Николай Туроверов - Меч в терновом венце
ЕЛКА НА ЧУЖБИНЕ
Будь спокоен и весел сегодня,
Кинь заботу о завтрашнем дне.
Не грусти, что по воле Господней
Ты один на чужой стороне.
Здесь мерцает зеленая елка
Нежным светом грустящих огней;
И пластинка скользит под иголкой
У виктролы поющей моей.
Не тоскуй же, не надо, послушай,
Не один ты, нас много таких…
Злобный ветер обжег наши души
И на время как будто затих.
Если враг человек человеку,
То пристанище тихое — Бог!
Видишь, ветер двадцатого века
Потушить нашу елку не смог.
Значит, есть еще правда на свете,
Если праздник святой не забыт!
Пусть в сердцах ваших, русские дети,
Негасимая елка горит!
В этот вечер поймем и поверим,
Что теперь мы с тобой не одни,
Что Господь нам воздаст за потери
И за горькие, слезные дни.
Светит русская елка в Китае.
Ты спросил: «А в Россию когда?»
Я ушедшие дни не считаю,
Потому что еще молода.
Моя молодость пламенно верит:
Близок день тот счастливый и год,
Когда Бог за тоску и потери
Нам на родине елку зажжет!
ЗА ОБИДУ
По ночам я о многом думаю,
На подушку слезы роняю,
Но маленькую личную беду мою
К общей не приравняю.
На чужбину шквалом отброшены,
Оглушенные гулким громом,
Раскатились мы, как горошины,
В поле чуждом и незнакомом.
Не люблю я запаха ладана,
Рано петь по нас панихиду,
Будет день: нежданно-негаданно
Отомстим за нашу обиду!
Не за ссылку за нашу дальнюю,
Не за горечь отдельной драмы —
За обиду национальную,
За поруганные наши храмы!
За все то, что русскому дорого,
Что для сердца русского свято, —
Отомстим мы жестоко ворогу
В грозный год Великой расплаты!
ЛАЗОРЕВЫ ЦВЕТЫ
Наташе Г.
За морем (для сердца друга близко)
Помню, что живет уж много дней
Девушка Наташа в Сан-Франциско,
Далеко от родины своей.
Белокуры спутанные косы,
В сердце — нежность, удаль и гроза!
И неразрешимые вопросы
Затаили синие глаза.
Заклинаю старой дружбой нашей:
Помни среди чуждой красоты,
Что в России чужеземных краше
Во полях лазоревы цветы.
Города на свете есть другие.
В Сан-Франциско, вот уж скоро год,
Девушка, рожденная в России,
В небоскребе каменном живет.
Где б ты ни жила, навеки наша.
Знаешь ли, на что похожа ты?
Имя твое нежное — Наташа —
Во полях лазоревы цветы.
МЕДНЫЙ ГРОШ
Не осталось ни тропинки, ни следа
От ушедших в неизвестность навсегда.
Были. Жили. И куда-то все ушли
От любимых, от друзей и от земли.
А поля-то, как и раньше, зелены,
А леса стоят дремучи и темны.
Там, где были староверские скиты,
Нынче травы да лазоревы цветы.
Там по тракту в день весенний голубой
Проводили осужденных за разбой;
Там девчонка из медвежьего угла
Достоевскому копеечку дала.
Край, где люди по-хорошему просты,
Где размашисты двуперстные кресты,
Где умели и в молитвах, и в бою
Славить родину великую свою.
Только камушки остались от святынь,
И поля покрыла горькая полынь;
Но по-прежнему чиста и хороша
Светлой жалостью российская душа.
Помнишь, девочка безвестного села,
Как ты грошик Достоевскому дала?
Но едва ли ты, родная, сознаешь,
Что Господь тебя спасет за этот грош!
МОЙ ЩИТ
Утомленная долгой борьбою,
Боль и страх от врагов затая,
Как щитом, я укроюсь Тобою,
Православная вера моя!
И во мраке глухом преисподней,
И в просторах безбожной страны
Осененная волей Господней
Не погибнет душа без вины.
Я упасть под мечом иноверца
И сгореть на костре не боюсь
За Христово пронзенное сердце —
За тебя, Православная Русь!
НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ
Вставала затемно со свечкой.
Был слышен кашель за стеной.
Шла умываться на крылечко,
Где умывальник жестяной.
А под навесом, в полумраке,
Где кони хрумкали овес,
Чужие лаяли собаки
И пахло дегтем от колес.
Сейчас поедем. Мимо пашни,
Там, где под взрыхленной землей
Лежит мужицкий труд всегдашний
И клад наш русский золотой.
За синеватой дымкой — горы:
Алтай, утесы, снег и даль.
Мои знакомые просторы,
Моя знакомая печаль.
Блистает куполом церковным
Вдали какое-то село…
Опять меня к родным и кровным
Живое сердце увело!
И здесь, в чужом холодном мире,
Вдруг, не сдержавшись, закричу:
«Эй, далеко ли до Сибири?
Гони, ямщик! Домой хочу!»
НА ТОЙ СТОРОНЕ
Во вражеский лагерь не каждый пойдет,
Не каждый рискнет головой.
Не знает он, встретит ли солнца восход
И будет ли завтра живой.
Орлиную душу свою он понес
На крыльях отваги в борьбу,
Ушел он в страну громыхающих гроз
Испытывать жизнь и судьбу.
А если вернется, то скоро опять
На подвиг отправится он.
А женское дело — молиться и ждать,
Склоняясь над шелком знамен.
Скрипят под иглою тугие шелка.
Три буквы и крест на шелках.
Пусть будет винтовка верна и легка
В его молодецких руках.
За карие очи, что смотрят во тьму,
За руки, которые мстят,
Молюсь я. Дай, Боже, удачи ему,
И пусть он вернется назад!
НАШЕ ГОСУДАРСТВО
Родина, к Тебе прийти нельзя…
Знаю, у границы встретит стража:
Твой тюремщик, пулей мне грозя,
О любви к Тебе не спросит даже.
Будут снова арест и тюрьма.
От душевной боли изнывая,
В одиночку я сойду с ума,
Каждый вечер смерти ожидая.
Отчего ж, при мысли о Тебе
В сердце столько гордости-отваги?
И стихами о Твоей судьбе
Я мечтаю вслух и на бумаге?
Родина, к тебе нельзя прийти…
Я в слезах протягиваю руки
И клянусь учиться и расти,
И любить, любить тебя в разлуке.
О России младшим говорю,
Начиная: «В некотором царстве…»
Вам мечту суровую дарю
О могучем Русском Государстве!
Пусть придет строитель и герой,
Как пришел Великий Петр когда-то!
Родина… навеки мы с тобой
Связаны таинственно и свято…
НЕ В ЭТОМ ЛИ ГОДУ?
В Иркутске, в сквере, около вокзала,
Я на скамье садовой ночевала,
Да не одну, а двадцать пять ночей…
Бежала я от предстоящей муки.
Фальшивый паспорт обжигал мне руки,
Глаза слепил блеск вражеских мечей.
А в Ангаре, в ее зеленых водах,
Сверкали слезы моего народа,
И берег окровавленный вздыхал…
И, взглядом утонув в зеленой мути,
Мечтала я о трепетной минуте,
Когда вскипит, грозя, девятый вал!
Но шли в остроконечных шлемах люди…
И я терялась… может быть, не будет?
Победа, как и солнце, далека…
И мне хотелось вместо дум о мести,
С моим народом гибнуть, гибнуть вместе —
За кровь, за вздох, за душу Колчака.
Я отыскала ту святую гору,
Где смерти в очи он взглянул спокойным взором,
Где муку принял он за свой народ…
В тот час я верила: Россия будет снова,
Пусть только Унгерн скажет властно и сурово
Своим полкам призывное «Вперед!»
Об Унгерне ползли глухие слухи;
Но красный командарм, товарищ Блюхер,
Грозил в Чите железным кулаком!
Кругом в остроконечных шлемах люди,
И я средь них, с моей мечтой о чуде,
А рядом — синеглазый военком…
Слова любви? Не слушаю, не надо!
Ведь между нами жуткая преграда —
За гибель Родины в душе пылает месть…
Но вот взмахнули крылья злого рока!
Рассеяны защитники Владивостока…
Последняя ошеломляющая весть…
Потом… все было тускло и бесцветно…
Все эти годы с верой беззаветной
Я чуда, только чуда — жду!
Не я одна, а все мы много весен
Зовем и молим, требуем и просим:
Когда? Не в этом ли году?
Я чувствую, что многие устали…
И будто бы кинжал дамасской стали
Пронзила душу мне тоска…
Ах, лучше бы нам всем на поле чести
Погибнуть бы тогда, с другими вместе —
За кровь, за вздох, за душу Колчака!
НЕ СКЛОНИМ ГОЛОВУ!