Михаил Зуев - Народная Библиотека Владимира Высоцкого
1972 Я к вам пишу
Спасибо вам, мои корреспонденты, Все те, кому ответить я не смог, Рабочие, узбеки и студенты, Все, кто писал мне письма - дай вам Бог, Дай Бог вам жизни две, И друга одного, И света в голове, И доброго всего! Найдя стократно вытертые ленты, Вы хрип мой разбирал по слогам, Так дай же Бог, мои корреспонденты, И сил в руках, да и удачи вам! Вот пишут: голос мой не одинаков То хриплый, то надрывный, то глухой... И просит население бараков: "Володя! Ты не пой за упокой!" Но что поделать, я - и впрямь не звонок: Звенят другие, я - хриплю слова. Обилие некачественных пленок Вредит мне даже больше, чем молва. Вот спрашивают: "Попадал ли в плен ты?" Нет, не бывал - не воевал ни дня. Спасибо вам, мои корреспонденты, Что вы неверно поняли меня! Друзья мои, - жаль, что не боевые, От моря, от станка и от сохи, Спасибо вам за присланные злые И даже неудачные стихи. Вот я читаю: "Вышел ты из моды. Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес! Как глупо, что не месяцы, а годы Тебя превозносили до небес!" Еще письмо: "Вы умерли от водки?" Да, правда, умер, но потом воскрес. "А каковы доходы Ваши, все-таки?" За песню - "трешник". - "Вы же просто крез!" Ах, письма высочайшего пошиба: Идите, мол, на Темзу и на Нил!.. Спасибо, люди добрые, спасибо, Что не жалели ночи и чернил. Но только я уже бывал на Темзе, Собакою на сене восседал! Я не грублю, но отвечаю тем же. А писем до конца не дочитал. И ваши похвалы и комплименты, Авансы мне - не отфутболю я: От ваших строк, мои корреспонденты, Прямеет путь и сохнет колея. Сержанты, моряки, интеллигенты, Простите, что не каждому ответ, Я вам пишу, мои корреспонденты, Ночами песни вот уж десять лет. # 048
1972 Тот, который не стрелял
Я вам мозги не пудрю Уже не тот завод: В меня стрелял поутру Из ружей целый взвод. За что мне эта злая, Нелепая стезя Не то чтобы не знаю, Рассказывать нельзя. Мой командир меня почти что спас, Но кто-то на расстреле настоял... И взвод отлично выполнил приказ, Но был один, который не стрелял. Судьба моя лихая Давно наперекос: Однажды языка я Добыл, да не донес, И особист Суэтин, Неутомимый наш, Еще тогда приметил И взял на карандаш. Он выволок на свет и приволок Подколотый, подшитый материал... Никто поделать ничего не смог. Нет - смог один, который не стрелял. Рука упала в пропасть С дурацким криком "Пли!" И залп мне выдал пропуск В ту сторону земли. Но слышу: "Жив, зараза, Тащите в медсанбат. Расстреливать два раза Уставы не велят". А врач потом все цокал языком И, удивляясь, пули удалял, А я в бреду беседовал тайком С тем пареньком, который не стрелял. Я раны, как собака, Лизал, а не лечил; В госпиталях, однако, В большом почете был. Ходил в меня влюбленный Весь слабый женский пол: "Эй ты, недостреленный, Давай-ка на укол!" Наш батальон геройствовал в Крыму, И я туда глюкозу посылал Чтоб было слаще воевать ему, Кому? Тому, который не стрелял. Я пил чаек из блюдца, Со спиртиком бывал... Мне не пришлось загнуться, И я довоевал. В свой полк определили, "Воюй! - сказал комбат. А что недострелили Так я не виноват". Я очень рад был - но, присев у пня, Я выл белугой и судьбину клял: Немецкий снайпер дострелил меня, Убив того, который не стрелял. # 049
1973 Памятник
Я при жизни был рослым и стройным, Не боялся ни слова, ни пули И в привычные рамки не лез, Но с тех пор, как считаюсь покойным, Охромили меня и согнули, К пьедесталу прибив "Ахиллес". Не стряхнуть мне гранитного мяса И не вытащить из постамента Ахиллесову эту пяту, И железные ребра каркаса Мертво схвачены слоем цемента, Только судороги по хребту. Я хвалился косою саженью Нате смерьте! Я не знал, что подвергнусь суженью После смерти, Но в обычные рамки я всажен На спор вбили, А косую неровную сажень Распрямили. И с меня, когда взял я да умер, Живо маску посмертную сняли Расторопные члены семьи, И не знаю, кто их надоумил, Только с гипса вчистую стесали Азиатские скулы мои. Мне такое не мнилось, не снилось, И считал я, что мне не грозило Оказаться всех мертвых мертвей, Но поверхность на слепке лоснилась, И могильною скукой сквозило Из беззубой улыбки моей. Я при жизни не клал тем, кто хищный, В пасти палец, Подходившие с меркой обычной Опасались, Но по снятии маски посмертной Тут же в ванной Гробовщик подошел ко мне с меркой Деревянной... А потом, по прошествии года, Как венец моего исправленья Крепко сбитый литой монумент При огромном скопленье народа Открывали под бодрое пенье, Под мое - с намагниченных лент. Тишина надо мной раскололась Из динамиков хлынули звуки, С крыш ударил направленный свет, Мой отчаяньем сорванный голос Современные средства науки Превратили в приятный фальцет. Я немел, в покрывало упрятан, Все там будем! Я орал в то же время кастратом В уши людям. Саван сдернули - как я обужен, Нате смерьте! Неужели такой я вам нужен После смерти?! Командора шаги злы и гулки. Я решил: как во времени оном Не пройтись ли, по плитам звеня? И шарахнулись толпы в проулки, Когда вырвал я ногу со стоном И осыпались камни с меня. Накренился я - гол, безобразен, Но и падая - вылез из кожи, Дотянулся железной клюкой, И, когда уже грохнулся наземь, Из разодранных рупоров все же Прохрипел я похоже: "Живой!" И паденье меня и согнуло, И сломало, Но торчат мои острые скулы Из металла! Не сумел я, как было угодно Шито-крыто. Я, напротив, - ушел всенародно Из гранита. # 001
1973 Песня о Волге
Как по Волге-матушке, по реке-кормилице Все суда с товарами, струги да ладьи, И не надорвалася, и не притомилася: Ноша не тяжелая - корабли свои. Вниз по Волге плавая, Прохожу пороги я И гляжу на правые Берега пологие: Там камыш шевелится, Поперек ломается, Справа - берег стелется, Слева - поднимается. Волга песни слышала хлеще, чем "Дубинушка", Вся вода исхлестана пулями врагов, И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка, Стыла бурой пеною возле берегов. Долго в воды пресные Лили слезы строгие Берега отвесные, Берега пологие Плакали, измызганы Острыми подковами, Но теперь зализаны Эти раны волнами. Что-то с вами сделалось, города старинные, В коих - стены древние, на холмах кремли, Словно пробудилися молодцы былинные И - числом несметные - встали из земли. Лапами грабастая, Корабли стараются Тянут баржи с Каспия, Тянут - надрываются, Тянут - не оглянутся, И на версты многие За крутыми тянутся Берега пологие. # 002
1973 Посадка
"Мест не хватит, уж больно вы ловки! Ну откуда такие взялись? Что вы прете?" - "Да мы по путевке". "По путевке? Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться Столько людей с нетерпеньем их ждет!" "Ну куда вы спешите? Ей-богу, Словно зельем каким опились!" "Мне местечко заказывал Гоголь..." "Сам Максимыч? Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться Столько людей с нетерпеньем их ждет!" Мест не будет, броня остается: Ожидается важный турист". "Для рабочего класса найдется?" "Это точно! Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться Столько людей с нетерпеньем их ждет!" "Нет названья для вашей прослойки, Зря вы, барышни, здесь собрались". "Для крестьянства остались две койки?" "Есть крестьянство! Пожалуйста, плиз! Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться Столько людей с нетерпеньем их ждет!" Это шутке подобно - без шуток Песни, танцы в пути задержать! Без еды проживешь сорок суток, А без музыки - вряд ли и пять. Вы ж не туристы и не иностранцы, Вам не проникнуть на наш пароход. Что у вас?" - "Песни и новые танцы. Этим товарам нельзя залежаться Столько людей с нетерпеньем их ждет!" "Вот народ упрямый - все с нахрапу! Ладно, лезьте прямо вверх по трапу. С вами будет веселее путь И Лучше с музыкой тонуть. # 003
1973 Куплеты Гусева
Я на виду - и действием и взглядом, Я выдаю присутствие свое. Нат Пинкертон и Шерлок Холмс - старье! Спокойно спите, люди: Гусев - рядом. Мой метод прост - сажусь на хвост и не слезаю. Преступник - это на здоровом теле прыщик, И я мерзавцу о себе напоминаю: Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик! Волнуются преступнички, Что сыщик не безлик, И оставляют, субчики, Следочки а приступочке, Шифровочки на тумбочке, Достаточно улик! Работу стою по системе четкой, Я не скрываюсь, не слежу тайком, И пострадавший будет с кошельком, Ну а преступник будет за решеткой. Идет преступник на отчаянные трюки, Ничем не брезгует - на подкуп тратит тыщи, Но я ему - уже заламываю руки: Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик! Волнуются преступнички, Что сыщик не безлик, И оставляют, субчики, Следочки а приступочке, Шифровочки на тумбочке, Достаточно улик! Вот я иду уверенной походкой. Пусть знает враг - я в план его проник. Конец один: преступник - за решеткой, Его сам Гусев взял за воротник. # 004
