сам связался с нею, не желая.
Одному идти – куда ни шло, еще могу, —
Сам себе судья, хозяин-барин.
Впрягся сам я вместо коренного под дугу, —
С виду прост, а изнутри – коварен.
Я не клевещу, подобно вредному клещу
Впился сам в себя, трясу за плечи,
Сам себя бичую я и сам себя хлещу, —
Так что – никаких противоречий.
Одари, судьба, или за деньги отоварь! —
Буду дань платить тебе до гроба.
Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь, —
До чего ж живучая хвороба!
Поутру не пикнет – как бичами ни бичуй,
Ночью – бац! – со мной на боковую.
С кем-нибудь другим хотя бы ночь переночуй, —
Гадом буду, я не приревную!
1980
Стихотворения
* * *
День на редкость – тепло и не тает, —
Видно, есть у природы ресурс, —
Ну… и, как это часто бывает,
Я ложусь на лирический курс.
Сердце бьется, как будто мертвецки
Пьян я, будто по горло налит:
Просто выпил я шесть по-турецки
Черных кофе, – оно и стучит!
Пить таких не советуют доз, но —
Не советуют даже любить! —
Есть знакомый один – виртуозно
Он докажет, что можно не жить.
Нет, жить можно, жить нужно и – много:
Пить, страдать, ревновать и любить, —
Не тащиться по жизни убого —
А дышать ею, петь ее, пить!
А не то и моргнуть не успеешь —
И пора уже в ящик играть.
Загрустишь, захандришь, пожалеешь —
Но… пора уж на ладан дышать!
Надо так, чтоб когда подытожил
Все, что пройдено, – чтобы сказал:
«Ну а все же не плохо я пожил, —
Пил, любил, ревновал и страдал!»
Нет, а все же природа богаче!
День какой! Что – поэзия? – бред!
…Впрочем, я написал-то иначе,
Чем хотел. Что ж, ведь я – не поэт.
Конец 1950-х – начало 1960-х
* * *
Есть у всех: у дураков
И у просто жителей
Средь небес и облаков
Ангелы-хранители.
То же имя, что и вам,
Ангелам присвоено:
Если, скажем, я – Иван,
Значит, он – святой Иван.
У меня есть друг, мозгуем:
Мы с Николкой всё вдвоем —
Мы на пару с ним воруем
И на пару водку пьем.
Я дрожал, а он ходил,
Не дрожа нисколечко, —
Видно, очень Бог любил
Николай Угодничка.
После дня тяжелого,
Ох, завидовал я как:
Твой святой Никола – во!
Ну а мой Иван – дурак!
Я придумал ход такой,
Чтоб заране причитать:
Мне ж до Бога – далеко,
А ему – рукой подать.
А недавно снилось мне,
И теперь мне кажется:
Николай Угодник – не ,
А Иван мой – пьяница.
Но вчера патруль накрыл
И меня, и Коленьку —
Видно, мой-то соблазнил
Николай Угодника.
Вот сиди и ожидай —
Вдруг вы протрезвеете.
Хоть пошли бы к Богу в рай —
Это ж вы умеете.
Нет! Надежды нет на вас,
Сами уж отвертимся,
На похмелку пейте квас, —
Мы на вас не сердимся.
1965
* * *
Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог —
Кто считал, кто считал!..
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.
Но не думай, что мы обошлись без потерь —
Просто так, просто так…
Видишь – в поле застыл, как подстреленный зверь,
Весь в огне, искалеченный танк!
Где ты, Валя Петров? – что за глупый вопрос?
Ты закрыл своим танком брешь.
Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,
Ну а мы – на исходный рубеж.
1965
* * *
Я – летчик, я – истребитель,
Вылетов шесть на дню.
Хотите, о «мессершмитте»,
О двух «фокке-вульфах» – хотите?..
Ладно, повременю.
Сейчас эскадрилья тяжелых – девятка
Уходит в ночной полет.
Ну а теперь я начну по порядку,
Зачем забегать вперед?
Я ложь отличаю от были —
Положено мне различать.
Мы Брест сегодня отбили.
Вчера же мы Брест бомбили,
А в Бресте – дом мой и мать.
Мы сопровождали тяжелых девятку —
Свои свой же город бомбят!
Но… видите, я не могу по порядку,
Опять забегаю назад.
Теряю я голову редко:
Я – ас, но внизу же Брест!
Один так и содит в отметку!..
Я чуть не нажал на гашетку,
Случайно поймав его в крест.
Но вот отбомбилась тяжелых девятка,
Внизу все, как надо, идет.
Все было, как надо, и скоро посадка,
А я забегаю вперед.
Я – летчик, я – истребитель,
Со мною случилась беда,
Я ночью летал в прикрытье,
Хотите, еще пошлите,
Но – чтобы не знать, куда.
1967
* * *
Подымайте руки,
в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, —
Помереть от скуки!
Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав!
1967
* * *
Бывало, Пушкина читал всю ночь до зорь я —
Про дуб зеленый и про цепь златую там.
И вот сейчас я нахожусь у Лукоморья,
Командированный по пушкинским местам.
Мед и пиво предпочел зелью приворотному,
Хоть у Пушкина прочел: «Не попало в рот ему…»
Правда, пиво, как назло,
Горьковато стало,
Все ж не можно, чтоб текло
Прям куда попало!
Работал я на ГЭСах, ТЭЦах и каналах,
Я видел всякое, но тут я онемел:
Зеленый дуб, как есть, был весь в инициалах,
А Коля Волков здесь особо преуспел.
И в поэтических горячих моих жилах,
Разгоряченных после чайной донельзя,
Я начал бешено копаться в старожилах,
Но, видно, выпала мне горькая стезя.
Лежали банки на невидимой дорожке,
А изб на ножках – здесь не видели таких.
Попались две худые мартовские кошки,
Просил попеть, но результатов никаких.
1967
* * *
Хоть нас в наш век ничем не удивить,
Но к этому мы были не готовы, —