Джон Китс - Колпак с бубенцами, или же Зависть. Гиперион. Падение Гипериона
По нисходящей прянули спирали. --
Какие толпы! Сколько суеты! --
Мещане в высь восторженно взирали,
Как солнце увидавшие цветы. --
Велел парить, убавить быстроты. --
Бутоны, первоцветы луговые
Несметно, как осенние листы,
Повсюду сыпались на мостовые. --
И ликовал народ, вытягивая выи.
LXXXII
А дальше, мнилось, лицами зевак
И улицы и площади мостили!
Над каждой кровлей полоскался флаг,
И стягами украсили все шпили:
Старались, не ленились, простофили!..
По городу катился громкий гул,
И чудилось, бушует море, или
Большое стадо буйволов спугнул
Охотник (сей пассаж -- народу не в похул).
LXXXIII
"Ура невесте царской! Честь и слава!" --
Разнесся рев. Невеста же в ответ
Раскланялась налево и направо,
Меча пригоршни золотых монет --
Не медяков, как утверждали, нет!
Я не иду к царевне в адвокаты,
Но клевета сия -- постыдный бред!
О, сколь неблагодарны скорохваты,
Спешившие ловить цехины и дукаты!
LXXXIV
Но все же всяк ревел, как добрый слон:
"Кроханна, славься!" И под эти клики
Мы низлетели наземь близ колонн
Имперской знаменитой Базилики.
На караул гвардейцы взяли пики,
Вельможи низко поклонились нам
И подняли приветливые лики.
Вступаем во дворец... О стыд и срам!
Какой хаос! Какой нежданный тарарам!
LXXXV
Замест монарха и монаршей свиты
За широко раскрытыми дверьми
Крикливые столпились троглодиты,
С несмысленными схожие зверьми --
Вернее, эльфы, пьяные вельми.
Шваль: судомойки, вице-судомойки,
Лакеи -- эту дрянь поди уйми,
Когда у них разгар лихой попойки!
И все до одного трещали, словно сойки.
LXXXVI
Потом узрел коронного судью
На четвереньках: полагаю, эля
Несчастный выпил целую бадью;
Градоначальник, ставший жертвой хмеля,
Вовсю бранился, кулаками целя
Соседу в ухо, или же в висок;
Стряпухи же лобзали менестреля.
Кто мог шагать -- шагал наискосок,
И от паденья был подчас на волосок.
LXXXVII
Поэт придворный вскачь по вестибюлю
Примчал к царевне, оседлав шута,
И проталаму спел, а после -- дулю
Явил... И вся лихая сволота
Заржала! В гневе я отверз уста:
"Где государь? Ответствуйте!" Куда там...
Царевну одолела дурнота.
Я крикнул, дал приказ войти солдатам.
И кинулся царя искать по всем палатам.
LXXXVIII
И тут новейший царский блюдолиз
Навстречу мне шагнул, давясь от смеха:
Напившийся до положенья риз
Гадатель Плудт..."
Немалая утеха!
Маг не разбил, что скорлупу ореха,
Себе главу! Меж персонажей враз
Возникла бы досадная прореха --
Но летописец утешает нас:
В живых остался маг, меж магами -- алмаз.
LXXXIX
И, как сановник, облеченный властью,
Плудт повелительно прервал дебош...
<...>
Перевел Сергей Александровский
* ГИПЕРИОН. ОТРЫВОК *
КНИГА I
Сойдя в глубокий, мглистый, гиблый дол,
Где свежестью не веет поутру,
Где полдней жарких нет, и звезд ночных,
Воссел недвижной глыбой древний Крон,
Безгласнее обставшей тишины;
За лесом лес навис над головой --
За тучей туча, мнилось. Воздух был
Безжизненней, чем в летний зной, когда
Чуть-чуть колеблются метелки трав,
Но палый лист покоится, где пал.
Ручей неслышный мимо тек, журчать
Не смея, ибо скорбный падший бог
Был рядом -- и Наяда в камышах
Держала хладный перст у сжатых уст.
В сыром песке следы огромных стоп
Туда лишь и тянулись, где застыл
Седой Титан. И на песке сыром
Покоилась, недвижна, нежива,
Десная длань, утратившая скипетр.
Сомкнувши вежды, к матери-Земле
Поник челом, просил подмоги сын.
Казалось, он уснул навек. И вдруг
Чужая пясть на мощное плечо
Легла; но прежде отдан был поклон
Тому, кто стыл недвижен, глух, незряч.
Се бысть Богиня древних, первых дней;
И рослой амазонке близ нее --
Глядеть бы крохой; карликом глядеть
Ахиллу; Иксиона колесо
Остановила бы она перстом.
Не столь великий лик являет сфинкс,
Возлегший во дворце на пьедестал --
Мемфисский сфинкс, наставник мудрецов.
О! лик Богини мог бы изумлять
Красою, да красу печаль затмила --
Печаль, прекрасней, чем сама Краса.
И чуткий страх в огромных был очах:
Как будто беды шли -- за строем строй,
Как будто лишь передовой разъезд
Метнул стрелу, а грозный арьергард
Погибельные громы снаряжал.
Одну прижавши длань к своей груди,
Туда, где сердце смертных бьется -- точно
Бессмертной быв, испытывала боль,
Богиня выю Крона обвила
Другой рукой и, стан опять согнув,
Титану в ухо молвила слова --
Трубой органной грянул горний глас --
Печальные слова, что наш язык
Способен так воспроизвесть (о сколь
Бедней он, чем былая молвь богов!):
"О Крон, очнись... Но, бедный, старый Царь --
Зачем? Никак, увы, не ободрю;
Не изреку: "Почто же опочил?"
Ты от небес отторжен, а земля
Низринутых богов не признает,
И славный, многошумный океан
Тебя отверг; и в воздухе седой
И ветхий бог не властелин отнюдь.
И твой же гром, невольник вражьих рук,
Обрушился на прежний твой чертог;
Дотла твоей же молнией сожжет --
Наш мир сожжет! -- неловкий супостат.
Безвременье! Мгновенья -- точно годы!
Чудовищная правда, что ни миг,
Вспухает, нагнетает нашу скорбь,
Дабы неверье не смогло вздохнуть.
Почий, о Крон, и далее! Вотще
Тревожу твой пустынный тяжкий сон,
И втуне ты бы очи разомкнул!
Почий, а я восплачу, павши ниц".
Июльской ночью заворожены,
Зеленые старейшины лесов --
Маститые дубы, при свете звезд
Недвижно дремлют, спят, не шевелясь --
А ветер лишь единожды плеснет,
И до зари уляжется опять.
И, что случайный ветер, эта речь
Утихла. И Богиня, возрыдав,
Сырую почву тронула челом,
Дабы волос рассыпавшихся шелк
Сокрыл стопы Титану, и согрел.
Луна успела за ночь миновать
Неторопливо все четыре фазы,
А эти двое стыли близ ручья,
Незыблемые, словно валуны --
Безгласный Бог, склонившийся к земле,
Простертая Богиня, вся в слезах --
Покуда Крон, опомнясь, не подъял
Угрюмый взор на чуждый, жуткий край,
На сумрак и печаль окрестных мест --
И не узрел Богиню... Крон отверз
Косневшие уста -- и, точно лист
Осиновый, дрожала борода:
"Супруг тебе -- златой Гиперион,
О Тейя, о нежнейшая жена...
Отверзни взор и возопи: увы!
Отверзни взор и молви: сей изгой --
Ужели Крон? Скажи, ужели впрямь
Сей голос -- мой? Чело сие -- ужель
Мое? Мое, навек лишенное венца?
Ужели это Крон? О, чья же власть
Меня повергла, молви, чья же мощь?
О, кто растил ее, и наущал?
Ведь я стальной рукой давил Судьбу!
Но я сражен, я сгублен, погребен,
И отрешен от боголепых дел:
Не правлю обращением светил,
Не усмиряю ветры и моря,
Не пригреваю злаки тучных нив --
О, как же божью сердцу изливать
Безмерную любовь? Невесть куда
Мое пропало сердце -- и невесть
Куда пропал я сам, былой Титан:
Престол утратив, где-то я исчез
Меж ним и долом этим... Тейя, Тейя!
Открой зеницы, огляди миры --
Миры сиянья звездного, и мглы;
Миры, что жизнедатны, иль мертвы;
Миры Небес, и преисподних бездн.
О Тейя, Тейя! Разве не видать
Иль образ некий, иль хотя бы тень
Защитника, стремящегося к нам
На крыльях, либо колеснице? Да!
О да! Я верю: Крону -- быть Царем.
О да! Всенепременно победим
Богов мятежных -- верю! Трубный зык
Восславит нас, и грянет мирный гимн
В заоблачных чертогах золотых --
Сольется пенье с перебором струн
Серебряным. И сколько новых благ
Создам на диво дщерям и сынам
Небесным! А затем... Затем велю...
