Гомер - Илиада

Тяжко стонавшим: в ту ночь Диомед в сновидении тяжком
Над изголовьем его, по внушенью Афины, склонился.
Цельнокопытных коней между тем Одиссей терпеливый
От колесницы отпряг и, связавши их вместе ремнями,
Вывел скорее из лагеря, луком своим погоняя:

Бич он блестящий забыл захватить в колеснице прекрасной.
После он свистнул, зовя богоравного сына Тидея.
"Тот же, замедлив, решал, как теперь поступить дерзновенней:
Взять ли ему колесницу, где сложены были доспехи,
Вывести иль унести, подымая высоко,

Или ж дыханье похитить у множества спящих фракийцев.
Но между тем как все это он взвешивал в мыслях, Афина,
Ставши вблизи, богоравному сыну Тидея сказала:
"Вспомни, Тидид, о дороге обратной к судам углубленным,
Дабы отсюда тебе не пришлось потом бегством спасаться,

Ежели кто из бессмертных троянское войско разбудит".
Так говорила она. Он послушался речи богини,
Быстро вскочил на коней, Одиссей их стегнул своим луком,
И полетели они к кораблям быстроходным ахейцев.
Но сторожил не напрасно и Феб Аполлон сребролукий,

Как увидал, что Афина сопутствует сыну Тидея.
Гневом пылая, проник он в толпу многолюдную Троян
И разбудил средь фракийцев разумного Гиппокоона.
Славного родича Реза. Тот, богом от сна пробужденный,
Видя пространство пустым, где быстрые кони стояли,

Видя мужей, трепетавших в мучениях смерти ужасной,
Вопль испустил из груди и товарища милого кликнул.
Шум и смятенье без меры поднялись по стану троянцев.
Люди, сбегаясь толпами, взирали на страшное дело,
Тою порой, как свершители к быстрым судам удалялись.

Места достигнув, где Гектора был умерщвлен соглядатай,
Быстрых коней задержал сын Лаерта, любезный Зевесу;
Прыгнув на землю, Тидид передал Одиссею доспехи.
Кровью и прахом покрытые; сам же, вскочивши обратно,
Быстрых стегнул лошадей; те к глубоким судам полетели

Не против воли своей, ибо мчаться им по сердцу было.
Раньше, чем прочие, Нестор услышал их топот и молвил:
"Милые други, вожди и советники войска ахеян!
Правду ль скажу иль солгу, но душа говорить побуждает.
Топот коней быстроногих мне в слух западает.

Если б то Лаертид с Диомедом, в сраженьях могучим,
Цельнокопытных коней из троянского стана пригнали!
Только я сильно в душе за аргивских вождей опасаюсь,
Не пострадали ль они, меж троянцев поднявши тревогу".
Слова старик не окончил, как оба вождя прилетели.

Тотчас они соскочили на землю и все их, ликуя,
Правой рукой привечали и медоточивою речью.
Первый расспрашивать начал их Нестор, наездник Геренский:
"Ты нам скажи, Одиссей знаменитый, ахейская слава,
Как лошадей вы достали? В толпу ли троянцев проникли,

Или бессмертный какой, вам навстречу идя, подарил их,
Солнца лучам светозарным они совершенно подобны!
Я завсегда обращаюсь с троянцами; празно, надеюсь,
Я не стою пред судами, хотя и седой уже воин;
Но я таких лошадей не видал, не приметил доныне!

Бог, без сомненья, навстречу явившийся, вам даровал их:
Ибо вас любит обоих Зевес, облаков собиратель,
И синеокая дочь Эгидодержавного Зевса".
И, отвечая ему, Одиссей многоумный промолвил:
"Нестор, потомок Нелея, великая слава ахейцев!

Бог, если б он пожелал, лошадей и получше бы этих
Мог нам легко подарить, так как вечные боги всесильны.
Эти же кони, старик, о которых меня вопрошаешь,
Внове пришли из Фракии; царя, управлявшего ими,
Храбрый убил Диомед, с ним — двенадцать товарищей ратных;

Счетом тринадцатым пал соглядатай, настигнутый нами
Близь кораблей углубленных. Лазутчиком к нашему войску
Гектор отправил его и другие советники Трои".
Так говоря, он погнал через ров лошадей быстроногих,
Сердцем ликуя; за ним, веселясь, перешли и другие.

Вскоре достигли они крепкозданной палатки Тидида
И лошадей привязали скроенными гладко ремнями
К яслям просторным, где прочие все Диомеда стояли
Цельнокопытные кони, питаясь пшеницею сладкой.
А Лаертид взял покрытые кровью доспехи Долона

И на корму положил в ожидании жертвы Афине.
Оба героя затем погрузились в широкое море, обильный
Пот отмывая на голенях, бедрах могучих и шее.
После ж того как морская волна от обильного пота
Кожу очистила их и сердце в груди оживила,

В гладкие ванны они перешли и водой обливались.
Кончив купанье и тело блестящим намазавши маслом,
Сели за ужин они — и вино возливали Афине
Сладкое столь же, как мед, из наполненной черпая чаши.

С ложа восстала Заря и с прекрасным рассталась Тифоном,
Свет собираясь нести и бессмертным, и смертнорожденным.
Зевс ниспослал к кораблям быстроходным ахейского войска
Неодолимую Распрю, державшую знаменье брани.
Стала она перед черным большим кораблем Одиссея,

Средним из всех, чтоб ее на обоих концах было слышно,
Как у палаток Аякса, дитяти царя Теламона,
Так и палаток Ахилла: и тот и другой поместили
С краю свои корабли, полагаясь на силу и доблесть.
Став посредине меж ними, богиня воскликнула громко

Голосом зычным и страшным и каждому в сердце ахейцу
Буйную силу вдохнула и страсть воевать и сражаться.
И показалась война им внезапно милей возвращенья
На кораблях углубленных в любезную отчую землю.
Крикнул тогда и Атрид, повелев опоясаться в битву

Детям ахеян, и сам стал в блестящую медь облачаться.
Прежде всего наложил он на голени латы ножные,
Дивные видом; они на серебряных пряжках держались.
Панцирь затем закрепил вкруг могучей груди. Этот панцирь
В прежнее время Кинир подарил ему в память, как гостю.

Ибо до слуха Кинира на Кипре молва долетела,
Ради чего на судах аргивяне под Трою собрались;
Панцирь тогда подарил он, царю аргивян угождая.
Десять в том панцире было полос из чернеющей стали,
Двадцать полос оловянных, двенадцать из золота было.

Иссиня-темные змеи на панцире к шее тянулись,
По три с обеих сторон, точно радуга, что Олимпиец
В туче своей укрепляет, как знаменье смертнорожденным.
После того через плечи властитель Атрид перекинул
Меч, золотыми сверкавший гвоздями, в ножны заключенный

Из серебра; золотая их перевязь плотно держала.
Взял он прекрасный свой щит, укрывающий мужа, тяжелый;
Десять изогнутых медных полос этот щит окружали,
И между ними виднелись из олова выпуклин двадцать
Белых, а в самой средине — одна из чернеющей стали.

С краю тот щит был увенчан свирепо глядящей Горгоной,
Страшной для взора, и Трепет и Страх с нею рядом виднелись.
Из серебра прикреплялась к щиту рукоять, на которой
Иссиня-темный дракон наверху извивался трехглавый;
Головы, вместе сплетаясь, из шеи одной вырастали.

Выпуклый шлем на себя он надел с четырьмя ободками,
С конскою гривой и гребнем, вверху колебавшимся грозно.
Два он взял крепких копья, заостренною медью обитых,
И далеко до небес восходило сиянье от меди.
Громом тогда потрясли и Паллада Афина и Гера