Владимир Бенедиктов - Сборник стихотворений 1838 г.

О радость! – Небесной ты гостьей слетела
И мне взволновала уснувшую грудь.
Где ж люди? Придите: я жажду раздела,
Я жажду к вам полной душою прильнуть.
Ты соком из гроздий любви набежала —
О братья! вот нектар: идите на пир!
Мне много, хоть капля в мой кубок упала:
Мне хочется каплей забрызгать весь мир!
Приди ко мне, старец – наперсник могилы!
Минувшего зеркалом став пред тобой,
Я новою жизнью зажгу твои силы,
И ты затрепещешь отрадной мечтой!
Дай руку, друг юный! Пусть милая радость
Проглянет в пылающих братством очах,
И крепко сомкнется со младостью младость
За чашей, в напевах и бурных речах!
Красавица – дева, мой змей черноокой,
Приди: тебе в очи я радость мою,
В уста твои, в перси, глубоко, глубоко,
Мятежным лобзаньем моим перелью!

Но ежели горе мне в душу запало —
Прочь, люди! оно нераздельно мое.
Вам брызги не дам я тогда из фиала,
В котором заветное бродит питье!
Как клад, я зарою тяжелое горе
Печального сердца в своих тайниках,
И миру не выдам ни в сумрачном взоре,
Ни в трепетных вздохах, ни в жалких слезах.

Нейдите с участьем: вам сердце откажет;
В нем целое море страдания ляжет, —
И скорби волна берегов не найдет!
Пред искренним другом умедлю признаньем:
Мне страшно – он станет меня утешать!
И тайн моих дева не вырвет лобзаньем,
Чтоб после с улыбкой о них лепетать.
Так, чуждые миру, до дня рокового
Я стану беречь мои скорби, – а там
Пошлю все залоги терпенья святого
На сладостный выкуп к эдемским вратам!

Нет, красавица, напрасно
Твой язык лепечет мне,
Что родилась ты в ненастной,
В нашей хладной стороне!
Нет, не верю: издалека
Бурный ветер тебя увлек:
Ты – жемчужина Востока,
Поля жаркого цветок!
Черный глаз и черный волос —
Все не наших русских дев,
И томительный твой голос
Сыплет речь не на распев.
Нет в лице твоем тумана,
И извив живого стана —
Азиатская змея.
Ты глядишь, очей не жмуря,
И в очах кипит смола,
И тропическая буря
Дышит пламенем с чела.
Фосфор в бешенном блистанье —
Взоры быстрые твои,
И сладчайшее дыханье
Веет мускусом любви.

Взгляни, как высится прекрасно
Младой прельстительницы грудь!
Ее ты можешь в неге страстной
Кольцом объятий обогнуть,
Но и орла не могут взоры
Сквозь эти жаркие затворы
Пройти и в сердце заглянуть.
О, там – пучина; в чудном споре
С волной там борется волна,
И необъятно это море,
Неизмерима глубина.
Там блещут искры золотые,

Но мрак и гибель в глубине,
Там скрыты перлы дорогие,
И спят чудовища на дне.
Те искры – неба отраженье,
Алмазных звезд отображенье
На хрустале спокойных вод:
Возникнет страсти дуновенье —
Взмутится тишь, пойдет волненье,
И милый блеск их пропадет.
Те перлы – в сумраке витают,
Никем незримы, лишь порой
Из мрака вызваны грозой
Они в мир светлый выступают,
Блестят в очах и упадают
Любви чистейшею слезой;
Но сам не пробуй, дерзновенный,
Ты море темное рассечь
И этот жемчуг драгоценный
Из бездны сумрачной извлечь!
Нет, трещины своей судьбины!
Страшись порывом буйных сил
Тревожит таинство пучины,
Где тихо дремлет крокодил!

Когда ж, согрев мечту родную
И мысля сладко отдохнуть,
Ты склонишь голову младую
На эту царственную грудь,
И слыша волн ее движенье,
Закроешь очи жарким сном,
То знай, что это усыпленье
На зыбком береге морском.
Страшись: прилив быть может хлынет;
Тогда тебя, мой сонный челн,
Умчит порыв нежданных волн,
И захлестнет, и опрокинет!

Мне были дороги мгновенья,
Когда, вдали людей, в таинственной тиши,
Ты доверял мне впечатленья
Своей взволнованной души.
Плененный девы красотою,
Ты так восторженно мне говорил о ней!
Ты, очарованный, со мною
Делился жизнию твоих кипучих дней.
Отживший сердцем, охладелый,
Я понимал любви твоей язык;
Мне в глубину души осиротелой
Он чем – то родственным проник.
И, мира гражданин опальный,
Тебе я с жадностью внимал,
Я забывал свой хлад печальный
И твой восторг благословлял!
Благое небо мне судило
Увидеть вместе наконец
Тебя и дней твоих светило,
Тебя и деву – твой венец!
Ты весь блистал перед собраньем,
В каком – то очерке святом,
Не всеми видимым сияньем,
Не всем понятным торжеством.

Твой вид тогда почиющую силу
В моей груди пустынной пробуждал
И всю прошедшего могилу
С его блаженством раскрывал.
Я мыслил: не придут минувшие волненья;
Кумир мой пал, разрушен храм;
Я не молюсь мне чуждым божествам,
Но в сердце есть еще следы благоговенья;
И я мой тяжкий рок в душе благословил,
Что он меня ценить святыню научил,
И втайне канули благоговенья слезы,
Что я еще ношу, по милости творца,
Хотя поблекнувшие розы
В священных терниях венца!
Не требуй от меня оценки хладнокровной
Достоинства владычицы твоей!
Где чувство говорит и сердца суд верховный,
Там жалок глас ума взыскательных судей.
Не спрашивай, заметен ли во взоре
Ее души твоей души ответ,
Иль нежный взор ее и сладость в разговоре
Лишь навык светскости и общий всем привет?
Мне ль разгадать? – Но верь: не тщетно предан
Ты чувству бурному; с прекрасною мечтой
Тебе от неба заповедан
Удел высокий и святой.
Награду сладкую сулит нам жар взаимный,
Но сердца песнь – любовь; не подданный судьбе,
Когда ж за сладостные гимны
Певец награды ждет себе?
Она перед тобой, как небо вдохновенья!
Молись и не скрывай божественной слезы,
Слезы восторга, умиленья;
Но помни: в небе есть алмазы освещенья
И семена крушительной грозы:
Жди светлых дней торжественной красы,
Но не страшись и молний отверженья!
Прекрасен вид, когда мечтателя слезой
Роскошно отражен луч солнца в полдень ясной,
Но и под бурею прекрасно
Его чело, обвитое грозой!

Алина, вижу: ты прекрасна;
Я хладен к прелестям твоим;
Но верь мне – назвала напрасно
Мое ты сердце ледяным!
Будь лед в груди моей: доныне
Я был бы пленник красоты;
Не трудно таять хладной льдине
И от ничтожной теплоты,
Тогда б, палимый чудным жаром,
О солнце неги, пред тобой
Мой лед курился влажным паром
И капал вечною слезой!
Войди мне в грудь глубоким взглядом —
И сердце, чуждое любви,
Суровым облитое хладом,
Скорей железным назови!
Оно тяжелым испытаньем
Сквозь пыл страстей проведено;
Оно проковано страданьем;
Оно в бедах закалено.
И грудь – потухшее горнило —
Отягощяема им,
По жизни носится уныло
С железным бременем своим.
Вот вешний пыл сошел в долины —
Проснулся б лед – железо спит;
Вот луч полудня – взор Алины:
И тот мне сердца не живит!

Но слушай: временно сей холод
Почиет на сердце моем;
Судьба – кузнец свой тяжкий молот
Еще испробует на нем,
Еще в жару оно потонет,
И под ударами застонет,
И брызнет кровью и огнем:
Тогда приди взглянуть на друга,
Мои мученья пережди —
И после, в легкий час досуга,
Скажи мне, что в моей груди!

Где вы, вспышки вдохновений?
Где вы, страстные мечты?
Где ты, праздник песнопений
В честь верховной красоты?
Все исчезло: нет царицы,
Для кого в ночной тиши
Стройный глаз моей цевницы
Разливался от души.
Тщетно жадный взор мой бродит
Между прелестей: на зов
К сердцу снова не приходит
Своенравная любовь,
А когда – то в неге праздной
Забывая целый мир,
Я покорно, безотказно
К ней летел на званый пир!
Пил – пил много – пил, не споря, —
Подавала ль мне она
Чашу гибели и горя,
Шире неба, глубже моря —
Выпивал я все до дна!

Незабвенные мученья!
Вас давно ль я выносил
И у неба охлажденья
Будто милости просил,
И в томленьях стал проклятья
На тяжелый свой удел,
И от сердца оторвать я
Цепи жгучие хотел?
Что ж? – Я снова той же доли
У судьбы прошу моей;
Я опять прошу неволи,
Я опять ищу цепей;
И, быть может, их найду я,
Ими сердце обверну,
Их к душе моей прижму я —
И опять их прокляну!

Опять мятежная проснулась
Давно затихнувшая страсть,
И вновь пред бурною шатнулась
Рассудка царственная власть.
В груди, как прежде, сердцу тесно;
Гроза любви бушует в нем;
Оно горит мечтой небесной,

Пылает выспренним огнём.
Но обаятельной надежде
Уразумлённое, оно
Уже не верует, как прежде,
Ему предвиденье дано;
Оно грядущее предвидит,
Оно, скорбя, предузнаёт,
Что вновь судьба его обидит
И чашей неги обойдёт.
В любви не встреченный любовью,
Ещё не раз паду я вновь
С душевным воплем к изголовью:
Страдальца слёзы брызнут кровью.
И в сердце ядом хлынет кровь!

С могучей страстию в мучительной борьбе
Печалью тайною душа моя томима.
Зачем меня, друзья, зовёте вы к себе?
К чему в свой круг зовёте нелюдима?
Мне будет чужд ваш светлый разговор;
Утех не разделю я младости игривой;
Я буду между вас сидеть потупя взор,
Недвижный, мрачный, молчаливой.
Хотите ль вы, чтоб я в день пирный представлял
Собою скучный день похмелья,
И краски вашего веселья
Своим уныньем оттенял?
Хотите ли вы ту, кого назвать не смею,
С улыбкой шалости при мне именовать,
И лёгкой шуткою своею
Мне сердце сжатое терзать?
Ваш резвый смех, о ветреные други,
Усилит, растравит души моей недуги, —
И тщетно, бурные, вы подадите мне
Фиал с игрою звёзд в мятежной глубине:
На ласку дружескую вашу
Тогда, обиженный, я с злостию взгляну
И сладким нектаром наполненную чашу
От уст иссохших оттолкну!
Я не найду в ней упоенья,
Я жажды пламенной вином не утолю;
Я чувства вечного в себе не оскорблю
Призывом суетным минутного забвенья!
Пируйте же, друзья! – Мне дорог ваш помин,
Но чуждо мне бывалое веселье.
Уйдите от меня! – Пускай в пустынной келье
Останусь я – один!

Один!.. Один!.. Мне милый образ блещет,
И струны тайные в груди моей дрожат,
Перо услужливо трепещет,
И строки звучные горят!

Когда настанет страшный миг,
Когда нарушу я молчанье,
И дерзкий двинется язык
Тебе излить любви признанье,
И задержав потоки слёз
В груди, изнывшей без привета,
Я буду требовать ответа
На мой торжественный вопрос, —
Прошу тебя: без замедленья
Мои надежды разрушай,
И грудь мою без сожаленья
Прямым ударом отверженья
С возможной силой поражай!
Пусть на главу падёт мне громом
Твой приговор! Несчастья весть
Я в сердце, с бурями знакомом
Найду способность перенесть;
Страданье жизнь мою искупит;
Над прахом сердце голова,
Быть может, снова гордо вступит
В свои суровые права.
Но если… если друг желанный,
Ты мне готовишь в тайный дар
Из роз венок благоуханный,
А не губительный удар,
Тогда – молю твоей пощады! —
Не вдруг, не разом ты пролей
Лучи божественной награды
В глубокий мрак души моей, —
Да, взросший в сумраке ненастья,
Себя к далёкой мысли счастья
Я постепенно приучу:
С судьбой враждебной вечно споря,
Я умереть не мог от горя,
А от блаженства не хочу!

Пиши, поэт! слагай для милой девы
Симфонии любовные свои!
Переливай в могучие напевы
Палящий жар страдальческой любви!
Чтоб выразить таинственные муки,
Чтоб сердца огнь в словах твоих изник.
Изобретай неслыханные звуки.
Выдумывай неведомый язык

И он поёт. Любовью к милой дышит
Откованный в горниле сердца стих;
Певец поёт: она его не слышит;
Он слёзы льёт: она не видит их.
Когда ж молва, все тайны расторгая,
Песнь жаркую по свету разнесёт,
И, может быть, красавица другая
Прочувствует её, не понимая,
Она её бесчувственно поймёт;
Она пройдёт, измерит без раздумья
Всю глубину поэта тяжких дум;
Её живой, быстро – летучий ум
Поймёт язык сердечного безумья,
И, гордая могуществом своим
Пред данником и робким, и немым,
На бурный стих она ему укажет,
Где страсть его та бешено горит,
С улыбкою: как это мило! – скажет,
И, лёгкая, к забавам улетит.
А ты ступай, мечтатель умиленный,
Вновь расточать бесплатные мечты!
Иди опять красавице надменной
Ковать венец, работник вдохновенный,
Ремесленник во славу красоты!