Валерий Брюсов - Последние мечты
Мне нимфа предстает светла, ясна.
Моей мечты созданье, в эти миги
Она — живей, чем люди и чем книги,
Ее слова доносятся извне.
И шепчет мне она: «Роптать позорно.
Пусть эта жизнь подобна бездне черной;
Есть жизнь иная в вечной вышине!»
1918
НАРЯД ВЕСНЫ
За годом год, ряды тысячелетий,—
Нет! неисчетных миллионов лет,
Май, воскрешая луговины эти,
Их убирает в травянистый цвет.
Пытливцы видят на иной планете,
Что шар земной в зеленый блеск одет;
Быть может, в гимне там поет поэт:
«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»
Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,
Обходит равнодушно зелень куп
И свежесть нив под возрожденной новью;
Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;
И изумруд весенних трав багрим,
Во имя призрака, горячей кровью!
1918
НА ПОЛУСТАНКЕ
Гремя, прошел экспресс. У светлых окон
Мелькнули шарфы, пледы, пижама;
Там — резкий блеск пенсне, там — черный локон,
Там — нежный женский лик, мечта сама!
Лишь дым — за поездом; в снега увлек он
Огни и образы; вкруг — снова тьма…
Блестя в морозной мгле, уже далек он,
А здесь — безлюдье, холод, ночь — нема.
Лишь тень одна стоит на полустанке
Под фонарем; вперен, должно быть, взгляд
Во тьму, но грусть — в безжизненной осанке!
Жить? Для чего? — Встречать товарных ряд,
Читать роман, где действует Агнесса,
Да снова ждать живых огней экспресса!
16 ноября 1917
МАКСИМУ ГОРЬКОМУ В ИЮЛЕ 1917 ГОДА
В*** громили памятник Пушкина; в*** артисты отказались играть «На дне».
(Газетное сообщение 1917 г.)Не в первый раз мы наблюдаем это:
В толпе опять безумный шум возник,
И вот она, подъемля буйный крик,
Заносит руку на кумир поэта.
Но неизменен, в новых бурях света,
Его спокойный и прекрасный лик;
На вопль детей он не дает ответа,
Задумчив и божественно велик.
И тот же шум вокруг твоих созданий,—
В толпе, забывшей гром рукоплесканий,
С каким она лелеяла «На дне».
И так же образы любимой драмы,
Бессмертные, величественно-прямы,
Стоят над нами в ясной вышине.
17 июля 1917
БЕГЛЕЦЫ
Стон роковой прошел по Риму: «Канны!»
Там консул пал и войска лучший цвет
Полег; в руках врагов — весь юг пространный;
Идти на Город им — преграды нет!
У кораблей, под гнетом горьких бед,
В отчаяньи, в успех не веря бранный,
Народ шумит: искать обетованный
Край за морем — готов, судьбе в ответ.
Но Публий Сципион и Аппий Клавдий
Вдруг предстают, гласят о высшей правде,
О славе тех, кто за отчизну пал.
Смутясь, внимают беглецы укорам,
И с палуб сходят… Это — час, которым
Был побежден надменный Ганнибал!
24 сентября 1917
MEMENTO MORI[1]
Импровизация в кафе «Десятая муза»
14 мая 1918 г
Ища забав, быть может, сатана
Является порой у нас в столице:
Одет изысканно, цветок в петлице,
Рубин в булавке, грудь надушена.
И улица шумит пред ним, пьяна;
Трамваи мчатся длинной вереницей…
По ней читает он, как по странице
Открытой книги, что вся жизнь — гнусна.
Но встретится, в толпе шумливо-тесной,
Он с девушкой, наивной и прелестной,
В чьих взорах ярко светится любовь…
И вспыхнет гнев у дьявола во взоре,
И, исчезая из столицы вновь,
Прошепчет он одно: memento mori!
14 мая 1918
Примечания
1
Помни о смерти (лат.).
