Сергей Есенин - Том 5. Проза
По свидетельству петроградского литератора М. П. Мурашева, в этот период Есенин развивал широкие планы по созданию крестьянского журнала, хотел вести отдел «Деревня», чтобы познакомить читателя с сельскими проблемами: «Я бы стал писать статьи, — сказал Есенин, — и такие статьи, что всем чертям было бы тошно!..» (Восп., 1, 189), — но идея не осуществилась. В 1915 г. и ранее Есенин пробовал себя в разных жанрах: эпистолярном (в официальном письме), стихотворении, «маленькой поэме», наброске-отзыве на книгу, критико-публицистической статье, рассказе и, наконец, повести. В художественной литературе начала XX века Есенин глубоко интересовался орнаментальной прозой — особенно А. Белого, у которого его очень привлекала диффузия стиха и прозы, своеобразная стихопроза. Поэтика «Яра» во многом продиктована стихотворной ритмикой. Кроме того, стилистика повести и нравственные искания ее героев предопределены юношескими идеалами в есенинских письмах 1913–1914 гг. к Г. А. Панфилову и М. П. Бальзамовой. В этих письмах применялась редкая лексика (типа «хлюст», «вихорь»), впервые цитировались народные песни (напр., «Ах ты, ноченька, // Ночка темная» — позже будет упомянута в «Яре»), вырабатывался оригинальный характер построения фраз — сравните: «Разбиты сладостные грезы, и все унес промчавшийся вихорь в своем кошмарном круговороте. Наконец и приходится сказать, что жизнь — это действительно „пустая и глупая шутка“» (из письма к Г. А. Панфилову в конце августа — начале сентября 1913 г. (наст. изд., т. 6) с цитатой из стихотворения М. Ю. Лермонтова «И скучно, и грустно, и некому руку подать…»).
По наблюдению современного литературоведа Ю. Б. Орлицкого, повесть Есенина уникальна по своей стилистике, определенной двойной установкой автора — одновременно на стих и прозу, и отражает стихотворный тип мышления. В «Яре» имеется около сорока метрических зачинов, «воспроизводящих» одну стихотворную строку; отмечается своеобразная строфичность, при которой почти каждая (и особенно диалогическая) строфа равна одному предложению. Продолжение градаций строфики заключается в дробности всего текста — в разделении его на главки, главы и части и в перебивке регулярности организации художественного целого диалогическими строфами и вставками-повествованиями. Так возникает «особый тип ритмической прозы, в основе которого лежит регулярная строфика в сочетании с версэйностью», созданной по модели библейского стиха с его прозаической строфой, отличающейся интонационной законченностью и обычно состоящей из одного предложения, сопоставимого по размеру с соседними (Орлицкий Ю. Б. Стиховое начало в прозе Есенина. — «Славянская филология. Творчество С. А. Есенина. Традиции и новаторство. Науч. тр. Латв. ун-та». Рига, 1990. Т. 550, с. 133–134, 141–142, 145).
Обилие в «Яре» разнообразных типов предложений с прямой речью создает полифонию — многоголосие, в котором щебетание птиц, лесные шорохи оказываются не менее значимыми, чем человеческие голоса. Мысли, раздумья человека, часто непонятно кому принадлежащие, усиливают самоценность каждого высказывания. Для текста характерна намеренная недоговоренность, недосказанность, незавершенность фразы, выраженная многоточием, стоящим как внутри предложения, так и на его оборванном конце, иногда вместе с более выразительным интонационным знаком — восклицательным или вопросительным: «То-то… камни… знаем мы вас, прохожалок. ‹…› Знаем мы вас, знаем!..».
Повесть «Яр» экранизирована в 1992 г. При экранизации допущены серьезные отступления от есенинского сюжета российско-американским кинопредприятием «Рерих»: сценарист Вс. Иванов, режиссер Р. Файзиев, актеры Л. Кулагин, Л. Дуров, Н. Ивчук, Б. Химичев и др. (см.: Гуртницкий Г. Есенин и не Есенин. — «Над Невой твоей…»: Юбилейн. сб. к 100-летию С. А. Есенина. СПб., 1996, с. 42–43).
С. 15. …на Покров сыграли свадьбу. — В с. Константиново, как и традиционно на Руси, большинство венчаний приходилось на Покров — 1 октября по ст. стилю (см.: Панфилов, 2, 220), хотя известны и др. сроки — зимний мясоед, Красная Горка.
С. 16. Зубок привез? — Представление «зубка» как платы попу за венчание вызывает сомнение. В с. Константиново, как и повсюду, этот ритуал распространен как родильный: «Как скоро в деревне узнают, что такая-то родила… всякая баба спешит снести родильнице „на зубок“ пирог, чашку кислой капусты, блюдце соленых огурцов, горшочек кашки или чашечку крупиц… Поздравляют „с животом да с сыном“ или „с животом да с дочерью“» (Селиванов В. В. Год русского земледельца: Зарайский уезд Рязанской губернии. — «Письма из деревни: Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века». М., 1987, с. 96; см. также: Словарик).
С. 27. Ты знаешь про Аленушку и про братца-козленочка Иванушку ~ мамка рассказывала. — Эту волшебную сказку Есенин также слушал в исполнении матери — Т. Ф. Есениной. О давнем детском восприятии сказки вспоминает сестра писателя: «Мать много рассказывала мне сказок, но сказки все были страшные и скучные. Скучными они мне показались потому, что в каждой сказке мать обязательно пела. Например, сказка об Аленушке, Аленушка так жалобно звала своего братца, что мне становилось невмочь, и я со слезами просила мать не петь этого места, а просто рассказывать» (ГЛМ; см. также: Восп., 1, 35).
По свидетельству уроженца с. Константиново В. М. Хрекова, 1893 г. рожд., сюжет сказки использовался в школе на воскресных чтениях в сопровождении «волшебного фонаря», т. е. с демонстрацией диапозитивов: «Во время показа „туманных картин“ выступал школьный хор. Были изображения на темы русских сказок — „Братец Иванушка и сестрица Аленушка“, „Серый волк“» (Панфилов, 2, 164).
С. 34. Ты разя не знаешь сказку про мальчика с пальчик? Когда его отвели в лес, он бросал белые камешки, а я бросаю калину… — Сказка «Мальчик с пальчик» широко известна на Руси и в том числе на Рязанщине (см.: Восточнославянская сказка: Сравнительный указатель сюжетов / Сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л., Наука, 1979 — сюжет 700). Жители с. Константиново приспособили мотив волшебной сказки к реальной жизни, создав иллюзию достоверности: «Купил я много баранок, думал, будем чай пить с баранками, а как вышел из Чешуева, напали на меня волки. ‹…› Я волкам-то по баранке всю дорогу бросал, как раз до Константинова хватило…» — передавался по селу рассказ Алексея Гришина (Панфилов, 2, 136–137).
С. 42. Это, может быть, рухнула старая церковь. Аллилуйя, аллилуйя… — Двукратный возглас «Аллилуйя» в отличие от троекратного принадлежит старообрядческой вере. В отличие от западной церкви, употребляющей этот возглас как древнейшее песнопение радости, восточная церковь использует его «как выражение печали, покаяния, во дни поста и особенно в седьмицу страстей» (Федоров Н. Ф. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1995, с. 375).
С. 49. «Была бы только ноченька сегодня потемней» — Завершающая каждую строфу строка-рефрен народной песни «Живет моя отрада…», широко распространенной по России; песня литературного происхождения; источником вариантов послужило стихотворение 1882 г. «Удалец» («Живет моя зазноба в высоком терему…») С. Ф. Рыскина (см.: Песни и романсы русских поэтов / Сост. В. Е. Гусев. М.; Л., 1965. № 601).
С. 53. «Подружки-голубушки ~ дружка поджидать» — грустная свадебная песня (возможно, плач невесты), исполняемая обычно при укладывании спать оставшихся на ночевку после девичника у невесты ее подруг. В с. Красные Починки Кадомского р-на Рязанской обл. в 1973 г. студентами Рязанского госпедуниверситета им. С. А. Есенина (тогда РГПИ) был записан близкий к есенинскому вариант «Сонюшка по сенюшкам похаживала…»:
Девушки, подруженьки, ложитесь спать,
Вам некого ждать,
А мне, горькой раскукушечке,
Всю ноченьку не спать,
Кроватку убирать.
Убрамши кроватку,
Дружка Ванюшку ожидать.
(см. в: Самоделова Е. А. Творчество С. А. Есенина и крестьянская свадьба. — «О, Русь, взмахни крылами: Есенинский сб.». М., 1994. Вып. 1, с. 65).
С. 65. В писании сказано: грядущего ко мне не изжену вон… — Цитата второй части фразы на церковнославянском языке из Евангелия от Иоанна (6: 37).
С. 73. К вечеру у парома заскрипели с шалашами телеги… — Подготовка к сенокосу так велась в с. Константиново: «Первыми на сенокос отправляются мужики, переводятся лошади, запряженные в телеги. На телегах покосные домики — шалаши, сундуки с одеждой и продуктами, косы, грабли. Шалаши размером почти все одинаковы: должны поместиться на телеге, но вид их разный. Вот шалаш, плетенный из хвороста и крытый соломой, вот весь тесовый, а вот тесовый, крытый железом. Строят шалаши не на один год, в них приходится ежегодно прожить 2–3 недели, потому и старается каждый жилье свое сделать лучше» (Есенина А. А., 12; см. также: Восп., 1, 62). В архивной машинописи друга детства поэта — Н. А. Сардановского «Из моих воспоминаний о Сергее Есенине» (1926 г.) — указывается, что «во время покосов Сережа приходил в особый восторг от прелестей сельской природы. Красота луговых зорь, величавость и истома ночей в лугах, а в особенности кипучая работа и жизнерадостность крестьян, работавших на лугу всем селом и живших недели 2 на лугах в шалашах — все это привлекало его настолько, что он всегда жил в это время в шалашах с крестьянами, хотя самому ему не было нужды там работать» (ИМЛИ; Панфилов, 2, 138).
