Василий Казин - Кузница №1
Не только многозвучен, но и многокрасочен завод Герасимова:
Завод гранитный и железный
Жемчужной радугой расцвел.
От раскаленно-белого до черного цвета сажи, всю гамму цветов весеннего дня вобрал в себя и излучает завод. Звуки у Герасимова спорят с красками, и краски отзываются на каждый звук пролетарского труда:
Белый пламень - спелый лен, -
Снежный пар клубится пеной,
... Гори, как стог горящий сена
Светом горным озарен.
стр. 22
Гроздья розовых кораллов
Лепит застывая шлак,
В чернокаменных кристаллах
Огоньков дрожащий мак
... Пепел серебристой пылью
Всколосился и потух,
Горн отряхивает с крыльев
Искор златоалый пух. - и т.д. и т.д.
Герасимов не только верно подмечает краски завода, но и любит играть световыми эффектами. Он сопоставляет "трубу с корою сажи черной" и просинь - "Блуз замасленных эмаль", а также сопровождает действие, звук живописующей его краской:
Вскипали огненные горны,
Как чаши красного вина.
Откуда же берется у Герасимова живое чувство завода, совмещающего в себе все звуки и краски природы, завода, в котором "веет от горна вервеной". Ответ один: от деревни, от природы, теперь оставленной, брошенной, почти забытой, но когда-то заполнявшей все существо будущего пролетария. Как далекий сон вспоминает пролетарий природу, от которой "на зов торжественных гудков пришел он веснами обвитый".
Я раздружился с ветром воли,
Забыл безудержный размах
И ширину родных раздолий
И землю мягкую в цветах.
Я променял на камень жесткий
Шелка баюкающих трав,
Я полюбил цветные блестки
И шумы уличных забав.
Захвачен в быстрые потоки,
Я стал душе своей чужей,
И стали мне - как сон далекий -
Былые дни среди полей.
Но этот "сон далекий" воскресает и становится живой действительностью в шумящем и искрящемся заводе, в котором "сквозь дымный переплет окна" волнует весна и голубые пространства, поле и река". Пролетарий и на заводе тоскует попрежнему по природе, - и "тянется душа весенняя к просторам солнечным".
От этого устремления к прошлому, не преодоленного еще чувством завода, Герасимов часто остается романтиком, и тогда он чувствует себя скованным:
Меня веригою железной
Сковал Обуховский завод,
А белой ночи свод беззвездной
В таинственную даль зовет.
... И к пристаням иных скитаний
Душа бросает якоря.
Иногда, правда редко, мы встречаем у Герасимова и туманно-мистический мотив:
Таинственное дуновенье
По лепесткам души моей,
Из пепла сонного забвенья
Взошло, как солнце вдохновенья,
Над сумраком родных полей.
стр. 23
Это же чувство романтизма заставляет Герасимова стремиться куда-то прочь от земли вверх, в какие-то неведомые дали, к небу, к звездам... В поэме, отмечающей, повидимому, у Герасимова переходный период от деревни к заводу, от созерцательности к действованию, от индивидуализма к коллективу, это стремление куда-то ввысь особенно резко выражено:
Душа вскрылит в немом моленьи
Под тихий пламень звездных слез.
... А сердце перелетной птицей
В лазурь полярную стремится.
... Я птицей к солнцу устремлен
... Она (душа) как ласточка взлетает
В иной восторженный полет и т. д.
Если бы написавший эти строки был не Герасимов, не пролетарий, мы-бы могли опасаться, что поэт или вернется к старому источнику своего вдохновения, - к деревне, или останется в том мистически-растерянном состоянии, в котором пребывают представители нео-народнической школы, Н. Клюев, С. Есенин и др. Но дело в том, что Герасимов - рабочий, и как таковой не может и не должен знать раздвоения. Раз навсегда оторванный от деревни, увлеченный кипучей жизнью завода, ставши частью многогранного рабочего коллектива, пролетарский поэт не знает возврата к прошлому. Попав в непонятный ему хаос новой жизни, поэт, движимый здоровым инстинктом классового сознания, не теряется в этом хаосе, а по необходимости разрозненные элементы его организует в одно гармоничное и величественное целое. Оставив за собой шопот трав, шелест нив, шум леса, журчанье ручьев и талой весенней воды, не видя пылающих зорь, светлой лазури, зеленеющих или желтеющих на синем фоне леса нив, - поэт все звуки и краски природы, как мы видели выше, переносит на завод.
Конечно, это дается не без борьбы. Бывали тяжелые моменты, когда поэт, казалось, был скован заводом, когда "согбенный каждый был кургузым, в заводском склепе погребен".
Поэт жалуется на чувство оторванности, придавленности, захватившее его в первые дни на заводе. Завод кажется ему непроницаемым, закованным в броню труб - облитым кровью палачем, преградившим ему путь к миру. Душа поэта, не закаленная пламенем горна, только ночная искра, которая
Из дыма отлетев на миг,
Кружит, кружит меж звезд - и быстро
Угасший опускает лик.
Не чувствуя исхода, рабочий бьется "скованный, безкрылый, весь черный в угольной пыли". Его
...Порывов тают силы
В дыму, где горны расцвели.
Но это продолжается недолго. Рабочий начинает жить жизнью завода и наступает момент, когда тот самый "согбенный и кургузый"
Сорвал вдруг саван синей блузы,
Воскрес и к солнцу устремлен.
Между этими двумя моментами проходит длительная, упорная пора борьбы и закалки:
стр. 24
Был каждый в пламя горна брошен,
Кипящей сталью опален,
Кандальным звоном обострожен,
Железным пеплом опылен.
Победа достигнута. Работая над сталью, рабочий сам становится ею; в работе над ней завод, одухотворенный и одушевленный, заменяет рабочему природу, - и вот "как сон смиренная забыта преклонновыйная межа". Но и этого мало. Природа бывает не всегда прекрасна, но и мрачна, не всегда радостна, но и тосклива. Рабочему чувство тоски, печали не должно быть доступно в его борьбе за лучшее будущее, и тут ему на помощь приходит тот же завод. В скучные, серые дни, когда "осень в шорохах и звонах тоскливо бродит по селу", лишь на заводе, лишь у рабочих "огнем труда сердца согреты". Труд бодрый и безостановочный, горящий в зареве завода помогает рабочему пережить тяжелые дни неизбывной скорби, разлитой по всей деревне. Тут уже завод противопоставляется природе, наделяется свойствами, которых у последней нет:
Кадимый клубами тумана
Осин рыдает хоровод.
Лишь ярко на груди кургана
Веселый искрится завод.
Природа всхлипывает тихо
Над блеклой плащаницей нив,
А он посвистывает лихо
Багрянца шапку заломив.
Теперь рабочий начинает сознавать уже силу, которую дает ему завод. Рабочий побеждает чувство придавленности, скованности, когда завод казался ему каким-то нелепым чудовищем, в котором теряются сотни и тысячи таких же, как он, от прошлого мира оторванных людей, и начинает борьбу за овладение механическими силами завода. Пар "спутник неизменный" рабочего, который был прежде "жестокий господин и бог", теряет свою власть над пролетарием; во всяком случае, он уже не только господин, но и раб. В этой борьбе с заводом у рабочего впервые зажигается чувство гнева и мятежа, которое скоро должно вылиться за пределы завода и залить весь мир, чтобы перестроить его на новых началах. Рабочий вздувает горн рабочим гневом, его
Душа горящая облита
Звенящим валом мятежа.
Но побеждая механические силы завода, пролетарий понимает, что только в процессе трудовой жизни завода он может и дальше черпать свою мощь. И рабочий начинает любить завод. Он любит гармонию его звуков, красоту его красок, мощь и силу завода. И еще любит пролетарий завод за то, что он вдохновляет его на песни борьбы и на самую борьбу.
Стал каждый пламенным баяном
Кующих звонов, красных струн,
Грозою вскрыленным титаном,
Зари грядущего - трибун.
Здесь, на заводе рабочий-поэт окреп, здесь получил он завет: "Куй, кузнец, не эту сталь", под звуки стопудового молота научился он ковать "железные цветы".
