Лидия Лесная - Порхающая душа

«Я хочу померяться силами с волной,
Я больше ждать не могу.
Ты подождешь меня на берегу?
Тебе не страшно одной?»
И ты смело поднял руку
И ударил волну в лицо.
Тихо-тихо, без стука
Упало на дно кольцо.
Ты на берег вышел победный —
С морем навек обручен.
Так чем же ты так огорчен,
Мой мальчик бледный?

Я не могу смотреть без боли
На трамвай, номер третий.
Он возил нас к приморскому вокзалу,
Отгула мы уезжали в поле,
Оттуда — в домик, самый милый на свете,
Где я сказку сказок узнала.
Теперь я больше туда не поеду — домик пуст.
И только голый малиновый куст
Стережет сад.
И цветы табака увяли и на земле лежат.
Целый день дождь идет.
Сосны стоят печальные.
И только по-прежнему труба на башне поет.
И звенят колокольчики хрустальные.

На длинных, золотых, на загнутых ресницах
Повисли слезы, будто капельки росы.
Похоже, что все это только снится:
Так тихо. Так тепло. Стучат часы.
Лежу и слушаю тебя. Как странно —
Я не в вагоне. Сладкая нирвана
Меня окутала, и говорить мне лень.
Какая острая, смешная тень!
Ведь это ты? — Не может быть. — Конечно!
Ты на стене — урод… Ты на стене — потешный.
Ну, улыбнись! Зачем слеза на шелковых ресницах?
Все это наяву, все это нам не снится, —
Так улыбнись же…

Корзинку привезли из Ниццы,
И в ней мимозы золотые ветки.
Мои цветы любимые! Они здесь редки.
Будь осторожен — крышку не сломай…
Вдруг в декабре — расцвел благоуханный май,
Вновь раскрываются нежнейшие глубины,
Опять в твоих глазах горят аквамарины
И голубыми кажутся ресницы.
Для нас весна, когда деревья в серебре,
К нам май двенадцатый слетает в декабре.

Ты пойдешь сегодня вечером к белокурой певице,
Ты будешь ласкать ее, целовать ее колени.
Через час у обоих станут розовыми лица,
А руки — бессильными от истомной лени.
А потом ты ей скажешь: «Ты такая красивая!
Твои волосы — шелковые паутинки»…
И польются слова неверные, льстивые,
Ярко расписные, как лубочные картинки.
Потом ты закуришь египетскую папиросу
И спросишь: «Хорошо со мной тебе, милая?»
Кажется, никогда бы тебе не простила я
Только этого одного вопроса.
Но я знаю: ты скажешь и это.
И еще много близких мне слов.
Знаю, как шепнешь: «Не надо света,
Я погашу»…
Хорошо. Пусть. Но я очень прошу —
Не читай ей моих стихов.

«Я должен быть одиноким»…
Вот все, что он сказал. Разве это так много?
Никогда его глаза не глядели так строго.
А голос — не был таким глубоким.
Все ясно. Ни лжи. Ни обмана.
Что может быть души его белоснежней?
«Я не изменился. Я прежний
И любить тебя не перестану.
Но я по природе своей одинок.
Жизнь вдвоем — тесная клетка».
И все. У нее остался его серый платок.
На нем — белая метка.

Как скучно без цветов! Как скучно без вина!
Как скучно без людей, смешно влюбленных!
С тоской мечтаю я о веках, опаленных
Ночами, пролетавшими без сна.
Угарный яркий зал, колючее вино —
И скрипка черного Гулеско!
Мишурной цепи этой я звено,
Я — луч искусственного блеска.

Мне сладко было пить густой пахучий яд,
Как бархат красных роз в большом пучке мимозы…
О празднике далеком говорят
Мне лепестки увядшей красной розы.
Я вспоминаю… я пьянею…
Целует лепестки горячий жадный рот…
Я пламенею…
О, роза красная! Цвели мы с ней — и вот —
Я вяну вместе с нею.

Я нашла сегодня вашу карточку в бюваре —
И… Помните ночь на благотворительном базаре?
И ночь у меня?
И мутный рассвет петербургского дня?
Как встречи наши были праздничны и ярки!
Помните красные цветы и желтое вино
Нашей любимой марки?
И как мы «опустились на дно?»
И белый кувшин — «на текущий счет?»
Ах, поток жизни течет и течет —
И все уплывает…
Но я хочу верить и верю — бывают —
Прекрасные миги, которые не знают смерти.
Я верю — и вы поверьте.

Все любят землю, а мы паркет
Для денди в искусстве.
Все жаждут молний, а мы ракет,
Солгавших о чувстве.
Нас только двое — и ты один —
Сплетем треугольник.
Ты будешь раб наш — властелин,
Наш царь и невольник.
От мира скроет тройную страсть
Тройная загадка.
Пойми, как страшно любовь украсть —
И как это сладко.

Красиво было то, что вы меня не знали,
И я почти не знала вас, что рук
И губ прикосновений оба не искали,
А наши письма начинались: «Нежный друг».
Волнующей казалась наша переписка —
Капризные причудливые речи —
И грациозным то, что друг от друга близко
Мы оба долго избегали встречи.
И эта нежная, прекрасная влюбленность —
Как это грустно, милый друг, как странно —
В вас вызывала только утомленность,
Казалась вам нарочной и обманной.
А так красиво было — вы меня не знали,
И я почти не знала вас. Мы рук
И губ прикосновений оба не искали,
А наши письма начинались: «Нежный друг».

Как хорошо тогда мне было с вами —
Так радостно глядеть в молчанье ваших глаз
И тихо говорить полусловами
О том, что я люблю и что волнует вас.
А на полу квадрат оконной рамы
Нарисовала яркая луна.
Вы помните — сидели до утра мы —
Вы — на ковре, я — в кресле у окна…

Я лежу. Сквозь ветки пинии
Смотрит неба бирюза,
Как твои — такие синие
И печальные глаза.
Брови тонкой чистой линией
Обвели твои глаза.
А глаза — такие синие,
Так печальна их слеза.
Твой полет — орла орлинее,
Клич — грознее, чем гроза,
Но всегда — такие синие
И печальные глаза.

Да, да, мне нравится, что он всегда серьезный,
Так детски рад тому, что сам в ее carnet
Себя вписать успел на танец грациозный
И счастлив он, крича: «et tout le monde tour-mez!»
Что с дамой в vieux Bruxelles изысканно флиртуя,
Ее уводит незаметно в зимний сад,
Роняет поцелуй за пальмой или туей
И возвращается взволнованный назад.
А после бала он в углу своей кареты
Устало-бледный, тихий, кутаясь в меха,
Капризы четких рифм сливает в триолеты,
Плетет в узорчатость нежнейшего стиха
Воспоминания о том, как в зале бальной
Творил причудливый и сложный котильон.
Он весь — игра огней.
Он весь такой хрустальный, —
В ажуре серебра старинный медальон.

Бывает часто так, что маленькое «да»
Звучит холодным словом расставанья,
Но как мне нравится услышать иногда
В едва заметном «нет» — полупризнанье.
Бывают часто незначительны слова,
Но ласковы зовущие улыбки —
И кружится в истоме голова,
Как будто от напева тихой скрипки.
Бывают странные волнующие сны
И нежные рассветы пробужденья, —
Как белой ночи северной весны
Под розовым закатом — зарожденье.