Аполлоний Родосский - Аргонавтика
Таким образом, история отношений Аполлония и Каллимаха на фоне художественных разногласий в литературных кругах Александрии продолжает оставаться до конца не выясненной. Вполне возможно, что разногласия имели место; жанровая природа «Аргонавтики» была не похожа на жанровую природу «Причин», хотя и у Аполлония этиологическая направленность была достаточно представлена на фоне общего сюжета. Но, с другой стороны, в дошедшем до нас собрании античных эпиграмм («Палатинская антология») сохранилась дерзкая и язвительная эпиграмма какого-то Аполлония Грамматика, в которой дважды поименован Каллимах:
Мерзость, потеха, корабль деревянный зовутся Каллимах;
Автор «Причин» виноват — тот же Каллимах поэт.
Прозвище «Грамматик» обычно носил Аполлоний Дискол, живший столетием спустя после Аполлония Родосского, но для его времени такая насмешка не была злободневной. И хотя имя «Аполлоний» было очень распространено, автором эпиграммы вполне мог быть Аполлоний Родосский, а ее текст — выпадом против Каллимаха именно тогда, когда авторитет его при дворе с появлением
Береники, Киренской принцессы, явно возрос. Смысл насмешки как поругания бесспорен. Автор разгневан публикацией «Причин» и ругает Каллимаха за детскую забаву, за обращение к теме аргонавтов, т. е. «деревянному кораблю», используя игру слов, так как по-гречески слово «корабль» и «нога» были довольно близки по звучанию, а «деревянная нога» означало нечто близкое к русскому «остолоп». Во второй строке игра слов продолжается: заглавное слово сборника Каллимаха «Причины» и слово «виновный, виновник, давший повод» — в греческом языке однокоренные.
Другими словами, отрицать факты разногласия и полемики нет достаточных оснований. Но вряд ли они объясняли отъезд Аполлония из Александрии. Со смертью Птолемея II, с появлением Береники и воцарением Птолемея III авторитет Аполлония как фаворита умершего царя и приверженца его политического курса сразу же падает. Управление библиотекой передается Эратосфену Киренскому. Влияние Каллимаха Киренского, ставшего после написания эпиникия в честь победы киренской колесницы на общегреческих состязаниях и эпилога четвертой книги «Причин» — элегии «Прядь волос Береники» — настоящим придворным поэтом, возросло непомерно. Опала сразу же постигла могущественного первого министра Птолемея II диойкета Аполлония Аргеофонтида, сосланного в пустыню.
Завершалась блистательная эпоха правления Птолемея II, империя которого прошла сквозь все трудные испытания и положила начало эпохи расцвета новой науки и культуры. Аполлоний вынужден был покинуть Александрию во избежание серьезных последствий.
Неясным продолжает оставаться также свидетельство биографов о двух изданиях или же двух публикациях «Аргонавтики». Среди различных гипотез, нередко связанных с той же причиной отъезда, одна представляется более достоверной.
Каллимах, как известно, составлял свои «Причины» в два приема: сначала отделывал каждую элегию, а затем находил ей место в сборнике. В конце жизни он вновь вернулся к уже законченному сборнику и переработал первые две книги. Второй публикации «Аргонавтики» не могло быть на Родосе, так как поэма неотделима от внешней политики Птолемея II и тех поэтических задач, которые были актуальны в Египте в 270 — 260-х годах. А политика Родоса, находившегося всегда в оппозиции к птолемеевскому Егапту, нигде не нашла отражения. Сначала Аполлоний мог публично излагать отдельные эпизоды своей поэмы, не встретившие одобрения. А впоследствии представить уже поэму целиком. Но все эти домыслы вряд ли разрешимы.
В Александрийской библиотеке, в устной традиции Аполлоний изучал и знакомился с историей путешествия аргонавтов. Он знал свидетельства Гомера и Гесиода, читал Мимнерма и десятки других поэтов, постоянно упоминаемых в схолиях. Сюжеты «Аргонавтики» неоднократно воспроизводились в драмах. Непосредственными предшественниками Аполлония были Антимах Колофонский и Филит Косский. Кипрский поэт Клеон в своей «Аргонавтике», состоящей из нескольких книг, одной из центральных фигур повествования сделал Афродиту, покровительницу Кипра.
Весь колоссальный материал, подобранный Аполлонием, вполне отвечал вкусам его современников. Он умел объединить все то, что дразнило и разжигало любопытство, волновало воображение, представлялось удивительным и даже невероятным. В идейно-социальной направленности поэмы, нарочито скрытой за всевозможными парадоксами, для посвященных сливались идеи панэллинства, космополитизма и неоспоримых универсальных египетских привилегий.
События, излагаемые в «Аргонавтике», хронологически должны были опережать события «Илиады» и «Одиссеи». Тут уже было ощутимо как соперничество, так и вызов Гомеру. Аполлоний для одних выступал в маске почитателя Гомера, другие же с большим основанием видели в нем эпического певца нового времени. Подобная двойственность была типична для эллинистической поэзии. Но, если новации Каллимаха и Феокрита лежали на поверхности, Аполлоний так сумел задрапировать их, что обманул как своих современников, так и позднейших исследователей вплоть до Нового времени. В числе недошедших сочинений Аполлония был трактат «Против Зенодота», александрийского ученого первой половины III в. до н. э., подготовившего первое критическое издание Гомера, предшественника Аполлония на посту главы библиотеки. И вновь мы не знаем, каковы были возражения Аполлония своему старшему собрату. Возможно, Аполлоний с молодым максимализмом выступал против обычной фетишизации гомеровской поэзии. Во всяком случае, в своей поэме он демонстрировал творческий подход и к гомеровскому стиху, и к гомеровской лексике и стилю, перефразируя целые гомеровские пассажи, прибегая к скрытым намекам и нередко даже воспроизводя близкие к Гомеру эпизоды. Даже объем «Аргонавтики» был в шесть раз меньше, чем каждая из двух поэм Гомера, которые усилиями александрийских филологов были разделены на 24 книги.
«Аргонавтика» состояла всего из четырех книг, каждая из которых не превышала 1800 гекзаметров. Аполлоний предпочел рассказать многое в малом, как того требовал Каллимах.
* * *Зачином поэмы был традиционный пролог (проэмий), состоящий из четырех стихов, обращенных к богу Аполлону. В «Причинах» Каллимах разговаривал с Музами, Аполлоний — с их предводителем Аполлоном. Бог был эпонимом поэта, который сразу же заявлял, что рассказчиком будет он сам, а помогут ему… «воспоминания», т. е. живая традиция как гарант достоверности. Бог также оказывается постоянным покровителем всех аргонавтов, выручая и спасая их в самых критических ситуациях, а они, ощущая его помощь, непрестанно благодарят его, посвящая ему молитвы и алтари.
Более двухсот стихов отводится подробному каталогу аргонавтов. У Гомера в «Илиаде» был столь же подробный каталог кораблей ахейцев. Здесь один только корабль, будучи первым среди всех последующих и созданный с помощью богини Афины, руководительницы работы, дает возможность поэту очень подробно назвать всех участников похода. Греческие суда предполагали наличие пятидесяти гребцов на двадцати пяти скамьях. У Аполлония участников похода больше, так как помимо гребцов в отряде должны быть предводитель, кормчий, певец и прорицатель. Трое из них, а вслед за ними и большинство участников, названы жителями Фессалии и Беотии, т. е. тех древних минийских областей, где первоначально возникло сказание об аргонавтах. Из Фракии оказались родом лишь Орфей и сыновья Борея, что также является данью очень древнему представлению о месте распространения на Балканах песенного искусства и обители северного ветра. Вторую группу, значительно меньшую по численности, составляют жители Пелопоннеса, вошедшие в ряды аргонавтов с микенской версией того же сказания. Примечательно, что в их числе назван еще один прорицатель — Идмон, сын Аполлона. Несколько позже, возможно в VII в., число аргонавтов пополнилось уроженцем острова Самоса — сыном Посидона Анкеем, у которого был тезка из Аркадии, причем один из них после смерти кормчего Тифиса (Тифея) займет его место. Сводный же брат самосского Анкея Эргин назван уроженцем Милета, — того малоазийского греческого города, который в постмикенскую, т. е. гомеровскую, эпоху первым начал выводить поселения в Колхиду. С острова Саламина прибыл Теламон, внук Зевса, уроженец острова Эгины. Как отец гомеровского героя Аякса он напоминал читателям «Аргонавтики» об «Илиаде». Аргонавт Фалер — эпоним знаменитой гавани Афин, более древней, чем Пирей, и к тому же родины Деметрия Фалерского, изгнанника Афин, инициатора создания в Александрии Музея. Не было ли включение Фалер а в число аргонавтов данью памяти о нем, столь замаскированной поэтом? Такое предположение вполне вероятно, так как Аполлоний исключил из состава аргонавтов главного афинского героя Тесея, участие которого в походе неоднократно упоминается в схолиях к поэме. Птолемеевский Египет пренебрежительно относился к Афинам. Сам Птолемей II и его двор обвиняли Афины в вероломстве, проявленном в 261 г., когда Афины были союзниками Египта в войне с Сирией (Хремонидова война).
