Владимир Высоцкий - Сочинения

Прошла пора вступлений и прелюдий, —
Все хорошо — не вру, без дураков.
Меня к себе зовут большие люди —
Чтоб я им пел «Охоту на волков»…

Быть может, запись слышал из окон,
А может быть, с детьми ухи не сваришь —
Как знать, — но приобрел магнитофон
Какой-нибудь ответственный товарищ.

И, предаваясь будничной беседе
В кругу семьи, где свет торшера тускл, —
Тихонько, чтоб не слышали соседи,
Он взял, да и нажал на кнопку «пуск».

И там, не разобрав последних слов, —
Прескверный дубль достали на работе —
Услышал он «Охоту на волков»
И кое-что еще на обороте.

И все прослушав до последней ноты,
И разозлясь, что слов последних нет,
Он поднял трубку: "Автора «Охоты»
Ко мне пришлите завтра в кабинет!"

Я не хлебнул для храбрости винца, —
И, подавляя частую икоту,
С порога — от начала до конца —
Я проорал ту самую «Охоту».

Его просили дети, безусловно,
Чтобы была улыбка на лице, —
Но он меня прослушал благосклонно
И даже аплодировал в конце.

И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил: "Да это ж — про меня!
Про нас про всех — какие, к черту, волки!"

…Ну все, теперь, конечно, что-то будет —
Уже три года в день по пять звонков:
Меня к себе зовут большие люди —
Чтоб я им пел «Охоту на волков».

Неизвестно одной моей бедной мамане,
Что я с самого детства сижу,
Что держу я какую-то фигу в кармане
И вряд ли ее покажу.

Чтоб не было следов, повсюду подмели…
Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте:
Мой финиш — горизонт, а лента — край земли, —
Я должен первым быть на горизонте!

Условия пари одобрили не все —
И руки разбивали неохотно.
Условье таково: чтоб ехать — по шоссе,
И только по шоссе — бесповоротно.

Наматываю мили на кардан
И еду параллельно проводам, —
Но то и дело тень перед мотором —
То черный кот, то кто-то в чем-то черном.

Я знаю — мне не раз в колеса палки ткнут.
Догадываюсь, в чем и как меня обманут.
Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут
И где через дорогу трос натянут.

Но стрелки я топлю — на этих скоростях
Песчинка обретает силу пули, —
И я сжимаю руль до судорог в кистях —
Успеть, пока болты не затянули!

Наматываю мили на кардан
И еду вертикально к проводам, —
Завинчивают гайки, — побыстрее! —
Не то поднимут трос как раз где шея.

И плавится асфальт, протекторы кипят,
Под ложечкой сосет от близости развязки.
Я голой грудью рву натянутый канат, —
Я жив — снимите черные повязки!

Кто вынудил меня на жесткое пари —
Нечистоплотный в споре и расчетах.
Азарт меня пьянит, но как ни говори,
Я торможу на скользких поворотах.

Наматываю мили на кардан
Назло канатам, тросам, проводам —
Вы только проигравших урезоньте,
Когда я появлюсь на горизонте!

Мой финиш — горизонт — по-прежнему далек,
Я ленту не порвал, но я покончил с тросом, —
Канат не пересек мой шейный позвонок,
Но из кустов стреляют по колесам.

Меня ведь не рубли на гонку завели, —
Меня просили: "Миг не проворонь ты —
Узнай, а есть предел — там, на краю земли,
И — можно ли раздвинуть горизонты?"

Наматываю мили на кардан.
Я пулю в скат влепить себе не дам.
Но тормоза отказывают, — кода! —
Я горизонт промахиваю с хода!

Произошел необъяснимый катаклизм:
Я шел домой по тихой улице своей —
Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм,
Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»!

Я по подземным переходам не пойду:
Визг тормозов мне — как романс о трех рублях, —
За то ль я гиб и мерз в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»!

Он мне не друг и не родственник —
Он мне — заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!

Но ничего, я к старой тактике пришел:
Ушел в подполье — пусть ругают за прогул!
Сегодня ночью я три шины пропорол, —
Так полегчало — без снотворного уснул!

Дверь проломить — купил отбойный молоток,
Электродрель, — попробуй крышу пропили!
Не дам порочить наш совейский городок,
Где пиво варят золотое «Жигули»!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне — заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!

Мне за грехи мои не будет ничего:
Я в психбольнице все права завоевал.
И я б их к стенке ставил через одного
И направлял на них груженый самосвал!

Но вскоре я машину сделаю свою —
Все части есть, — а от владения уволь:
Отполирую — и с разгону разобью
Ее под окнами отеля «Метрополь».

Нет, чтой-то екнуло — ведь части-то свои! —
Недосыпал, недоедал, пил только чай…
Все, — еду, еду регистрировать в ГАИ!..
Ах, черт! — «москвич» меня забрызгал, негодяй!

Он мне не друг и не родственник,
Он мне — заклятый враг, —
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «москвичах»!

Отбросив прочь свой деревянный посох,
Упав на снег и полежав ничком,
Я встал — и сел в «погибель на колесах»,
Презрев передвижение пешком.

Я не предполагал играть с судьбою,
Не собирался спирт в огонь подлить, —
Я просто этой быстрою ездою
Намеревался жизнь себе продлить.

Подошвами своих спортивных «чешек»
Топтал я прежде тропы и полы —
И был неуязвим я для насмешек,
И был недосягаем для хулы.

Но я в другие перешел разряды —
Меня не примут в общую кадриль, —
Я еду, я ловлю косые взгляды
И на меня, и на автомобиль.

Прервав общенье и рукопожатья,
Отворотилась прочь моя среда, —
Но кончилось глухое неприятье —
И началась открытая вражда.

Я в мир вкатился, чуждый нам по духу,
Все правила движения поправ, —
Орудовцы мне робко жали руку,
Вручая две квитанции на штраф.

Я во вражду включился постепенно,
Я утром зрел плоды ночных атак:
Морским узлом завязана антенна…
То был намек: с тобою будет так!

Прокравшись огородами, полями,
Вонзали шила в шины, как кинжал, —
Я ж отбивался целый день рублями —
И не сдавался, и в боях мужал.

Безлунными ночами я нередко
Противника в засаде поджидал, —
Но у него поставлена разведка —
И он в засаду мне не попадал.

И вот — как «языка» — бесшумно сняли
Передний мост и унесли во тьму.
Передний мост!.. Казалось бы — детали, —
Но без него и задний ни к чему.

Я доставал рули, мосты, колеса, —
Не за глаза красивые — за мзду.
И понял я: не одолеть колосса, —
Назад — пока машина на ходу!

Назад, к моим нетленным пешеходам!
Пусти назад, о, отворись, сезам!
Назад в метро, к подземным пешеходам!
Разгон, руль влево и — по тормозам!

…Восстану я из праха, вновь обыден,
И улыбнусь, выплевывая пыль:
Теперь народом я не ненавидим
За то, что у меня автомобиль!

У меня друзья очень странные,
С точки зрения остальных,
И я слышу речи пространные,
Что я с ними пью на троих.

Но позвольте самому
Решать: кого любить, идти к кому…
Но право, все же лучше самому.

Валентин у меня есть со Светою,
Что владеет всем царствием касс.
На предостережения не сетую
И опять не пеняю на вас.

Но позвольте мне тогда
Решать: куда идти, когда —
Право, лучше самому навсегда!

Мажорный светофор, трехцветье, трио,
Палитро-палитура цвето-нот.
Но где же он, мой «голубой период»?
Мой «голубой период» не придет!

Представьте, черный цвет невидим глазу,
Все то, что мы считаем черным, — серо.
Мы черноты не видели ни разу —
Лишь серость пробивает атмосферу.

И ультрафиолет, и инфракрасный —
Ну, словом, все, что «чересчур», — не видно, —
Они, как правосудье, беспристрастны,
В них — все равны, прозрачны, стекловидны.

И только красный, желтый цвет — бесспорны,
Зеленый — тоже: зелень в хлорофилле.
Поэтому трехцветны светофоры —
Чтоб проезжали и переходили.

Три этих цвета — в каждом организме,
В любом мозгу, как яркий отпечаток.
Есть, правда, отклоненье в дальтонизме,
Но дальтонизм — порок и недостаток.

Трехцветны музы, но, как будто серы,
А «инфра», «ультра» — как всегда, в загоне, —
Гуляют на свободе полумеры,
И «псевдо» ходят как воры в законе.

Все в трех цветах нашло отображенье,
Лишь изредка меняется порядок.
Три цвета избавляют от броженья —
Незыблемы, как три ряда трехрядок.