Дмитрий Мережковский - Стихотворения разных лет
Листы увядшие и мертвые шуршат.
И как у мертвых тел, упитанных мастями,
Унылый есть у них могильный аромат,
Мне в душу веющий бесстрастными мечтами.
И радует меня покой души моей,
И сердце кроткая пленяет безнадежность.
Объемлет всех врагов, объемлет всех друзей,
Как ласка осени — прощающая нежность.
Сентябрь 1893
ДЕТИ
Увы, мудрец седой,
Как ум твой гордый пуст
И тщетен — пред одной
Улыбкой детских уст.
Твои молитвы — грех,
Но, чужд страстей и битв,
Ребенка милый смех —
Священней всех молитв.
Родного неба весть —
Его глубокий взгляд,
Он рад всему, что есть,
Он только жизни рад.
Он с горней вышины
Как ангел к нам слетел,
От райской тишины
Проснуться не успел.
Душа хранит следы
Своих небесных грез,
Как сонные цветы —
Росинки Божьих слез.
29 декабря 1893
DIES IRAE [3]
Люди, опомнитесь! Вот она — смерть!
Вот она, страшная, кроткая, вечная.
Тайна над вами — небесная твердь,
Тайна в сердцах ваших — жизнь бесконечная…
Ваше проклятье — бессмысленный труд,
Стадо слепое — толпа ваша грязная…
Скука, безумье, обжорство и блуд,
Жизнь ваша — смерть безобразная!..
В небе звучит громовая труба,
В темной земле мертвецы содрогаются,
Полные тлена зияют гроба,
Очи для вечного дня разверзаются.
Как же нам стать пред лицом Судии,
Солнцу подобного, грозно-великого?
Как же подымешь ты очи твои,
Полные мрака и ужаса дикого?
Люди, опомнитесь!.. Дети Отца,
Страшного Бога, судить вас грядущего,
Не отвращайте от Света лица,
Я заклинаю вас именем Сущего!..
Конец 1893
ПРИРОДА
Когда под куполом огромного собора,
В таинственных лучах мерцающих лампад,
При песнопениях торжественного хора
Я недвижим стою, потупив робкий взгляд,
Очами строгими и полными укора
Угодники с икон так пристально глядят,
И над бесчисленной молящихся толпою
Струится фимиам душистою волною, —
Тогда я ужасом невольно поражен,
И горько плачу я, томимый угрызеньем,
Я сознаю опять, что к бездне приведен —
Дорогою греха, сердечным ослепленьем,
Воспоминания летят со всех сторон,
И голос совести гремит мне осужденьем,
И сердцу слабому так тесно, тяжело,
И страшно мне поднять поникшее чело.
2. «Когда же дивный храм природы…»Когда же дивный храм природы
В лучах торжественного дня
Свои блистающие своды, —
Обитель мира и свободы, —
Распростирает для меня.
Когда в эфире ночи ясной
Миров я вижу стройный хор,
Что в небе движутся согласно,
Толпой бессмертной и бесстрастной
Плывут в загадочный простор, —
Тогда в отрадном умиленье
Я слышу голос Божества,
Я сознаю в благоговенье
Свое с природой единенье, —
С ней связи древнего родства.
Равно заботливо и щедро
Питают влагой дождевой
Природы любящие недра
И ствол развесистого кедра,
И цвет былинки полевой.
Опять я в счастье верю твердо,
И сердце радости полно.
Сознанье шепчет мне так гордо:
«Ты — звук всемирного аккорда,
Ты — цепи жизненной звено».
И вот стою под небесами
Я в умилении святом,
На все в природе, в Божьем храме,
Гляжу я светлыми очами
С высоко поднятым челом.
<1894>
СОЛНЦЕ И СЕРДЦЕ
Сердце мое — неизменно, как Солнце…
Верю я Солнцу и Сердцу.
Видишь — приходят, уходят
Зло и Добро,
Вечно меняясь, как тучи под Солнцем.
Ты же, о Солнце, великое Сердце, —
Выше, чем тучи, чем Зло и Добро, —
Ибо твоя олимпийская Мудрость
Вечно смеется над Злом и Добром.
Будь же, мой дух, лучезарным,
Темные тучи рассей,
Зло и Добро победи;
Радость — для Сердца, сиянье — для Солнца, —
Вот их единый закон!
1894
ПЕСНЯ СОЛНЦА
Я наливаю колос хлеба
Благоухающим зерном,
И наполняю чашу неба
Я золотым моим вином;
Приди и пей — кто только жаждет!
Что значит подвиг или грех?..
Не бойтесь — надо всем, что страждет,
Непобедим мой вечный смех!
Из всех певцов — я лучший в мире:
Как на эоловых струнах,
Люблю играть на вечной лире —
На золотых моих лучах.
И песнь моя есть первый лепет
Весенних листьев, гул морей
И в тучах радуг легкий трепет,
И ужас бурь, и смех детей.
И полны дивного значенья,
В неоцененной красоте,
Спят драгоценные каменья,
Мои любимцы, в темноте, —
Мои загадочные дети
Там, под землею, ждут меня,
Безмолвный ряд тысячелетий
Мой первозданный луч храня.
Люблю, что молодо и смело,
Люблю я силу в красоте
И нестыдящееся тело
В богоподобной наготе.
Зачем, безумец, ты не внемлешь,
Потупив взор слепых очей,
И мертвым сердцем не приемлешь
Ты евхаристии моей?
Приди и пей — кто сколько жаждет!
Что значит подвиг или грех?
Не бойтесь — надо всем, что страждет,
Непобедим мой вечный смех!
11 августа 1894
ОКТЯБРЬ
Уж вещий ворон каркал над дубровой,
И мертвенного пурпура ветвей
Вихрь не щадил, свободный и суровый,
Как древнего величия царей…
И падает их пышная одежда,
И бледен солнца луч сквозь облака,
Как на бессмертье тщетная надежда,
Как жалкое веселье старика.
<1894>
ПОСЛЕДНИЕ ТРАВЫ
Дни все короче, а ночи морознее…
Вы, ни живые, ни мертвые, бедные, бледные
Травы осенние, поздние.
Там, среди зябнущих, голых стволов,
Вы из-под савана первых снегов,
К солнцу с последней мольбой простираетесь,
Не покоряетесь, —
Тускло-зеленые, нежные, —
Боретесь вы с белизною снегов,
О, безнадежные!
Солнца ненастного злые лучи
Не согревают,
Только играют,
Как в поединке стальные мечи…
Острые, злые лучи,
Не лицемерьте!..
Лживому солнцу, о травы, не верьте,
Верьте покою, отдайтесь же смерти!
Ниже, все ниже свинцовая твердь,
Злая, как смерть… Над деревьями голыми
Каркает ворон и крыльями машет тяжелыми,
Празднует смерть…
Ниже, все ниже свинцовая твердь.
Сердце мое, как былинка, — в снегу, — безнадежное,
Слабое, нежное!
Солнцу не верь ты холодному,
Вечно бесплодному,
Страшному, злому, как смерть!..
1894
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР
О бледная луна
Над бледными полями!
Какая тишина —
Над зимними полями!
О тусклая луна
С недобрыми очами…
Кругом — покой велик.
К земле тростник поник,
Нагой, сухой и тощий…
Луны проклятый лик
Исполнен злобной мощи…
К земле поник тростник,
Больной, сухой и тощий…
Вороны хриплый крик
Из голой слышен рощи.
А в небе — тишина —
Как в оскверненном храме…
Какая тишина —
Над зимними полями!
Преступная луна,
Ты ужасом полна —
Над яркими снегами!..
26 февраля 1895
ДОЖДЬ
Мы — бедные капли, мы — серые капли
Холодных упорных дождей,
В болотах, где дремлют недвижные цапли,
Мы слабые, вечные капли
В безветрии мертвом ночей.
Боишься ты нашего тихого звука
На плоской равнине полей торфяных,
Как будто отраднее смерть или мука,
Чем наша покорная тихая скука.
Боишься ты шепота струй дождевых.
Мы жалкие, серые, что же мы значим,
Не бойся, мы сделать не можем вреда,
По крыше твоей только пляшем и скачем,
Как дети большие, мы плачем и плачем,
Ни ночью, ни днем не уснем никогда.
И песню поем мы все ту же и ту же,
Мы братья твои, ты от нас не беги:
Как ты, умираем и тонем мы в луже,
За нами — другие, и песню всю ту же
Поют, умирая во мраке и в луже,
