Эдгар По - Ворон(переводы)
сказать эта печальная, неуклюжая, злополучная, худая и вещая птица,
каркая свое: "Больше никогда!"
Я оставался в таком положении, теряясь в мечтах и догадках, и, не
обращаясь ни с единым словом к птице, огненные глаза которой
сжигали меня теперь до глубины сердца, я все силился разгадать тайну, а
голова моя привольно покоилась на бархатной подушке, которую ласкал
свет лампы, -на том фиолетовом бархате, ласкаемом светом лампы, куда
она уже не склонит своей головки больше никогда!
Тогда мне показалось, что воздух начал мало-помалу наполняться
клубами дыма, выходившего из кадила, которое раскачивали серафимы,
стопы которых скользили по коврам комнаты. "Несчастный! – вскричал я
себе. – Бог твой чрез своих ангелов дает тебе забвение, он посылает тебе
бальзам забвения, чтобы ты не вспоминал более о своей Леноре! Пей,
пей этот целебный бальзам и забудь погибшую безвозвратно Ленору!"
Ворон каркнул: "Больше никогда!"
"Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь, птица или дьявол, но
все-таки пророк! Будь ты послан самим искусителем, будь ты выкинут,
извергнут бурею, но ты – неустрашим: есть ли здесь, на этой пустынной,
полной грез земле, в этой обители скорбей, есть ли здесь, – поведай мне
всю правду, умоляю тебя, – есть ли здесь бальзам забвенья? Скажи, не
скрой, умоляю!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"
"Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь,.птица или дьявол, но
все-таки пророк! Во имя этих небес, распростертых над нами, во имя
того божества, которому мы оба поклоняемся, поведай этой горестной
душе, дано ли будет ей в далеком Эдеме обнять ту святую, которую
ангелы зовут Ленорой, прижать к груди мою милую, лучезарную
Ленору!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"
"Да будут же эти слова сигналом к нашей разлуке, птица или
дьявол!- вскричал я, приподнявшись с кресла. – Иди снова на бурю,
вернись к берегу плутоновой ночи, не оставляй здесь ни единого
черного перышка, которое могло бы напомнить о лжи, вышедшей из
твоей души! Оставь мой приют неоскверненным! Покинь этот бюст над
дверью моей комнаты. Вырви свой клюв из моего сердца и унеси свой
призрачный образ подальше от моей двери!" Ворон каркнул: "Больше
никогда!"
И ворон, неподвижный, все еще сидит на бледном бюсте Паллады,
как раз над дверью моей комнаты, и глаза его смотрят, словно глаза
мечтающего дьявола; и свет лампы, падающий на него, бросает на пол
его тень; и душа моя из круга этой тени, колеблющейся по полу, не
выйдет больше никогда!
Дм. Мережковский 1890
Северный вестник, 1890, N 11
Погруженный в скорбь немую
и усталый, в ночь глухую,
Раз, когда поник в дремоте
я над книгой одного
Из забытых миром знаний,
книгой полной обаяний, -
Стук донесся, стук нежданный
в двери дома моего:
"Это путник постучался
в двери дома моего,
Только путник-
больше ничего".
В декабре-я помню-было
это полночью унылой.
В очаге под пеплом угли
разгорались иногда.
Груды книг не утоляли
ни на миг моей печали-
Об утраченной Леноре,
той, чье имя навсегда-
В сонме ангелов-Ленора,
той, чье имя навсегда
В этом мире стерлось-
без следа.
От дыханья ночи бурной
занавески шелк пурпурный
Шелестел, и непонятный
страх рождался от всего.
Думал, сердце успокою,
все еще твердил порою:
"Это гость стучится робко
в двери дома моего,
"Запоздалый гость стучится
в двери дома моего,
Только гость -
и больше ничего!"
И когда преодолело
сердце страх, я молвил смело:
"Вы простите мне, обидеть
не хотел я никого;
"Я на миг уснул тревожно:
слишком тихо, осторожно, -
"Слишком тихо вы стучались
в двери дома моего…"
И открыл тогда я настежь
двери дома моего-
Мрак ночной, -
и больше ничего.
Все, что дух мой волновало,
все, что снилось и смущало,
До сих пор не посещало
в этом мире никого.
И ни голоса, ни знака -
из таинственного мрака…
Вдруг "Ленора!" прозвучало
близ жилища моего…
Сам шепнул я это имя,
и проснулось от него
Только эхо -
больше ничего.
Но душа моя горела,
притворил я дверь несмело.
Стук опять раздался громче;
я подумал: "ничего,
"Это стук в окне случайный,
никакой здесь нету тайны:
"Посмотрю и успокою
трепет сердца моего,
"Успокою на мгновенье
трепет сердца моего.
Это ветер, -
больше ничего".
Я открыл окно, и странный
гость полночный, гость нежданный,
Ворон царственный влетает;
я привета от него
Не дождался. Но отважно, -
как хозяин, гордо, важно
Полетел он прямо к двери,
к двери дома моего,
И вспорхнул на бюст Паллады,
сел так тихо на него,
Тихо сел, -
и больше ничего.
Как ни грустно, как ни больно, -
улыбнулся я невольно
И сказал: "Твое коварство
победим мы без труда,
"Но тебя, мой гость зловещий,
Ворон древний. Ворон вещий,
"К нам с пределов вечной Ночи
прилетающий сюда,
"Как зовут в стране, откуда
прилетаешь ты сюда?"
И ответил Ворон:
"Никогда".
Говорит так ясно птица,
не могу я надивиться.
Но казалось, что надежда
ей навек была чужда.
Тот не жди себе отрады,
в чьем дому на бюст Паллады
Сядет Ворон над дверями;
от несчастья никуда, -
Тот, кто Ворона увидел, -
не спасется никуда,
Ворона, чье имя:
"Никогда".
Говорил он это слово
так печально, так сурово,
Что, казалось, в нем всю душу
изливал; и вот, когда
Недвижим на изваяньи
он сидел в немом молчаньи,
Я шепнул: "как счастье, дружба
улетели навсегда,
Улетит и эта птица
завтра утром навсегда".
И ответил Ворон:
"Никогда".
И сказал я, вздрогнув снова:
"Верно молвить это слово
"Научил его хозяин
в дни тяжелые, когда
"Он преследуем был Роком,
и в несчастьи одиноком,
"Вместо песни лебединой,
в эти долгие года
"Для него был стон единый
в эти грустные года -
Никогда, – уж больше
никогда!"
Так я думал и невольно
улыбнулся, как ни больно.
Повернул тихонько кресло
к бюсту бледному, туда,
Где был Ворон, погрузился
в бархат кресел и забылся…
"Страшный Ворон, мой ужасный
