Василий Бородин - Лосиный остров (сборник)

1

когда архимандрит Зинон
осмыслил заново канон,
он осиян был и овеян
в холодно-серой глубине
квадратной комнаты: мы верим
ему вполне

он как бы ангелом с минуту
был – против света – обведен
и этот ангел в нём чему-то
сказал: идём

– Тарковский, да, вот этот холод
души снимал:
когда ты выдуман и молод,
а мир поймал –
– ты его
или он – тебя, но
вдруг – сбой, просвет
и ты садишся на диван, и
свет – это свет

2

снег – это дворик монастырский,
забора тень
волнистая – так Монастырский
по пустоте
подсвеченной – а, это Пригов –
чертил чертят,
и солнечный там зайчик прыгал,
и все хотя
и радовались – но сквозь скуку,
и лени жар
тянул из года в год, как руку
огня – пожар

а тут – мороз хватает щёки
средь тишины,
и ад и все его уроки –
отменены

3

– послушай, –   говорит пологий
кусток кустку, –
когда б ты мог, как эти ноги,
бежать к мостку –
ты б был счастливее?
– не знаю,
но сквозь меня
быстрей мелькала тишина бы
любого дня

– послушай, –   говорит лисичка
концу хвоста –
когда б ты мог, как электричка,
лететь с моста:
гореть, дымиться и ложиться –
ты б был сильней?
– нет, я не смог бы с этим сжиться,
и я умней

…идя бессобытийным лесом
(хотя там-сям
скрипят деревья мертвым весом,
и по осям
их механического плача
идёт ку-ку),
Зинон задумался, что значит
«познать тоску»

– вся – гефсиманское усилье
«понять, зачем»,
у каждого из нас Россия
спит на плече

4

….
….

5

стамеска – и пока доска и
щепки, встающие крылом:
вся золотая, мастерская:
тесно, тепло
молитва, веник ли для стружки,
счёт лет и дней –
а надо всéм как голубь крýжит –
родней, сильней

6

…
…

7

так, радуясь и размышляя,
живёт Зинон
и обновляет, обновляет
канон, канон

дождь и жизнь обычных людей
никто не расскажет лучше
чем сам человек
0,25 мм/ч (моросящий дождь)
Сообщение о том, что к остановке подошел автобус
с номером N1, несёт 4 бита информации
Дождь выпадает, как правило, из смешанных облаков
указатели на остановке
это неважно, на какой – автобусной, трамвайной
Если солнце освещает летящие дождевые капли
Трамвайчик по рельсам катится
В Черапунджи ежегодно выпадает 11 777 мм дождя
Человеку, ожидающему автобус на остановке, следует поднять
руку
Планета Земля и Титан обладают такими условиями
когда капельки воды сливаются в более крупные капли
на юго-западе Индостана
на остановке «Областная библиотека»
в Бельгии – в сентябре, в западной и северной Франции –
в октябре-ноябре
Повстречала на остановке вот такого парнишку
субтильный парнишка ботанического вида
Подъезжает автобус
капельки воды сливаются в более крупные капли
Очень крупные капли имеют форму парашют
их форма вовсе не напоминает слезинку
Звук падения капель дождя о воду
Косой дождь, косохлёст
Ситный дождь – мелкий дождь,
Спорый дождь
Грибной дождь
Слепой дождь – в Японии говорят:
«Жена-лисица следует в дом своего мужа»
Грозовой дождь
Градный
Снежный дождь
чёрный, жёлтый, молочный,
из зёрен овса, ржи, листьев, цветов,
из насекомых, лягушек и рыб.
100 мм/ч (ливень)

за любую даже большую даже войну
люди тихо умели штопать – и что: в слепой
лампе дёргался огонёк, падал ком земли
что-то булькало спиртом даже если в грудине
а в какой-то непознаваемой середине
поворачивалась, как стая, тоска в плену –
к переходному, ещё внутреннему, побегу,
как любовь, насовсем окрепнув, – к простому сну
враг на танке сидел как птица и что ли птица
шевелясь замирала в умных ночных кустах
врач бежал и чего дорóга – опять проститься?
а потом чёрный дождь на скользких кривых мостах
и чего-то курить, а мы народимся будем
очень тихо смеяться, сниться, ходить, глядеть:
это счастье – ходить глядеть, и навстречу люди,
а мы – мимо: ходить и видеть – и вдруг глядеть
потому что тé – могли штопать и бросить штопать
и ослышавшись: нет шагов, есть свои следы,
посмотреть как скопилась копоть, коснуться: копоть,
замотаться платком, пойти, принести воды

1

дóма-дóма!

2

и лента друзей;
след в след
прибегают друзья к
кириллице –
и к лицу
иногда её близко подносят,
к сердцу берут

3

БУКВЫ ГОВОРЯТ:
нас придумывали монахи;
жухла листва,
монастырские стены листве всегда – как забор
кошке серой: тереться спиной, пройтись

4

вот и разговор
выходил у монахов:
– букву эту вести –
слишком долго:
петлю похерим, овал сомкнём

5

– звýки – будут меняться;
Господи,
дай веков,
дай хороших веток:
из берёзовой сажи – чернила:
рéки рисовать
и надписывать им названия,
островки
обводить: там на каждом ива,
ива, ива,
рогоз, рогоз:
утки – в этот рогоз, жмутся спят

6

– наши буквы так будут спать
в книгах, и вино
истины-то – в уксус узора, еле
внятной, светленькой пустоты и перегорит!

7

и большие ели
вокруг стен монастырских густо
дыбили шерсть,
и лиса бежала,
рыба рыбу бóльшую обогнав
прыгала, жила,
а река ветер отражала

8

…лента-лента друзей,
латиница,
Гринич-виллич

9

«10 лет без Хвоста»

10

мы – здесь.

как дела,
вода?
иногда видно дальше
иногда что
иногда серебрясь мелькает
стайка под другой
отражённой
как дела,
вода?
иногда слышно
себя же
иногда даже
стайка чуть крупней в глубине
под другой, окрепшей
повторюсь, как дела,
вода?
повторюсь, отражённая
стая над другой,
выросшей, последний
раз летит куда-то туда
– как дела,
вода?

листок сухой ребрист борзой
и падает стуча
и вот глядеть на него час
и следующий час

а вся земля – из карих слёз
на зябнущем свету
и след витой от двух колёс
весь мимо на лету

а там для новых – дуговых –
черт ветра спят поля
сквозными нитями травы
дыша и шевеля

на чае синий день темней,
и гуще пьёшь его: горяч,
он состоит из прежних дней
и ими же тяжёл и зряч,
как внутренний любой огонь,
качнувшийся не опалить,
а греть ночным костром ладонь
и о лице молчать и длить

чтó растопка печная – трещины бересты
…в дождевых доспехах вернуться – а спички где?
керосиновой лампы колпак орёт
и ни слов ни глаз
а печного огня нос бычий тáк дует дому:
«я твой сквозь-время-паровоз
я твой час»

когдá сстрижём ресниц
ножницами – общих
общую ночь границ,
и – слезами вплавь? –
спрашивает на весь ковчег
лёгший шеей жираф
– нет, давай спать стрижом
будущего; когдá
будут новые суша
и города? –
отвечает жирафа:
шея на весь ковчег
…если рóжками боднуться,
улыбнётся человек
Ной – высокий и рыжий,
как Норштейн: не шутя
ждёт голубку, и в крышу
небо дует летя

врéменный дом
временнóму дому
говорит:
не спеши
не горит

время время
ехало оно мимо
тёплых, с длинной травой, лугов
видело оно
город

врéменному дыму
в тамбуре
временнóй туман говорит
таянием:
ясность ясность
непродолжительна
и проста,
собранной со всей жизни любовью любима

врéменный дом
временнáя рука
пуста

забор – сетка ржавая, и у про –
боин сжалась тесно, и где прямой
проволокой её латали,
там путь мой

в сетке лист застрял
над слежавшимися под снег;
уши так горят
в тишине:

ты кому таким дураком
с головой и рук
собственных шлепком
пó лбу вдруг

и чуть дальше зрячего кипятка –
шум: трубу кладут;
фонарь вертится в облака,
псы идут

бесстрашному безоблачному ряду
древесных снов дневных под рождество
ни клочьев речевых о нём не надо
ни солнца в них, и вертит головой
средина дня, как бы последней скукой
вдруг впрыгивая в просто-тишины
и взвесившую всё большую руку
и мы её и видим и видны

что поделаешь
в небе ещё не тишь
ещё не летишь
ещё не вываливаются из карманов
и не катятся далеко
хлопья жёлтых туманов
споры дождевиков
а сидишь себе и главенствуют
над тобою забор и лес
синий как деревенская
безучастность, любовь небес

у льда внутри
глаз-воздух вблизь и вдаль –
как бы им и посмотри:
круглые кроны качнулись – стук в стук,
точь-в-точь

теория времени как объема
в котором
идущий человек оставляет
гусеницу из бесконечных
фаз себя
а все события одновременны, и
в каждом ты

кы-кё-кя-ке, как сказала галка –
только в том ли порядке, и так всегда
речи любого мгновенья жалко;
точками беглой мути стынет вода,
и отраженье ворон, и стволов, и веток
золотом невесомым обведено –
как не глядишь, а знаешь, кто против света
гордо сидит и снегу глядит в окно

так вздрагивает снег на темя
и в темноте слоями теми –
теней, полутеней, теней –
ночь, и о ней
такое же ничьё молчанье
и жалоба и светлый куст,
как будто август, и ночами
бледны раскопки кирпичами
и вдруг – черна, черна, случайна –
эмаль искусств

посеяв гусениц в синицу
свернулся первородный грех
сытою кошкой, но ресницы
поднимешь – и на миг на всех
шарах листвы и пирамидах
тот острый свет довременнóй
где ни опоры, ни обиды
и всё – как чайный пар в окно

уныть уныть унытьуныть
унытьунытьуныть теряя
смысл – как бы вытянуться в нить
круги пустые повторяя
каракулями на столе
не оживая, оживая
а утром первый снег к земле
прибит дождём – и счастлив, слеп
на ветках, машущих трамваю

так или тихая дорога
и рада холоду немного
и ветка падает в траву
а та ей: мы река и лодка
и ночь на дождевом плаву

или простор предснá – как лоб; кáк
щурится комната на том
краю беспроводном, поводит
луною сна, и солнце в дом
идёт ужé и переходит

с материка на материк
с такой чертёжною свободой
как книга падает: «живи» –
как предбытийный черновик
исчез, как снегом сел на воду

словá, умнейших вам соседств!
от отчих гнёзд пора к звездáм
в пустой застольный огнь беседств,
к счастливым зимним поездам
о! вся – в пробóи сéрдца речь
дорожная: ту-тук-ту-ту:
как нить-стрела растить-беречь
летит – и спит на всём лету

весело невесом
вертится колесом
перевёрнутого велосипеда
ум до обеда
бьёт по спицам травинка
и руль в траве
скатерть на траве

а потом через мостки
августа
мимо грибов сентября
чуть взглянув на строительные
лесá октября –
там руками машут –
пролетая тоннель-ноябрь:
в тоску – в тоске – из тоски –
к жизни зимней домашней:
до
самых теней капели и
пара от ап –
рельских луж
спит как рожь и уж

старики из держащихся друг на
друге камней –
аксиальных камней:
сдвинь на миллиметр –
и
нет не будут умирать
просто заново собирать
а кому? – таким же
вот и чуть пошатнувшегося все
видят
и подходят боясь сами рухнуть и это мощь

когда далёкий экскаватор
с пустым ковшом как император
заснул, и локоть – для ворон
взгляни на это с трёх сторон

с одной – идут солдаты краем
аллеи липовой – и раем
глядит на них осенний свод

с другой – озёра стынут ровно

а с третьей – встал когда завод
из снега навсегда пропала
та примесь дробной черноты
но и о ней грустят кусты
и спят / не спят в унынье лёгком
выздоровления, в шарах
литого снега – как бы в лёгких
весь кислород, весь взлёт, весь страх

и не ветер – огромный ветер
против шерсти земли
земля рыжая земля вечер
шли
прошли
часть пути
и ещё идти

а земля отпускает ветер выгнуться небом
или – нет, не погладить, а один раз провести
по ноябрьской шерсти земли
пока все не видят

видишь, они невидимы, они там
и не страшны, и ходят не приближаясь –
мусорных тéни птиц по пустым кустам;
«жизнь,
где твоя жалость»

видишь, к разрыву туч повело крыло
серого зимовавшего целлофана
в ветках, и все дорóги лежат светло,
и
идти – рано

«было время великое
стало плоское»
– потанцуем на досках
они без заноз
они просто крест-накрест наискось
поверх луж на вдруг перепившей
земле – и там,
за заборами далеко
киснет молоко
виснет сыро, долго
табачный ком
в комнате; над домом
тычутся в закат
запятые печные

– было время, лягушка-река
кидала язык
солнце исчезало
и вдруг возы
все цыганские двигались –
а сейчас?
чуть за час
гаснет радио на начале
новостей
и дрожит, шагнув, стрелка
– но при мытье тарелки вдруг –
планетарной
дуговою орбитой капля бежит
и отражает лампу –
как свет нетварный
взял и обвёл дыханием
шаг и жизнь

как кони в яблоках живут?
овёс овёс навес
и в яблоках ещё белы
и слéпы семена
веди веди рукой траву
весь шар холма в траве
и крыш далёкие углы
бледны как имена
забытых еле-встречных, вдруг
как бы глядящих сквозь
вагонный грохот, а когда
всё видно – их и нет
но воздух тут – как «всё вокруг»,
«всё вместе», «всё сбылось»
и ободом горит вода
сребрясь на глубине

в нашей (новой) поэзии промелькнул как возможность
некий аристократизм смысловых ежей
но нас ужалила самодостаточность их, прозрачность
и мы открыли столовую для слов-бомжей:
пир на ветру! пар на ветру! и поэт говорит «умру»
пляшет в двадцатиградусный мороз
бьёт по колену стянутой чёрной шапкой –
просто чтобы отвлечь стихии от где-то – где?
затаившихся, вновь-первозданных слов,
чтобы эти словá как зёрна цветов
мирно и вовремя летом взошли – цветами
ирисами прекрасными и кустами
чуткого к лёгкому ветру шиповника, а, дай бог,
новых поэтов мужественное молчание
издали берегло и дыханье их, и звучание

…эти сложны интуиции, и понятно,
что, бросившись – каждый в свой час – всею речевой
не железной органикой на амбразуру
преображаемого языка,
кто из нас сейчас не головешка вместо фигуры
собственной, шлак, посмешище дурака?
а в довершенье – встречай ослепительного сиротства
эпигонов: они в восторге от благородства
смысловых ежей –
и не могут их удержать,
умываются – и к словам-бомжам, а те – ржать
но вот к рукам-то юным, к робости их печальной
тянутся вдруг словá-цветы –
всей своей краткостью красоты,
и дорогой дальной,
брат мой, ко всем чертям идём я и ты

…старики
смотрят ящериц и собак
сидят у реки
и табачной трухой летят годы
их молчания и свободы

– кто бы бывших поэтов
собрал в одну
золотую деревню
и протянул
между ёлок верёвку:
когда мокры,
пахнут счастьем прищепки;
трещат костры
и поленницы звонче звонниц

раз в неделю –
хлебный фургон
взгляд в туман
как сквозь самогон

дятел сéрдца живёт внутри
в кору тéла стучит душой –
куда рвёшься-то? посмотри
подосиновик есть большой
и корзина полным-полна
и такая вдруг тишина
что запрет на рифмовку, лист,
запертый, как стеклянный шприц,
просто сами совсем ушли
а костёр с котелком – горит

что нас греет
то ли то
что нас видит
то ли то
что и не умея видеть
водит по земле пустой

долгим холодом дариʹт
и карает и царит
как бы знанием и зреньем –
но смягчается любя
и меж солнечных кореньев
спит как воздух в миг себя