Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961

Ссылки получают имя ссыльных.
Книги издаются без поправок.
В общем, я не верю в право сильных.
Верю в силу правых.

Восстанавливается справедливость,
Как промышленность, то есть не скоро.
Все-таки, хотя и не без спора,
Восстанавливается — справедливость.

Восстанавливается! Если остановится
Восстанавливаться, это ненадолго.
Постепенно все опять становится
На стезю прогресса, чести, долга.

Все долги двадцатого столетья
Двадцать первое заплатит.
Многолетье скрутит лихолетье.
Время — все уладит.

Надо с ним, как Пушкин с ямщиками, —
Добрым словом, а не кулаками,
И оно поймет, уразумеет
Тех, кто объясниться с ним сумеет.

Пропускайте детей до шестнадцати лет,
До тринадцати, до десяти!
Пусть дитя беспрепятственно купит билет,
Спросит вежливо, как пройти —
И крутите, крутите для малых детей
Без купюр и затей
То, что вы посмотрели давно:
Детям нужно ходить в кино.

Да, экран, а не буква, отнюдь не число!
Кинотеатров широкая сеть
Изучить человеческое ремесло,
Своевременно повзрослеть
Очень может помочь.
И поэтому вы
Пропускайте детей в кинотеатры Москвы.

Учитесь, дети, книги собирать
Не для богатства, а для благородства.
Обидеть книгу — подлость и уродство,
Как будто пайку хлеба отобрать.

Кто голодал, но книги покупал,
Недосыпал, но их читал ночами,
Себя таким окопом окопал!

Кого бы там над ним ни назначали,
Кто б ни грозил ему, кто б ни разил
Его,
          никто б его не поразил.

Все потому, что, словом пораженный,
Для дела закален и заострен.
Не спорьте, дети, я со всех сторон
Вопрос обдумал. Он теперь решенный.

Не загрязняйте, дети, ваших книг
(В особенности же библиотечных).
Среди случайных, жалких, скоротечных
Немало важных сыщется средь них.

Главная надежда — на читальни
И еще — на дешевизну книг.
Есть в романах русских назиданье.
Есть примеры, чтобы взять их с них.

По ученью ихнему поучатся
И герои и среди толпы.
Видимо, хорошее получится,
Если с этой не сходить тропы.

Главная надежда, чтоб невежда
Научился, в корень поглядел,
Чтоб отверзлись заспанные вежды
Не для опохмелки, а для дел.

Не в узилище, в училище
Образовывается наша силища,
И пока студенческий кружок
Не решил: «Как быть роду людскому?»,
Этот род неясностями скован,
Не продвинется ни на вершок.

Я когда был возраста вашего,
Стариков от души уважал,
Я про Ленина их расспрашивал,
Я поступкам их — подражал.

Вы меня сначала дослушайте,
Перебьете меня — потом!
Чем живете? Чему вы служите?
Где усвоили взятый тон?

Ваши головы гордо поставлены,
Уважаете собственный пыл.
Расспросите меня про Сталина —
Я его современником был.

Русский спор
Про русский спорт
И международный спорт,
Про хоккей и про футбол,
Кто и как вбивает гол,
Бывший гол, а ныне — мяч,
Не кончается, хоть плачь!

Спорит дом и спорит двор,
Спорщиков повсюду хор.
Длится, длится русский спор,
Спор про спорт.
Этот спор забыть помог
Русский спор: «А есть ли бог?
Есть ли черт?»

А Белинский есть не мог,
Не садился за обед,
Потому что, есть ли бог
Или нет,
Он решал, решал, решал
С давних пор,
А обед ему мешал
Кончить спор.

Физиков — меньшинство человечества.
Химиков — больше, но не намного.
Все остальное — мятется, мечется,
Ищет правильную дорогу.

Физики знают то, что знают,
Химики знают чуть поболе.
Все остальные — воют, стенают,
Плачут от нестерпимой боли.

Как же им быть? Куда деваться?
Куда подаваться? Кому сдаваться?
Будущее — плюсы, минусы,
Цифры, косинусы, синусы.
Куда же, так сказать, кинуться?
В какую сторону двинуться?

А физики презрительно озирают неудачи,
Свысока глядят на людской неуют,
Но выполняют любые задачи,
Какие им ни дают.

На том стоим!
А вот на чем стоим?
Какие тайны мы в себе таим?

Когда гляжу я на поток труда,
Мне хочется спросить его: «Куда?»,
«Зачем?» — интересуюсь, — «Для чего?»
Но мне не отвечают ничего.
Давным-давно и раньше, чем давно,
Все это, как часы, заведено,
И, видимо, для собственной красы
Торопятся без отдыха часы.

Есть ли люди на других планетах?
Для докладов во парткабинетах
Кто найти бы тему лучше смог?
Разве лектор с темой «Есть ли бог?».

Эта тема главная, сквозная:
Как живется людям на Луне, —
И докладываем, мало зная,
Как им, людям, в нашей стороне.

Как им можется, живется рядом,
На работе и в кругу семьи?
Смотрим на Луну туманным взглядом,
Сочиняя тезисы свои.

В наше время, в такую эпоху!
А — в какую? Не то чтобы плохо
И — не шибко живет человек.

Сколько было — земли и неба
Под ногами, над головой.
Сколько было — черного хлеба
И мечты, как всегда, голубой.

Не такая она такая,
А такая она, как была.
И, груженую тачку толкая,
Мы не скоро дойдем до угла.

Надо ждать двадцать первого века
Или даже дальнейших веков,
Чтоб счастливому человеку
Посмотреть в глаза без очков.

Первый век нашей эры. Недооценка
Из поэтов — Овидия. Из пророков — Христа.
Но какая при том глубина, высота.

Он мне кажется синим от неба и солнца,
Первый век. Век прокладки широких дорог.
(Кое-что мир до нашего века сберег.)

Все другие — второй, и четвертый, и пятый —
Затерялись в библиотечной пыли.
Первый век, словно статую, в прахе нашли.

Не развалины — выше берите — руины!
Все другие — навалом засыплю в суму.
А без первого века — нельзя никому.

Первый век. Все сначала. Первый век.
                                                    Все впервые,
О, какие воспоминанья живые
О тебе, первый век.

Двадцатые годы, когда все были
Двадцатилетними, молодыми,
Скрылись в хронологическом дыме.

В тридцатые годы все повзрослели —
Те, которые уцелели.

Потом настали сороковые.
Всех уцелевших на фронт послали,
Белы снега над ними постлали.

Кое-кто остался все же,
Кое-кто пережил лихолетье.

В пятидесятых годах столетья,
Самых лучших, мы отдохнули.
Спины отчасти разогнули,
Головы подняли отчасти.

Не знали, что это и есть счастье,
Были нервны и недовольны,
По временам вспоминали войны
И то, что было перед войною.

Мы сравнивали это с новизною,
Ища в старине доходы и льготы.
Не зная, что в будущем, как в засаде,
Нас ждут в нетерпении и досаде
Грозные шестидесятые годы.