Омар Хайям - Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия

Ты, о небо, за горло счастливца берешь,
Ты рубаху, в которой родился он, рвешь,
Ветер – в пламя и воду – во прах превращая,
Ни вздохнуть, ни напиться ему не даешь.

Чистый дух, заключенный в нечистый сосуд,
После смерти на небо тебя вознесут!
Там – ты дома, а здесь – ты в неволе у тела,
Ты стыдишься того, что находишься тут.

«Брось вино! Попадешь, – мне пророчат, – в беду:
В день Суда испекут тебя черти в аду!»
Это так. Но не лучше ли вечного рая
Миг божественной истины в пьяном бреду?

Пощади меня, боже, избавь от оков!
Их достойны святые – а я не таков.
Я подлец – если ты не жесток с подлецами.
Я глупец – если жалуешь ты дураков.

Согрешив, ни к чему себя адом стращать,
Стать безгрешным не надо, Хайям, обещать.
Для чего милосердному богу безгрешный?
Грешник нужен всевышнему – чтобы прощать!

О жестокое небо, безжалостный бог!
Ты еще никогда никому не помог.
Если видишь, что сердце обуглено горем, –
Ты немедля еще добавляешь ожог.

Веселись! Невеселые сходят с ума.
Светит вечными звездами вечная тьма.
Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти
Кирпичи изготовят и сложат дома?

Счастлив тот, кто в шелку и парче не блистал,
Книгу славы мирской никогда не листал,
Кто, как птица Спмург, отрешился от мира,
Но совою, подобно Хайяму, не стал.

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,
Веки плотно зажмурь – хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей!

Увидав черепки – не топчи черепка.
Берегись! Это бывших людей черепа.
Чаши лепят из них – а потом разбивают.
Помни, смертный: придет и твоя череда!

Дом разрушу, последний кирпичик в стене
Я отдам за вино, ненавистное мне.
«Чем расплатишься завтра?» – Чалмой и халатом.
Не Марьям соткала их[44] – сойдемся в цене!

Не рыдай! Ибо нам не дано выбирать:
Плачь не плачь – а придется и нам умирать,
Глиной ставшие мудрые головы наши
Завтра будет ногами гончар попирать.

Знайся только с достойными дружбы людьми,
С подлецами не знайся, себя не срами.
Если подлый лекарство нальет тебе – вылей!
Если мудрый подаст тебе яду – прими!

О палаточник! Бренное тело твое –
Для бесплодного духа земное жилье.
Смерть снесет полотняную эту палатку,
Когда дух твой бессмертный покинет ее.

Словно мячик, гонимый жестокой судьбой,
Мчись вперед, торопись под удар, на убой!
Хода этой игры не изменишь мольбой.
Знает правила тот, кто играет с тобой.

Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлек
Из своих манускриптов?» Мудрейший изрек:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далек!»

Я сказал: «Виночерпий сродни палачу.
В чашах – кровь. Кровопийцею быть не хочу!»
Мудрый мой собутыльник воскликнул: «Ты шутишь!»
Я налил и ответил: «Конечно, шучу!»

Не тверди мне, больному с похмелья: «Не пей!»
Все равно я лекарство приму, хоть убей!
Нету лучшего средства от горестей мира –
Виноградною кровью лечусь от скорбей.

Так как разум у нас в невысокой цене,
Так как только дурак безмятежен вполне –
Утоплю-ка остаток рассудка в вине:
Может статься, судьба улыбнется и мне!

Ты, всевышний, по-моему, жаден и стар.
Ты наносишь рабу за ударом удар.
Рай – награда безгрешным за их послушанье,
Дал бы что-нибудь мне не в награду, а в дар!

Чтобы Ты прегрешенья Хайяма простил –
Он поститься решил и мечеть посетил.
Но, увы, от волненья во время намаза
Громкий ветер ничтожный твой раб испустил!

Солнце светом плеснуло в окно. Благодать!
Пьяной влаге подобно оно. Благодать!
«Правоверные, пейте! – взывают с мечетей
На заре муэдзины. – Вино – благодать!»

Все, что видишь ты, – видимость только одна,
Только форма – а суть никому не видна.
Смысла этих картинок понять не пытайся –
Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

Дух мой чистый, ты гвсть в моем теле земном!
Я с утра подкреплю тебя чистым вином,
Чтобы ты не томился в обители праха,
До того как проститься со мной перед сном.

Не позор и не грех – в харабат забрести.
Благородство и мудрость у пьяниц в чести.
Медресе – вот рассадник невежд с подлецами!
Я без жалости их повелел бы снести.

В жизни сей опьянение лучше всего,
Нежной гурии пение лучше всего,
Вольной мысли кипение лучше всего,
Всех запретов забвение лучше всего.

Мне противно, по совести говорю,
После чарки притронуться к словарю.
Ты над книгами высох, а я в харабате
Пью без просыху – значит, в аду не сгорю!

Я терплю издевательства неба давно.
Может быть, за терпенье в награду оно
Ниспошлет мне красавицу легкого нрава
И тяжелый кувшин ниспошлет заодно?

Почему этот кубок бесцветен и сух?
Где райханский рубин, укрепляющий дух[45]?
Позабудь ненадолго запреты ислама,
Не скорби в одиночку – напейся за двух!

Поглядите: валяется пьяный старик.
Он лишился рассудка – и бога постиг.
Он в дорожную пыль головою поник,
Бормоча: «Милосерден аллах и велик!»

Я, шатаясь, спускался вчера в погребок.
Пьяный старец оттуда подняться не мог.
«И не стыдно тебе, старику, напиваться?» –
Я спросил. Он ответил: «Помилует бог!»

Мы, покинувши келью, в кабак забрели,
Сотворили молитву у входа, в пыли.
В медресе и в мечети мы жизнь загубили –
В винном погребе снова ее обрели.

Ты у ног своих скоро увидишь меня,
Где-нибудь у забора увидишь меня,
В куче праха и сора увидишь меня,
В полном блеске позора увидишь меня!

Хочешь – пей, но рассудка спьяна не теряй,
Чувства меры спьяна, старина, не теряй,
Берегись оскорбить благородного спьяну,
Дружбы мудрых за чашей вина не теряй.

Пусть ханжи нас позорят, возводят хулу.
Вставши утром, на полную пиалу
Обменяем молитвенный коврик, а чашу
Со святою водой – разобьем об скалу!

Так как смерть все равно мне пощады не даст –
Пусть мне чашу вина виночерпий подаст!
Так как жизнь коротка в этом временном мире,
Скорбь для смертного сердца – ненужный балласт.