Иоганн Гёте - Фауст

Пред ними некогда стоял Эдип.

От этих Одиссей чуть не погиб,
В пеньковых путах корчась.

Муравьями
Редчайший в мире клад зарыт был в яме.

Тот клад вот эти грифы стерегли.
В какой величественной панораме
Былое подымается вдали!

Ты прежде плюнул бы на этот сброд,
А ныне видишь тут родной свой угол.
Кто поиски возлюбленной ведет,
Тот радуется виду встречных пугал.

Вы, с женщинами сходные на глаз,
Не видел ли Елены кто из вас?

Наш род до дней Елены не восходит.
Убил последних бабок Геркулес.
Спроси Хирона.[161] Он в округе бродит,
Ступай к нему скорей наперерез.

Можем быть и мы полезны.
К нам заехав на привал,
Некогда Улисс любезный
Много нам порассказал.
Из услышанных историй
Мы б не скрыли ничего,
Если бы ты для того
Перебрался к нам на взморье.

Гость, не поддавайся лжи
И обманщицам отпетым!
Как Улисс, себя свяжи,
Но не пенью, а советом;
Отыщи Хирона. Он
В эти тайны посвящен.

Кто это, каркая сурово,
Летит с такою быстротой,
Что никакому птицелову
В ту кучу не попасть стрелой?

Стремительнее стрел Алкида,[162]
И зимних бурь, и птичьих стай
Над нами мчатся стимфалиды,[163]
Безвреден их вороний грай.
Их клювы хищно крючковаты,
А лапы словно у гусей.
Они нам родственники, сваты,
И к нам летят станицей всей.

А это что за свист злодейский?

Пусть эти гады не страшат —
То головы змеи Лернейской,[164]
Хоть много лет тому назад
Мечом отнятые от торса,
По старой памяти шипят.
Во что глазами ты уперся?
Куда кидаешь нежный взгляд?
Там — ламии,[165] там привиденья.
Не пяль глаза в том направленье,
А то ведь сам не будешь рад,
Свернешь, оглядываясь, шею.
А впрочем, я держать не смею,
Ступай к ним, окунись в разврат.
Они развязные особы,
Со льстивым ртом и медным лбом,
И, как Сатаровы зазнобы,
Повсюду лезут напролом.

Но я, вернувшись, сфинксов здесь застану?

О да, конечно! Отправляйся к ним.
Мы, родом из Египта, невозбранно
Уже тысячелетьями царим
И высимся для вас подобьем вех,
Чтоб направлять луны и солнца бег.[166]
Мы сидим у пирамид,
Как судилище народов,
В годы мира, войн, походов,
Сохраняя тот же вид.

Зашурши, камыш! Мне дорог
Тихий тростниковый шорох.
Тополь, всколыхнись лениво,
Содрогнись листвою, ива,
И тогда я вновь усну.
Отзвук страшного чего-то,
Бури иль переворота,
Разогнал мою дремоту,
Хоть и клонит вновь ко сну.

С видимостью как бороться?
Как мне слух от вод отвлечь?
В рокоте их раздается
Человеческая речь!
За ветвями — шуры-муры
Волн и ветра-балагура.

Всего будет лучше,
Когда постепенно
В тени ты растянешь
Усталые члены.
Такого покоя
Всегда ты лишен,
А мы б тебе пеньем
Навеяли сон.

Ведь я не сплю, я наяву
Тех женщин вижу в отдаленье.
И все ж они как в сновиденье,
И я боюсь, что сон прерву.
Как мне знакомо их явленье!
Я точно видел их в былом!
Со всех сторон через осоку
Стекаются ручьи притока
В один, удобный для купанья,
Глубокий, чистый водоем.
В нем, отражаемая влагой,
Стоит и плавает ватага
Купальщиц, царственных собой.
Они разбрасывают брызги,
И слышны плеск, и смех, и взвизги
Веселой битвы водяной.
Достаточно мила картина.
Зачем же я ее покину?
Но ненасытен взор живой
И рвется дальше, под защиту
Кустарника, в котором скрыта
Царица за густой листвой.

Вдруг, о прелесть! Горделиво
Лебеди плывут, залива
Ясности не колыхнув.
Их скольженье — нежно, плавно,
И у каждого державны
Шея, голова и клюв.
Но один, всю эту стаю
Смелостью опережая,
Круто выгибает грудь,
Шумно раздувает перья
И к святилища преддверью
Прямо пролагает путь.
Другие плавают в затоне
Или бросаются в погоню
За девушками всей толпой,
И, госпожу забыв, служанки
В испуге прячутся, беглянки,
Всецело заняты собой.

Приложите ухо все
Здесь к земле, травой покрытой,
Слышу на речной косе
Отзвук конского копыта.
Знать бы только, кто так скор,
Что летит во весь опор?

Кажется, земля трясется
Под галопом иноходца,
Не верю сам
Своим глазам!
Какая встреча!
Чем я отвечу?
Искусный, пылкий всадник мчит.
С конем он неразрывно слит.
О конь и получеловек,
Все, все сказал мне твой разбег.
Тобою может быть один
Филиры знаменитый сын.[167]
Стой, стой, Хирон, и отзовись!

Ну, что тебе?

Остановись!

Я мчусь без устали.

Постой.
Тогда возьми меня с собой.

Садись. Начни свои расспросы.
Куда тебе? Тебя б я мог
Перенести через поток
С крутого этого откоса.

Мне все равно. Я — твой навек
Должник, великий человек,
Взрастивший целый род героев
Достоинством своих устоев,
Круг аргонавтов, с прочей всей
Семьей больших богатырей.

Не говори о воспитанье.
Была Паллада скверной няней.
Живут, урокам вопреки,
Своим умом ученики.

Тогда приветствую врача,
Который, всякий вред леча,
Все травы изучил на свете
И сам еще во всем расцвете.

Да, в старину, признаюсь сам,
Умел я врачевать раненья,
Но я теперь свое уменье
Оставил бабкам и попам.

Как человек большой, ты скромно
Увиливаешь от похвал,
Как будто сам ты слишком мал,
А подвиги других огромны.

А ты мне льстишь, как все льстецы,
Втираясь в хаты и дворцы.

Но согласись: ты жил со всеми,
Которых выдвинуло время,
И прожил жизнь, как полубог.
Всех испытавши камнем пробным,
Кого б из них назвать ты мог
Достойным самым и способным?

Из аргонавтов был любой
Богатырем на свой покрой.
Чего одним недоставало,
То доблесть прочих возмещала.
Красавцам Диоскурам в дар
Достался юношеский жар.
Решимость с остротою взгляда
Соединяли Бореады.
Умом, советом брал Язон,
Поклонницами окружен.
Когда Орфей играл на лире,
Дышалось всем и пелось шире.
И днем и ночью меж зыбей
Кормилом управлял Линкей.
В опасность дружно все бросались,
И все друг другом восхищались.

Про Геркулеса ты забыл.

Ты боль мою разбередил.
Я не видал богов. Ареса
Не видел, Феба и Гермеса,
Когда моим земным очам
Предстал приравненный к богам.
Он явно сыном был монаршим.
Пленительный и молодой,
Смирялся он пред братом старшим
И лучших женщин был слугой.
Уж не родит такого Гея
И Геба ввысь не унесет.
Ни статуи, ни эпопеи
Нейдут в сравненье с ним в расчет.

Да, он у всех выходит хуже,
Чем у тебя. Не откажи
И после слов о лучшем муже
О лучшей женщине скажи.

Ничтожна женщин красота,
Безжизненная зачастую.
Воистину прекрасна та,
Что и приветлива, чаруя.
Живая грация мила,
Неотразима, не надменна,
Такою именно была,
Когда я вез ее, Елена.

Ты вез ее?

Да, на загривке.

И я на этой же спине!
Ах, сведений твоих обрывки
Всю голову вскружили мне!

Она, вскочив, взялась за гриву,
Как ты. За прядь моих волос.

Я вне себя! О, я счастливый!
Я весь теряюсь в вихре грез!
Я посвятил ей все порывы!
Куда же ты Елену вез?

Отвечу на вопрос сейчас,
В те дни похитили Елену.
Два Диоскура в тот же час
Спасли свою сестру из плена.
Но похитители, озлясь
На дерзость нашего налета,
Пустились за беглянкой вслед.
Мы взяли вбок у поворота,
Решивши уходить от бед
Чрез Элевзинские болота.
И братья перешли их вброд,
Я ж переплыл с живою ношей.
И, наземь спрыгнув на бегу
И ручкой гриву мне ероша,
Она была на берегу
Так хороша, так молода,
И старику на загляденье!

Ей шел десятый год?

Года
Ее — ученых измышленье.
Мифическая героиня —
Лицо без возрастных примет.
Поэт дает без точных линий
Ее расплывчатый портрет.
Еще до совершеннолетья
У ней поклонников орда.
Когда она уже седа,
То и тогда еще в расцвете.
Не оставляя в ней следа,
Всю жизнь, сквозь все метаморфозы,
Грозят ей свадьбы и увозы.
Поэту время не указ.

Она и не пример для нас.
Ведь удалось Ахиллу в Ферах,
Как, верно, ведомо тебе,
С ней жить вне наших рамок серых,
Вне времени, назло судьбе!
Неужто я ее одну,
Божественную, молодую,
Как я ее себе рисую,
Всей страстью к жизни не верну?
Ее ты видел в старину,
А я лишь поутру сегодня,
И я тоскую безысходной,
Чем ты. Я дня не протяну.

Пришлец! Наверно, твой влюбленный пыл
Среди людей считается законным,
Но духи держатся иных мерил,
И мне ты кажешься умалишенным.
Ты вовремя нас, к счастью, посетил,
Я в эту ночь, долину обегая,
Дочь Эскулапа, Манто, посещаю.
Она отцу в тиши моленья шлет,
Чтоб обуздал врачей он и безвинно
Им больше не давал морить народ
Усердием во славу медицины.
Хочу, чтоб ты немного погостил
У Манто, самой милой из сивилл.
Лечись травой под бабки руководством
И навсегда покончишь с сумасбродством.

Лечиться, чтоб огонь во мне потух?
Чтоб стал я рассудителен и сух?

Не отвергай спасительного зелья.
Слезай скорее наземь. Мы у цели.

Куда через ручьи и мимо скал
Во мраке ночи ты меня примчал?

Олимп налево и Пеней направо.
Здесь Греция и Рим решали спор,[168]
Чьей будет необъятная держава,
Теряющаяся в песках средь гор.
И царь бежал, а победил народ.
Теперь взгляни. Безмолвием волнуя,
Пред нами древний храм стоит вплотную,
Лучам луны распахивая вход.

Чу! Не копыта ли коня
Гремят на мраморном пороге?
Не вы ли навестить меня
Пожаловали, полубога?

Да, это мы перед тобой.
Глаза пошире лишь открой!

Добро пожаловать. Ты подоспел?

Да, это я. Твой храм, как прежде, цел?

Как видишь, цел. А ты, как прежде, рыщешь?

Ты неподвижности для счастья ищешь,
А я для удовольствия кружу.

Да, время мчит, я ж в стороне сижу.
А это кто?

Ночное колдовство
Волной прибило к берегу его.
Несчастный помешался на Елене.
Он ищет здесь ее, а как найти,
Для этого не ведает пути.
Больной нуждается в твоем леченье.

Кто хочет невозможного, мне мил.