Давид Бурлюк - Стихотворения

Звон неизменный, запавший…
Звон званный и желтый…
Звон заунывный и застывший на воске небес
умощенном остриями елей.

Тропою скорченных корней
Мой дух возлей!
Я ненавижу мертвых уголь!
Дитя во чреве
Рожь в посеве
Мой лук натянутый не туго ль.

Орехи разбудили сон ветвей
И вот весна гробов овей
Стрелами изумрудных хвои
Окно под кровлей слуховое.

И спался день. Зарею черной
Покрылся погашенный воздух
Росою благовонный роздых
Повис над чашею узорной.
Под сетью ночи чрез овраги
Раскрылась ароматом зева
Земли обугленная дева
Духаньем упоенной влаги.
И в смуглой дали различаю
В холмах обрызганные груди
В полях глазам громадной груде
Упругих ног изгиб встречаю
Мы сидим на ступенях старинного дома
Темнеющий обрыв в недвижный лес
Внизу как пес ласкает ветвью взоры
Моя душа к тебе ведома
Прохладной свежестью небес.
В веснушках пьяного задора
Натужились деревьев почки
Как сажа липкою сорочкой
Весь сумрак связан пряной мочкой
Рука восторженно дрожит
Коснувшись пробужденных веток.
И каждый не рожденный мнит
Сорвать с себя темницу клеток.

Очнувшись в голубом тумане
Простертый на глухом лугу
Дошел я до последнего отчаяния
К давно замкнувшейся природе.
Меня рассвет покрыл как саван
Меня покинули каждый зверь и каждое растение
Когда же я потихонько заплакал
То вдруг
Стал я сродни неслышным травам.
Под тела изветшавшей узой
Земли безжизненной обузой
Едва влачусь.
Полузадохшийся стесненный
Костей и жил тугой препоной
Я тщетно вспоминаю имена всех освободителей
Заря прядет. Коснеют тени
Туман свернувшийся шуршит
Пахнув дыханьем вялых тлений…
Но через воздуха графит
И сквозь раскрывшуюся кожу
Я чую слабый и быстрый запах.
Под полой дланию зари
Мой запрокинувшийся взор
Увидел ли водой овитый
Твой перевороченный ковчег
О черный брег земли разбитый
Он потерял зверей дозор
И не они разорвали
Зимы упрямые скрижали
И вот теперь с горбатых гор
В поля кровь желтая пролита
Для жаждущих в застенках дней.

Я утолен: — вода ко мне склонилась.

Ко мне вот-вот вдруг прикоснуться,
Уж ветер волос шевелит,
И заклинанья раздаются
Под сводом безразличных плит.
Но я молю с кривой улыбкой
Твою изменчивую лень,
Что если бы, хотя ошибкой,
Ты на меня роняла тень
И если б твой любовник вялый,
Покорный медленным устам,
Прикрыл хотя частицей малой
Моих телес заметный гам.
Сереет сумрак подземелья,
Врагов звончее голоса,
И кроет от ночного зелья
Мой лоб кровавая роса.

В глубоких снах.
Меня прельстила
Прозрачным взглядом синих льдов
И маленький цветок носила
Под говор медленных годов,
Теперь же я и сух и пылен
В гербариях полночных лиц
Твою тропу ищу бессилен
На улицах пустых столиц.

Из равнодушного досуга
Прохваченный студеным вихрем
Площадку скользкую вагона
Ногою судорожною мину,
И ветви встречные деревьев,
Взнеся оснеженные лица,
Низвергнутся в поляны гнева,
Как крылья пораженной птицы.

Слегка проворные глаза
Под равнодушными стенами
Ужели вы не указали
Тот путь простой к сторонним тучам,
Морозны окна и витрины
Вдоль расколовшейся толпы,
А взор принес живые крины
В насквозь прошедшие шипы.

Я должен голос неизменный
Из-за угла природы ждать,
Я должен средь людей искать
Того, кто носит знак немного
      сгорбленной камены.

Пока не запаханы все долины,
Пока все тучи не проткнуты шпилями,
Я маленькими бурями и штилями
Ищу сбежавшую природу, —
И в сетке из волос
И в парусе лица
Я тонкий день вознес
До древнего крыльца.

Зеленой губкой
Деревья над рекой
Еврейской рубкой
Смущен Днепра покой
Шуршат колеса
Рвет ветер волос
В зубах матроса
Дитя боролось.

По пыльной мостовой, вдоль каменных домишек
Где солнце давит мух измученный излишек,
Скрипит вонючая тележка.
Безжалостных утех притонов и гостиниц
Мимо —
Чуть тащится зверинец.
Хранима проворною рукой с бичом.
Звериных стонов нагота:
Клыки и когти не причем
За ржавою решеткой.
С гноящимся плечом
И глазками крота
Утиною походкой
Плетется слон.
Должно быть полдень, —
Ленивый звон над городом.
Верблюд не голоден
Жует конец рогожи.
На обезьяньи рожи
Глазеют прохожие.
За репицу слона
Хватаются мальчишки
Срывая прелый волос.
Под безглагольной крышкой
Топорщится облезшая спина
И треплется чей-то степной голос,
Быть может лисица или волк больной.
Рядом за стеной играют гаммы
У ламы со сломанной ногой
Привычные глаза…
Господи!
Когда же наконец будет гроза!?

Сухую кожу грустной девы
Гладит ветер географических пространств
На скалах столбчатых горы…
Ни солнце на небесном зеве
Ни плотность каменных убранств
Ни первоцветия дары
Не веселят худого тела.
— Зачем тепла и света больше
Пролито в русские пределы,
Когда во Франции и Польше
И в зиму кровь поля согрела?

Я знаю мертвыми напрасно пугают отворенных детей
Лишь те, кто забыты и бесстрастны
Знают судьбу молодых костей.
Люди ломают поколеньям суставы,
Чтобы изведать силу крови,
Но ведают ее уставы
Спокойные под ровной кровлей.

И если я в веках бездневных
На миг случайно заблужусь,
Мне ель хвоей ветвей черевных
Покажет щель в большеглазую Русь.

Есть, звуки что кричат нам с самою рожденья, —
Они всю жизнь сознанье стерегут.
Оглохшим на все дни их постоянным бденьем
Безболен уху звонкий жгут.
  Как воздух приросли они от колыбели
  К струне ушных пещер;
  И предкам радостным они всечасно пели,
  И слышал их третичный зверь.
Да! в этих звуках безголосых
Раньшерожденный говорит,
Хаос, дрожащий в звездных росах,
Далеко звуками горит.
  В них — шум земли, когда покорно
  Небес ломает пустоту,
  Болидов стон, когда бесспорно
  Они сгорают налету.
Вот плач комет, всегда томимых
Желаньем с кем-нибудь упасть,
Всегда влекомых неким мимо
В пространств таинственную пасть.
  Но эти звуки — лишь шептанья
  Пред гласом солнца в небесах,
  Когда оно полно желанья
  Земли целует волоса.