Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения

Я устал, – я едва только смею дышать, –
И недужны, и трудны людские пути.
Невозможно понять, невозможно сказать,
  И куда же, и как же идти?

В этих жилах струится растленная кровь,
В этом сердце немая трепещет тоска.
И порочны мечты, и бесстыдна любовь,
  И безумная радость дика.

Запечатлеть бегущего мгновенья
  Бессильным словом не могу.
На миг недолгий вспыхнет впечатленье, –
  И умирает на бегу.

Бегут нестройною семьёю
  Черты разрозненных картин
И, в мглу сливаясь, гаснут предо мною,
  И я один, опять один.

Я любил в тебе слиянье
Качеств противоположных:
Глаз правдивых обаянье, –
И обман улыбок ложных;

Кротость девочки-подростка,
Целомудренные грёзы, –
И бичующие жёстко
Обличенья и угрозы;

Сострадательную нежность
Над поруганной рабыней, –
И внезапную мятежность
Перед признанной святыней.

Я люблю всегда далёкое,
Мне желанно невозможное,
Призываю я жестокое,
Отвергаю непреложное.

Там я счастлив, где туманные
Раскрываются видения,
Где скользят непостоянные
И обманные мгновения,

Где сверкают неожиданно
Взоры молний потухающих.
Мне желанно, что невиданно, –
Не хочу я расцветающих.

Колёса по рельсам гудели,
Вагон сотрясался на стыках.
Всё к той же стремился я цели,
Мечтая о девственных ликах,

О девственных ласках мечтая,
О светлых, пленительных взорах,
И радость далёкого мая
Сияла в чудесных узорах.

Толпы домов тускнели
  В тумане млечном,
Томясь в бессильи хмуром
  И бесконечном,

И дождь всё падал, плача,
  И под ногами
Стекал он по граниту
  В канал струями,

И сырость пронизала
  Больное тело.
Измученная жизнью,
  Ты вниз глядела,

Где отраженья млели
  В воде канала,
И дрожью отвращенья
  Ты вся дрожала.

Зачем же ты стояла
  Перед сквозною
Чугунною решёткой
  Над злой водою,

И мутными глазами
  Чего искала
В зеленовато-жёлтой
  Воде канала?

Приснилася мне женщина,
Бредущая по улицам
В тумане и во мгле,
Увядшей и поруганной
Красою ненавистная
И небу, и земле.

Походкою неровною
По влажным плитам каменным
Она без цели шла
С опущенными взорами,
И юбка грязью уличной
Забрызгана была.

Её лицо поблёклое
Будило вожделение
Презренное во мне,
И скорбь, и сожаление
Убиты были похотью,
Рождённою в вине.

Я приготовился принять гостей,
  Украсил я свою келейку,
И вышел к воротам, и сел там на скамейку,
С дороги не свожу внимательных очей,
И жду, – а путь лежит печальный и пустынный,
Бубенчик не гудет, колёса не гремят,
Лишь вихри пыльные порою закружат, –
И снова путь лежит, докучливый и длинный.

Зыблется от ветра
Тонкая берёза.
На сердце маячит
Ласковая грёза.

Зайчики играют
В речке против солнца.
Сердце, в мир широкий
Распахни оконце!

Огни в печи колеблются, –
Не грезится ль огням
Прекрасное, далёкое,
Родное небесам?

Зажглися в тучах молнии, –
Не грезятся ли им
Таинственные прелести,
Доступные святым?

Листва берёзы дрогнула, –
Не грезится ли ей
Раздолье несказанное
Неведомых полей?

Я сказал моей невесте:
«Верь, что я до гроба твой».
Но она, нахмурив брови,
Покачала головой.

Я спросил мою невесту:
«Навсегда ли ты моя?»
И она сказала грустно:
«Я теперь и завтра я

Неужель одна и та же?
Может быть, мои мечты
Через день уже увянут,
Как недолгие цветы.

За себя сказать не смею, –
Обмануть тебя боюсь.
Я люблю тебя как радость,
Но навек не отдаюсь».

Опалённые долгой кручиной,
Улыбнуться не могут уста,
И напрасен напев соловьиный,
И весенних цветов красота.

Я печальные песни слагаю,
Безобразные раны тая,
И ответ безмятежному маю, –
Не улыбка, а грёза моя.

Чем бы и как бы меня ни унизили,
Что мне людские покоры и смех!
К странным и тайным утехам приблизили
Сердце моё наслажденье и грех.

Пусть пред моею убогою хижиной
Сильных и гордых проходят пути, –
Счастлив я, бедный и миром униженный,
Некуда мне мою радость нести.

Великой мукой крестной
Томился Царь Небесный,
Струилась кровь из ран,
И на Христовы очи,
Предвестник смертной ночи,
Всходил густой туман.

Архистратиг великий,
Незрим толпою дикой,
Предстал Царю царей,
И ужасом томимы
Слетелись серафимы
С мечами из огней.

«Христос, довольно муки, –
На ангельские руки
Уйди от смертной тьмы,
Скажи, чтобы с мечами
И с грозными очами
Толпе предстали мы,

Чтоб творческая сила
Пленила, устрашила,
Блуждающих во мгле,
И царство благодати
Трудами нашей рати
Воздвиглось на земле».

Сказал ему Спаситель:
«Не ты судеб решитель,
Напрасно ты спешил.
Насилия не надо, –
Любовь и в безднах ада
Сильней небесных сил.

Одна неправда – тленна.
Бессмертна, неизменна,
Как истина, любовь.
Пред ней трепещет злоба, –
Из мёртвой сени гроба
Она восстанет вновь».

Сотворённая вне мира,
Обитала в небесах,
Где плывут среди эфира
На серебряных ладьях
Легионы духов ясных,
Грёз Твоих, Творец, прекрасных,
Беззаботно веселясь, –
Для чего ж её отбросил
Лёгким взмахом дивных вёсел
Ангел Твой в земную грязь?

И томится, и вздыхает,
И стремится в небеса,
Где порой над ней сияет
Недоступная краса,
Где проносятся порою
Беззаботною семьёю
Тени горних тех ладей,
Где когда-то начинала
Жить она, где расцветала
Красота земли пред ней.

О, томительные муки
Нескончаемой разлуки
С дальней родиной души,
Ярок пламень ваш бессонный
И в заботе ежедённой,
И в раздумчивой тиши!
О, когда сгорит в нём эта
Тягость жизненных тенёт,
И душа в обитель света
К ясным братьям отойдёт!

К тебе подъемля руки,
Зову твою любовь.
  В мечтаньях ярких – муки,
  Нагое тело, кровь.
Томления разлуки
В душе проснулись вновь.
  К тебе подъемля руки,
  Зову твою любовь, –
Припоминаю жадно
Твоих очей лучи, –
  Но пытка беспощадна,
  Свирепы палачи.
Минуты беспощадно
Сверкают, как мечи.
  Лобзают тело жадно
  Свистящие бичи.
Я бледными губами
Зову твою любовь, –
  Багряными струями
  Ползёт и стынет кровь, –
Но бездна между нами, –
Ей не закрыться вновь,
  Холодными губами
  Зову твою любовь.