Игорь Иртеньев - Повестка дна (сборник)

Хоть по жизни я и не философ
И биенья мысли мне чужды,
Но имею целый ряд вопросов
На предмет общественной нужды.

Жизни смысл мне в принципе понятен,
Ибо знаю, что нас ждет в конце.
Впрочем, есть немало белых пятен
На ее веснушчатом лице.

Тут недавно вспомнил Соломона,
Был такой, кто знает, мудрый царь,
Что-то он писал во время оно
Про аптеку, улицу, фонарь.

Что, мол, в жизни все идет по кругу,
Но бывает, что наоборот,
И с какого типа перепугу
Нам менять вещей привычный ход.

Время по своим течет законам
Или по понятиям, скорей,
В этом я согласен с Соломоном,
Несмотря на то, что он еврей.

До его допрыгнуть потолка мне
Не удастся, чувствую, опять.
Только разбросать успеешь камни,
Как пора обратно собирать.

Когда в голове осядет туман,
И прояснится даль,
Я напишу, пожалуй, роман
«Как закалялась сталь».

Этот роман я увижу во сне,
Зря, что ли, сплю на боку,
Зюганов с шашкою на коне
Там будет на всем скаку

Вихрем лететь под красной звездой,
Крича истошно: «Поди!»,
Там Путин будет такой молодой
И полный Альбац впереди.

Там главный поп осенит крестом
Главного пахана,
И вместе возлягут они под кустом,
Покинув пределы сна.

Под револьверный отрывистый лай
Пройдет в нем старость моя,
В том сне меня будут звать Николай
И в нем же ослепну я,

Чтоб, снова прозрев, воскликнуть: «Блять,
На кой мне вся эта жесть!»
…А может, не стоит ту сталь закалять,
Оставить, как она есть?

В пресветлый день Пречистый Бог
Верх одержал над Сатаною,
Что навсегда, казалось, сдох
Той исторической весною,

Народа в землю положив
Разноплеменного без счета.
Но Бог уж плох, а этот жив, –
Неужто наш послабже черта?

Женщина ребенка родила,
Тоже, вы мне скажете, дела,
Это так, но в том-то все и дело,
Что не просто женщина, а дева.

И не просто дева, а Святая,
Да к тому ж и на земле Святой.
Хоть и верю истово в Христа я,
Согласитесь, случай непростой.

Ветер воет протяжно в печной трубе,
Дом до стука зубов вымерзает к утру,
Я считаю, что это происки ФСБ,
Жена утверждает, что ЦРУ.

Она меня старше на тридцать лет
И весит втрое больше, чем я,
Так что спорить с ней смысла особого нет:
У нее своя семья, у меня – своя.

Друзья считают, что я идиот,
Поскольку женился когда-то на ней,
У нее другое мненье на этот счет,
Хотя друзьям наверно видней.

Когда-нибудь мы друг друга убьем,
Но это когда еще, а пока
Нам есть о чем поболтать с ней вдвоем
За рюмкой доброго коньяка.

Есть в графском парке черный пруд,
Там лилии цветут.
А у меня на даче сад,
Там яблоки висят.

Апорт, антоновка, ранет –
Каких там только нет.
Ранет, антоновка, апорт –
Любой на выбор сорт.

Я не сказать, что б их фанат,
Но будучи женат,
Открою вам на склоне лет
Семейный свой секрет:

Их любит есть моя жена
И потому она
Цветущий сохраняет вид
И волчий аппетит.

И с гаком восемьдесят пять
Ей нипочем не дать,
От силы семьдесят лишь, но
И то, когда темно.

Помню, как покойница-мамаша,
Дитятко качая на руках,
Напевала про усадьбу нашу,
Что спалили при большевиках.

Чтоб избыть обиду вековую,
Вставив красной нечисти свечу,
Поиметь усадьбу родовую
В собственность обратно я хочу.

Как когда-то мой коллега Ленский
(Если кто «Онегина» читал),
Заживу я жизнью деревенской,
О которой столько лет мечтал.

Я мужчина правил не суровых
И до полу дамского охоч,
Девок заведу себе дворовых,
И менять их буду что ни ночь.

Заимею повара француза,
Будет кофий мне варить с утра
И готовить на обед медузу,
А на ужин, как их, фуагра.

По привычке многолетней светской,
Комильфо, эстет и бонвиван,
Познакомлюсь с дочкою соседской,
На предмет затеять с ней роман.

А потом, глядишь, сыграю свадьбу,
Для начала попросив руки,
Если снова не спалят усадьбу
Мне мои злодеи мужики.

За террористами охотник,
Порядка мирового страж,
Летает в небе беспилотник,
Тревожа утренний пейзаж.

Пока моя подруга-лира
Еще вкушает сладкий сон,
Святой борьбе за дело мира
Бессонно отдается он.

Борьба не терпит остановки,
И перерыва на обед,
В международной обстановке
Царят безумие и бред.

Два года за окном бушует
Вовсю арабская весна,
Но кто и как ее крышует
Не знает падла ни одна.

А где-то, скажем, под Калугой,
А может быть, под Костромой
В хибаре, занесенной вьюгой,
Обросший, грязный и хромой,

Убрав с утра пол-литра водки,
За пьянство списанный давно,
Пилот в засаленной пилотке
Грозит сопернику в окно.

Мадлен, ты помнишь, как к тебе,
Любовного исполнен пыла,
Я лез когда-то по трубе?
О, как давно все это было.

Ты на девятом этаже
Встречала своего героя
Порой не просто неглиже,
Но просто голая порою.

С такой округлостью колен,
И качества такого кожей,
Что мой буквально каждый член
Дрожал неудержимой дрожью.

Скажи, Мадлен, где та труба,
Что нас звала когда-то к бою?
Жестоко обошлась судьба
Со мною, с нею и с тобою.

Хотя с тех пор прошли года
И даже пролетели годы,
В душе остались навсегда
Тобой посеянные всходы.

Пускай меня разрушит тлен,
Пускай ты станешь праха горстью,
Но по трубе к тебе, Мадлен,
Нет-нет да зарулю я в гости.

Вчера на улице столкнулся я с Мими,
Подругой ветреной былых моих забав.
Ах, господа, что время делает с людьми,
Но более всего обидно мне за баб.
Лишь рассмотрев ее попристальней вблизи,
Я понял с ужасом, что то была Зизи.

Не будучи знаком,
Осмелюсь доложить –
В деревне под замком
Мне надоело жить.

Я стал душою хмур,
И телом нездоров
От болботанья кур
И пенья комаров,

Оббитые углы,
Сквозняк из всех щелей,
Надсадное курлы
Транзитных журавлей.

Размокла колея,
Облез убогий лес,
Херачит Илия
В свой ржавый таз с небес.

И чары местных краль
Не будят естество.
Мне эта пастораль,
Сказать по правде – во!

Боюсь, не доживу
Я тут до белых мух,
«В Москву, – скулит, – в Москву!»
Изнеженный мой дух.

Так или иначе,
Но скорее так.
Я завяз на даче –
Стоптанный башмак.

Не герой-любовник,
Не едок сердец –
Высохший крыжовник,
Желтый огурец.

Дней прошла регата
Пестрой чередой,
А ведь был когда-то
Я телезвездой.

На цветном экране
Распушал усы,
С Шерон Стоун в бане
Сдергивал трусы.

Но адреналина
Не воротишь, нет,
У ручья с калины
Облетает цвет.

И с меня он тоже
Скоро облетит,
Мой возок, похоже,
С горочки катит.

Мерно обитаю
Жизни на краю,
Книжек не читаю,
Песен не пою.

Поливаю грядки,
Огород полю,
Но в онлайне блядки
Как никто люблю.

Поскольку есть на свете части света,
То где-то быть должны и части тьмы.
Но где они? Молчанье… нет ответа.
Напрасно бьются лучшие умы

Об эту величайшую загадку,
Увы, но им она не по зубам,
А что же мы? Что остается нам?
Лишь подчинить себя миропорядку.

Не спрашивать: что? как? и почему?
Когда? куда? зачем? почем? и сколько?
Раз так положено, то значит быть тому.

Или не быть? Но вот не надо только
Искать разгадку с помощью ума.
Она во сне нам явится сама.