Сергей Есенин - Том 6. Письма
Не помню, какие стихи он принес. Но я сказал поэту несколько сочувственных слов. А молодой поэт стоял, потупившись, опустив глаза в землю» (в сб. «Памяти Есенина», М., 1926, с. 138).
Организовавший эту встречу В. Е. Воскресенский писал в связи с ней в своих воспоминаниях (15 янв. 1926 г.):
«С образом Сережи Есенина для меня связана недолгая, мимолетная, но яркая полоса моей жизни, когда я впервые встретился с ним, чистым физически и душевно семнадцатилетним юношей в корректорской И. Д. Сытина, на Валовой, в Замоскворечье. Это было в 1913-ом году. <…> Позднее, уже осенью того же года, когда мне пришлось уйти из корректорской, но я по-прежнему часто виделся с Сережей, он однажды решил поделиться со мною своими первыми стихотворными опытами. <…> Не все было понятно, многое резало мне ухо в первых стихотворениях Есенина. Несмотря на это, мне показалось, что я почувствовал живую струю в том, что с большим воодушевлением читал мне сам молодой поэт. И вот однажды, несмотря на его робость и отнекивания, я уговорил его побывать вместе со мною у одного более или менее опытного литератора и человека с большими тогда литературными связями <…>, — у поэта и переводчика Шевченко Ивана Алексеевича Белоусова. Вся моя политика была направлена к тому, чтобы оставить Сережу с Белоусовым наедине и дать им возможность столковаться между собою. Сам я старался быть в стороне. <…> На обратном пути от Белоусова, на длинном пути от Семеновской заставы до Замоскворечья, Сережа молчал; я спрашивать его о чем-нибудь не находил удобным. Что они говорили, к чему они пришли, — я не знаю» (цит. по: Субботин С. И. Полный жизни и света (Сергей Есенин в 1913 году: неизвестные воспоминания) — газ. «Голос», Рязань, 1994, 6-12 янв., № 1, с. 5).
…пришлю тебе стихотворение «Метеор»…— Его текст неизвестен.
Как-нибудь ~ но мне не нравится. — Приписано на первой странице письма.
Фотографию ~ просить я не буду. — Приписано на третьей странице письма.
Я смело решил ~ удел терпенья. — Приписано на четвертой странице письма.
29. Г. А. Панфилову. Первая половина (?) сентября 1913 г. (с. 50). — Прокушев-55, с. 322 (неполностью, с ориентировочной датой: «Конец 1913 г.»); полный текст, с той же датой — Есенин 5 (1962), с. 108–109.
Печатается по автографу (РГБ).
Датируется предположительно по сопоставлению с п. 28: имеющиеся в его тексте места, параллельные местам комментируемого письма (см. об этом ниже) показывают, что оба они написаны примерно в одно и то же время — незадолго до поступления Есенина в Московский городской народный университет им. А. Л. Шанявского.
Я все дожидался ~ это еще немного продолжится. — Ср.: «Печатать я свои произведения отложил со второй корректуры, <…> так как я решил ждать…» (п. 28).
…я зарегистрован в числе всех профессионалистов…— В регистрационной карточке, заведенной на Есенина московской охранкой (факсимиле — Хроника, 1, второй вкл. л. между с. 64 и 65) значатся номера документов, зарегистрированных в Департаменте полиции в конце марта 1913 г. Эти документы были связаны с розыском лиц, подписавших «письмо пятидесяти» (см. о нем коммент. к п. 20). Точная дата заполнения карточки на Есенина неизвестна. Неясно также, откуда он мог знать о том, что «прошел регистрацию» в охранке.
…у меня был обыск, но пока все кончилось благополучно. — Многолетние разыскания документов об обыске у Есенина, проводившиеся ст. научн. сотр. Государственного архива Российской Федерации (бывш. ЦГАОР) Л. М. Шалагиновой, не дали результатов. Возможно, эти документы не сохранились. Но возможно и другое — ведь обыск производился на квартире, где, кроме Есенина, жили и другие люди, и главным его объектом мог быть не Есенин, а кто-то из его соседей по квартире, о ком и следует искать официальные бумаги. Если бы обыскивали самого Есенина, документы охранного отделения об этом акте непременно должны были быть отмечены в его персональной регистрационной карточке. Между тем, соответствующих помет в ней нет.
Этот вопрос пока остается непроясненным.
Живется мне тоже здесь незавидно. Думаю во что бы то ни стало удрать в Питер. — Намерение Есенина уехать в северную столицу осуществилось лишь в марте 1915 г.
Москва не есть двигатель литературного развития. — Ср.: «Сейчас в Москве из литераторов никого нет» (п. 28). Ср. также: «Москва в литературной жизни совсем устарела, выжилась» (из письма А. В. Кольцова В. Г. Белинскому от 27 янв. 1841 г. — Кольцов 1911, с. 241).
Здесь нет ни одного журнала. ~ Есть, но которые только годны на помойку, вроде «Вокруг света», «Огонек». — В журнале «Огни», который распространялся Есениным весной 1913 г. (см. п. 20), была помещена статья Н. Ляшко (за подписью: В. Черный) под оценочным заголовком «Труха: (журналы „Огонек“, „Солнце России“, „Всемирн. панорама“, „Синий журнал“ и т. д.)» (1912, № 2, дек., с. 28). Спустя несколько месяцев эта оценка «мелких современных журналов» (Н. Ляшко) нашла отзвук в комментируемом суждении Есенина — возможно, подкрепленная уже собственным отрицательным опытом обращения в редакцию какого-то из них. Заметим, что «Огонек» выходил тогда не в Москве, а в Петербурге.
Читал ли ты роман Ропшина «То, чего не было» ~ мальчишество революционеров ~ они отодвинули свободу лет на 20…— Этот роман, автором которого был известный эсер-террорист Б. В. Савинков (псевд. — В. Ропшин), печатался в петербургском журнале «Заветы» (1912, №№ 1–8; 1913, №№ 1, 2, 4). Он был посвящен деятельности революционеров-террористов во время революции 1905 г. и после ее поражения. По существу, оценка Есенина перекликается с заключительными строками романа «То, чего не было», в которых описывается, как один из его героев «увидел Русь необозримых, распаханных, орошенных по́том полей, Русь заводов, фабрик и мастерских, Русь не студентов, не офицеров, не программ, не собраний, не Комитетов <…>, — трудовую, непобедимую, великую Русь. И сразу стало легко. Он понял, что и чиновничий Комитет, и хулиганство, и провокация, и бессильные баррикады, и дерзость Володи, и преданность Ипполита, и мужество Александра, и сомнения Андрея <названы имена героев романа>, — только пена народного моря, только взбрызги мятущихся волн. Он понял, что ни министры, ни комитеты не властны изменить ход событий, как не властны матросы успокоить бушующий океан. И он почувствовал, как на дне утомленной души чистым пламенем снова вспыхнула вера, — вера в народ, в дело его освобождения, в обновленный, на любви построенный мир. Вера в вечную правду» (журн. «Заветы», СПб., 1913, № 4, с. 48, 1-я пагинация).
…біс с ними ~ на энтом світи. — В письме Есенин написал слова «бес» и «свет» на украинский манер.
Карточку давай сюда!!! — Это эмоциональное восклицание, без сомнения, относится к фотографии друга, которого Есенин не видел больше года.
30. Г. А. Панфилову. После 23 сентября 1913 г. (с. 51). — Прокушев-55, с. 321–322 (неполностью; с датой: 1913 г.); полный текст — НС, 1962, № 4, с. 184–185 (публ. Е. А. Динерштейна; с неточностями и датой: «Окт. — нояб. 1913 г.»).
Печатается по автографу (РГБ).
Датируется по содержанию: Есенин извещает друга о своем поступлении в Московский городской народный университет им. А. Л. Шанявского, занятия в котором начались в тот год 23 сент. (газ. «Русское слово», М., 1913, 22 сент., № 220, с. 6, заметка без подписи «Университет Шанявского»).
Сбейте мне цепи ~ свободу любить. — Возможно, это собственная есенинская вариация припева песни неизвестного автора «По пыльной дороге телега несется…», бытовавшей с 1870-х гг. в революционно-народнической среде. Ср.: Сбейте оковы, Дайте мне волю, Я научу вас свободу любить. (Песни и романсы русских поэтов / Вступ. ст., подготовка текста и примеч. В. Е. Гусева. М.; Л., 1965, с. 911. — Библиотека поэта, большая серия).
Тебе ничего ~ не видно ~ в углу твоего прекрасного далека. — Отзвук слов из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу…» (Гоголь II, с. 470). См. также письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю от 15 (3) июля 1847 г.: «Вы <…> столько уже лет привыкли смотреть на Россию из Вашего прекрасного далека…» (Белинский В. Г. Письмо к Гоголю / С предисл. С. А. Венгерова. СПб.: Светоч, 1905, с. 10). Ср., кроме того, с названием одного из тогдашних московских тонких журналов — «Прекрасное далеко» (выходил в 1912–1915 гг.)
…на устах моих печать…— Парафраза заключительной строки первой части стихотворения М. Ю. Лермонтова «На смерть поэта» (1837): «И на устах его печать» (Лермонтов М. Ю. Сочинения, изд. 5-е. М.: А. С. Панафидина, 1912, стб. 118).
