Квинт Гораций - Сатиры
Здесь я обманщицу-девочку прождал, глупец, до полночи;
И, наконец, как лежал на спине, в таком положеньи
Я неприметно заснул и во сне насладился любовью.
Двадцать четыре потом мы проехали мили - в повозке,
Чтобы прибыть в городок, которого даже и имя
В стих не вместишь; но узнают его по приметам:
Здесь продается простая вода; но хлеб превосходный,
90 Так что заботливый путник в запас нагружает им плечи;
Хлеб ведь в Канузии смешан с песком, а источника урна
Там небогата водой. Городок же был этот основан
Диомедом самим. - Здесь мы с Барием грустно расстались.
Вот мы приехали в Рубы, устав от пути чрезвычайно,
Длинной дорога была и испорчена сильно дождями.
День был на утро получше; но в Бариум, рыбой обильный,
Хуже дорога пошла. - За ним нас потешила вдоволь
Гнация (город сей был раздраженными Нимфами создан).
Здесь нас хотели уверить, что будто на праге священном
100 Ладан без пламени тает у них! - Одному лишь Апелле
Иудею поверить тому, а не мне: я учился
Верить, что боги беспечно живут, и если природа
Чудное что производит - не с неба они посылают!
Так в Брундизиум кончился путь, и конец описанью.
Пер. М. Дмитриева
6
Нет, Меценат, хоть никто из лидийцев не равен с тобою
Знатностью рода - из всех, на пределах Этрурии живших,
Ибо предки твои, по отцу и по матери, были
Многие в древнее время великих вожди легионов:
Нет! ты орлиный свой нос поднимать перед теми не любишь,
Кто неизвестен, как я, сын раба, получившего волю!
Ты говоришь, что нет нужды тебе, от кого кто родился,
Только б был сам благороден; что многие даже и прежде
Туллия, так же как он, происшедши из низкого рода,
10 Жили, храня добродетель и были без знатности чтимы;
Знаешь и то, что Левин, потомок Валерия, коим
Гордый Тарквиний был свергнут с царского трона и изгнан,
Римским народом всегда - не более асса ценился,
Римским народом, которого суд и правдивость ты знаешь,
Этим безумным народом, который всегда недостойным
Почести рад расточать, без различия рабствуя славе,
Титлам и _о_бразам предков всегда без разбора дивится.
Что тут нам делать, далеким от низких его предрассудков!
Пусть же Левину б он, а не Децию, новому родом,
20 Важные должности начал вверять; пусть я, как рожденный
Несвободным отцом, через цензора Аппия был бы
Выгнан: и мне поделом, чужую я кожу напялил!
Но ведь слава стремит за блестящей своей колесницей
Низкого рода людей, как и знатных. - Что прибыли, Тиллий
Что, сняв пурпур, опять ты надел и стал снова трибуном?
Только что нажил завистников ты; а ты их не знал бы,
Если б остался простым гражданином: затем, что как скоро
Ноги обует у нас кто в сап_о_жки, грудь в пурпур оденет,
Тотчас вопросы: "Кто он? он какого отца он родился?"
30 Точно как Барр, тот, который престранной болезнию болен,
Именно страстью красавцем прослыть, - куда ни пошел бы,
Как-то всегда он девицам умеет внушить любопытство
Все рассмотреть в нем, и стан, и стройную ногу, и зубы,
Даже и волосы; так между нами - и тот, кто спасенье
Гражданам, Риму, империи, целой Италии, храмам
Наших богов обещал, - возбуждает заботу проведать,
Кто был отец у него, и кто мать, не из низкого ль рода?..
"Как же ты смеешь, сын Сира, раба, Дионисия, Дамы,
Граждан с Тарпейской скалы низвергать или Кадму - для казни
40 Их предавать? - Да и Новий, товарищ мой, степенью целой
Ниже меня! - Ну чт_о_ он? - Чт_о_ был мой отец, он такой же!"
- Что же, иль думаешь ты, что сам ты Мессала иль Павел?
Этот ведь Новий зато, как ему попадутся навстречу
В форуме двести телег, да хоть три погребенья, так крикнет,
Что и голос трубы заглушит: он зато и в почете.
Но обращусь на себя я! - За что на меня нападают?
Нынче за то, что, быв сыном раба, получившего вольность,
Близок к тебе, Меценат; а прежде за то, что трибуном
Воинским был я и римский имел легион под начальством.
50 В этом есть разница! - Можно завидовать праву начальства,
Но не дружбе твоей, избирающей только достойных.
Я не скажу, чтоб случайному счастью я тем был обязан,
Нет! не случайность меня указала тебе, а Вергилий,
Муж превосходный, и Варий - тебе обо мне рассказали.
В первый раз, как вошел я к тебе, я сказал два-три слова:
Робость безмолвная мне говорить пред тобою мешала.
Я не пустился в рассказ о себе, что высокого рода,
Что поля объезжаю свои на коне сатурейском;
Просто сказал я, кто я. - Ты ответил мне тоже два слова;
60 Я и ушел. - Ты меня через девять уж месяцев вспомнил;
Снова призвал и дружбой своей удостоил. Горжуся
Дружбою мужа, который достойных людей отличает
И не смотрит на род, а на жизнь и на чистое сердце.
Впрочем, природа дала мне с прямою душою иные
Тоже, как всем, недостатки; правда, немного, подобно
Пятнам на теле прекрасном. Но если ушел от упрека
В скупости, в подлости или же в низком, постыдном разврате,
Если я чист и невинен душой и друзьям драгоценен
(Можно же в правде себя похвалить), я отцу тем обязан.
70 Беден он был и владел не обширным, не прибыльным полем.
К Флавию в школу, однако, меня не хотел посылать он,
В школу, куда сыновья благородные центурионов,
К левой подвесив руке пеналы и счетные доски,
Шли обучаться проценты по Идам считать и просрочку;
Но решился он мальчика в Рим отвезти, чтобы там он
Тем же учился наукам, которым у римлян и всадник
И сенатор своих обучают детей. - Посмотревши
Платье мое и рабов провожатых, иной бы подумал,
Что расход на меня мне в наследство оставили предки.
80 Нет, сам отец мой всегда был при мне, неподкупнейшим стражем
Сам, при учителях, тут же сидел. - Что скажу я? - Во мне он
Спас непорочность души, красоту добродетелей наших,
Спас от поступков меня он, спас и от мыслей бесчестных.
Он не боялся упрека, что некогда буду я то же,
Что он и сам был: публичный глашатай иль сборщик, что буду
Малую плату за труд получать. - Я и тут не роптал бы.
Ныне ж за это ему воздаю похвалу я тем боле,
И тем боле ему благодарностью вечной обязан.
Нет! покуда я смысл сохраню, сожалеть я не буду,
90 Что такого имел я отца, не скажу, как другие,
Что не я виноват, что от предков рожден несвободных.
Нет! ни в мыслях моих, ни в словах я не сходствую с ними!
Если б природа нам прежние годы, прожитые нами,
Вновь возвращала и новых родителей мы избирали,
Всякий бы выбрал других - честолюбия гордого в меру,
Я же никак не хотел бы родителей, коих отличье
Ликторов связки и кресла курульные. Может быть, черни
Я б показался безумцем; но ты бы признал мой рассудок
В том, что не взял на себя я заемного бремени тягость.
100 Ибо тогда бы мне должно свое умножать состоянье,
В многих искать и звать того и другого в деревню,
Множество слуг и коней содержать и иметь колесницу.
Нынче могу я в Тарент на кургузом муле отправляться,
У которого спину натер чемодан мой, а всадник
Вытер бока. - И никто мне не скажет за это упрека
В скупости так, как тебя упрекают все, Тиллий, когда ты
Едешь, как претор тибурской дорогой, и пятеро следом
Юных рабов, кто с лоханью, кто с коробом вин. Оттого мне,
Право, спокойнее жить, чем тебе, знаменитый сенатор!
110 Да спокойней и многих других. Я, куда пожелаю,
Отправляюсь один, сам справляюсь о ценности хлеба,
Сам о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;
П_о_д вечер часто и в форум - гадателей слушать; оттуда
Я к пирогу, к овощам и домой. Нероскошный мой ужин
Трое рабов подают. На мраморе белом два кубка
Вместе с циатом стоят, простая солонка и чаша,
И рукомойник - посуды простой, кампанийской работы.
Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
Рано вставь и на площадь, где Марсий кривляется бедный
120 В знак что он младшего Новия даже и видеть не может.
Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
Или пишу, про себя, что-нибудь, что меня занимает;
После я маслом натрусь, не таким, как запачканный Натта,
Краденным им из ночных фонарей. Тут, ежели солнце
Жаром меня утомит и напомнит о бане прохладной,
Я от жара укроюсь туда. Насыщаюсь нежадно,
Ем чтоб быть сыту и легким весь день сохранить мои желудок.
Дома потом отдохну. Жизнь подобную только проводят
Люди, свободные вовсе от уз честолюбия тяжких.
130 Я утешаюся тем, что приятней живу, чем когда бы
Квестором был мой отец, или дедушка, или же дядя.
Пер. М. Дмитриева
7
Всякий цирюльник и всякий подслепый, я думаю, знает,
Как полуримлянин Персий, с проскриптом Рупилием в ссоре,
(Прозванным Царь), отплатил за его ядовитость и гнусность.
Персии богач был, имел он большие дела в Клазоменах;
