Леонид Кременцов - Русские поэты XIX века: Хрестоматия
1877
Л.А. Мей
(1822–1862)
Лев Александрович Мей родился в Москве в семье офицера, выходца из обрусевшей немецкой семьи. Учился вначале в Московском дворянском институте, а затем в Царскосельском лицее. Его попытки сделать чиновничью карьеру успехом не увенчались, и до конца жизни он испытывал тяжёлую нужду.
Литературный талант Мея реализовался в различных областях: он писал лирические стихи, поэмы, драмы и прозу. Особыми достоинствами отличались его переводы из славянских и западных поэтов.
Мей был близок кругу литераторов, куда входили А.А. Григорьев, А.Н. Островский и сотрудники журнала «Москвитянин». Поэт считал себя сторонником чистого искусства, что не мешало ему живо откликаться на многие события современной жизни. Русский фольклор и русская история – вот что более всего привлекало Мея-лирика. Его излюбленными жанрами были баллады – «Вечевой колокол», «Хозяин», «Оборотень», былины – «Песня про боярина Евпатия Коловрата», «Александр Невский» – и песни – «Ох, пора тебе на волю, песня русская», «Как у всех-то людей светлый праздничек».
Исторические драмы Мея «Царская невеста» и «Псковитянка» сегодня широко известны благодаря одноименным операм Н.А. Римского-Корсакова, написанным на их сюжеты.
К сожалению, современники не сумели достойным образом оценить литературные труды Л.А. Мея. Но впоследствии они неоднократно переиздавались, в последний раз в 1985 г.
МОСКВА
Там, за синей цепью гор,
За широкими полями,
Где усталый видит взор
Только землю с небесами, —
Там спит город-великан,
На холмы облокотившись,
К долам низменным склонившись,
Завернувшийся в туман;
Весь из куполов, блистает
На главе венец златой;
Ветер с поясом играет,
С синим поясом-рекой.
То величья дочь святая,
То России голова,
Наша матушка родная,
Златоглавая Москва!
Ожила небес равнина,
Вот помчалася заря,
В колеснице из рубина,
Серебра и янтаря;
Пробралась, среди тумана,
К граду огненной тропой
И коснулась великана
Бледно-розовой рекой…
ЗАПЕВКА
Ох, пора тебе на волю, песня русская,
Благовёстная, победная, раздольная,
Погородная, посельная, попольная,
Непогодою-невзгодою повитая,
Во крови, в слезах крещёная-омытая!
Ох, пора тебе на волю, песня русская!
Не сама собой ты спелася-сложилася:
С пустырей тебя намыло снегом-дождиком
Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью,
Намело тебя с сырых могил метелицей.
1856
ОТРЫВОК ИЗ «ПЕСНИ ПРО БОЯРИНА ЕВПАТИЯ КОЛОВРАТА»
Загорелося утро по-летнему,
Загорелось сначала на куполе,
А потом перешло на верхушки древесные,
А потом поползло по земле, словно крадучись,
Где жемчужинки, где и алмазинки
У росистой травы отбираючи.
Куманика перловым обсыпалась бисером;
Подорешник всей белою шапкой своей
нахлобучился
И поднял повалежные листья, натужившись…
ТЫ ПЕЧАЛЬНА
Кому-то
Ты печальна, ты тоскуешь,
Ты в слезах моя краса…
А слыхала ль в старой песне:
«Слёзы девичьи – роса»?
Поутру на поле пала,
А к полудню нет следа…
Так и слёзы молодые
Улетают навсегда,
Словно росы полевые,
Знает Бог один – куда.
Развевает их и сушит
Жарким пламенем в крови
Вихорь юности мятежной,
Солнце красное любви.
1857
СУМЕРКИ
Оттепель… Поле чернеет;
Кровля на церкви обмокла;
Так вот и веет, и веет —
Пахнет весною сквозь стёкла.
С каждою новой ложбинкой
Водополь всё прибывает,
И ограненною льдинкой
Вешняя звёздочка тает.
Тени в углах шевельнулись,
Темные, сонные тени
Вдоль по стенам потянулись,
На пол ложатся от лени…
Сон и меня так и клонит…
Тени за тенями – грёзы…
Дума в неведомом тонет…
На сердце – крупные слёзы.
Ох, если б крылья да крылья,
Если бы доля да доля,
Не было б мысли «бессилья»,
Не было б слова – «неволя».
1858
АУ-АУ
Ау-ау! Ты, молодость моя!
Куда ты спряталась, гремучая змея?
Скажи, как мне напасть, нечаянно, нежданно,
На след лукавый твой, затёртый окаянно?
Где мне найти тебя, где задушить тебя
В моих объятьях, ревнуя и любя,
И обратить всю жизнь в предсмертные страданья
От ядовитого и жгучего лобзанья?..
1861
НАГОРНАЯ БЕСЕДА
Узрев народ, Учитель сел
На холм возвышенный средь поля;
По манию Его руки
К нему сошли ученики,
И Он отверз уста, глаголя…
Не передать словам людей
Его божественных речей:
Нема пред ними речь людская…
Но весь народ, Ему внимая,
Познал и благ земных тщету,
Познал и мира суету,
Познал и духа совершенство,
Познал, что истое блаженство
Себе наследует лишь тот,
Кто духом нищ, кто слёзы льёт,
Кто правды алчет, правды жаждет,
Кто кроток был и незлобив,
Кто сердцем чист, миролюбив.
А.А. Григорьев
(1822–1864)
Аполлон Александрович Григорьев родился в семье московского чиновника Александра Ивановича Григорьева и мещанки Татьяны Андреевны. Она была дочерью семейного кучера Григорьевых. Деду Аполлона Александровича стоило большого труда «выбиться в люди»: он происходил из духовного сословия и дослужился до надворного советника, т. е. стал чиновником седьмого разряда по табели о рангах, что давало ему право на потомственное дворянство. Поступок сына, женитьба на нечиновной, может быть, даже в прошлом дочери крепостного, вызвал резкое недовольство родителей. Появившегося вскоре на свет первенца Аполлона родители вынуждены были отдать в Императорский Московский воспитательный дом. Но через год все же состоялось венчание, и мальчика забрали домой. История родителей Аполлона Александровича, история его рождения, яркая и необычная, во многом предопределит и жизненный, и творческий путь замечательного литературного и театрального критика, музыканта, поэта, каким был Ап. Григорьев.
Образование его не было ровным. До семи лет он почти ничему не учился, полуграмотная мать обучала его как могла. Однако он чувствовал всегда её любовь и ласку, а это едва ли не важнее. А потом были хорошие домашние учителя, чтение Байрона, Пушкина, Шекспира и Полежаева, годы ученичества в Московском университете, где Ап. Григорьев блистал своими способностями, поклонение театру и игре трагика Мочалова. В это же время он начинает писать стихи. Его увлечение разделяет ближайший друг и поэт Фет. Друзья поддерживают друг друга в творческих начинаниях.
Ведущей темой поэзии Ап. Григорьева была любовь. Любовь как роковая страсть, сопровождающаяся отчаянием, ненавистью, и в то же время возвышающее, светлое чувство. Именно такими настроениями окрашены многие стихотворения 1840-х годов, написанные под влиянием страстного и безнадежного чувства к Антонине Федоровне Корш, которая предпочла поэту другого («Комета», «К Лавинии», «Над тобою мне тайная сила дана…»). Почти те же интонации, но, пожалуй, еще более безнадежные, звучат и в стихотворениях, посвященных Леониде Яковлевне Визард. Это чувство захватило уже не юношу, а обременённого семьей тридцатилетнего мужчину, Леонида Яковлевна же была почти на пятнадцать лет моложе Ап. Григорьева. И разница в возрасте, и юридическая несвобода (Григорьев женат, и Леонида Яковлевна впоследствии также выйдет замуж), и отсутствие ответного чувства – видимо, всё это вместе взятое и плюс ещё несомненная гениальность поэта послужило созданию одного из лучших произведений Ап. Григорьева – стихотворного цикла «Борьба», который сам автор называл еще «Лирическим романом». Самые известные стихотворения поэта «Цыганская венгерка» и «О, говори хоть ты со мной…» – как раз из этого цикла, именно в них выразилась с наибольшей яркостью широкая и в то же время трагическая натура Ап. Григорьева.
Аполлон Александрович Григорьев был человеком разных интересов и настроений – масоном, славянофилом, поэтом, драматургом, критиком, гитаристом, певцом, оратором, увлекающимся и заблуждающимся человеком, запойным пьяницей и страдающим российским Гамлетом. Прожил он очень недолго – всего сорок два года. Но после себя оставил замечательные статьи в журналах «Москвитянин» и «Время» о творчестве Пушкина, Тургенева и Островского, стихотворения, поэмы, драматургические сочинения, воспоминания. Он создал целое направление в русской литературной критике – «органическое», стал автором фразы, справедливо считающейся крылатой: «Пушкин – это наше всё», создал «Цыганскую венгерку», ставшую поистине народной. След его необыкновенной личности навсегда останется в русской литературе ещё и потому, что его непонятное, страстное, полукрестьянское прошлое отразится в биографии и характере Лаврецкого из «Дворянского гнезда» Тургенева, а неистовое, но доброе и страдающее сердце – в образе Мити Карамазова из романа Достоевского «Братья Карамазовы».
