Николай Векшин - Трансцендентная сингулярность души (сборник)

За что кукушка, не боясь греха,
Кукует комплиментом петуха?
Ведь им вдвоём – хоть петь, хоть кукарекать.
А пародисту – повод есть для смеха.

Шла весна. Она шагала.
Шаг не спешен был её.
А потом – маршировала
В лучшем стихе, ё-моё!

Букашка скачет в пасторали.
У птичек на понос вираж.
Оса гудит в диагонали.
Весьма весенний тут пейзаж.

В будущем, где «почему» не придёт к «когда»,
Мы те, кто съели кристаллы и пуда соль,
Станем ничем. И не ответим «да».
И голова не болит, если не голубой.

Вспышка память обжигает,
Полыхает, как огонь.
Я калитку отворяю
И кладу у крон поклон.

Тут много крупы насыпано
C намёками про грузина.
Но на игле он не был.
И не был он глуп, как дубина.

Вы мне писали. Но я не читала Вас.
Глупость какая: про баба другую читать!
Даже коль станете Вы о встрече меня умолять,
Я сберегу свой резерв, хоть буду потом страдать.

Шипят гадюки, выползая.
Оскал зубов у них во рту.
Поэт по лесу не гуляет.
Он пишет стих про чешую.

Какой сегодня день? А мне не интересно.
Ведь я сижу, смотрю какой-то фильм про секс.
Мой календарь пропал. В рыбалке мне не место.
И, выпив по одной, я по утру воскрес.

Глаза твои большие —
Огни аэродромные.
Любовь, сажай Надежду!
Душа коррозит бронзою.

Гой ты, Русь!
Летит оса
Прямо над рекою.
Стих не складен,
Ну и пусть!
Главное – он стонет.

Осенняя пора. Я жду весну.
О Боже, дай мне лето, а не зиму!
Дрожу, как лист, я безутешно на ветру.
И ветры мне ветрами дуют в спину.

Мошкары звенящий зов
Не мешает косарю.
Баба где-то ждёт его.
Сенокос – к Петрову дню.

Поле к небу ладонь протянуло.
И просёлок потёк, как река.
Темнота на мосту всё гадала. Но
Стих сычужный уснул. Спи пока!

Ты смотришь в лес. Слюной в глаза мне брызжешь.
Я – в шалаше. Продав свой Мерседес,
Я бьюсь о пни. Ты грех свой где-то ищешь.
Любовь погибла в чаще. Я жду твоих чудес!

Вот критик: бледнеет, худеет…
Наивно попав под каблук,
Он нервно в суглинке звереет,
Худеет, бледнеет средь мук.

Я на ниточке подвешен, я вишу.
Мой сосед смеется. Я его смешу.
А вот если б он на ниточке висел,
Я бы ниточку отрезал, чтоб он сел.

И, разбежавшись бешено и звонко,
Любовь растопит снег. Капель рукой
Пожмёт устало руку дню. Живи девчонка!
Водоворот, бесись! Апрель с тобой!

Шо за баба тут чумит?
Хай балачит стихом.
Кабы ей ышо робыть,
Вот чо било б лихо!

Я в Океан Поэзии ныряю.
И в душу я себе волну плещу.
И чушь свою я к звёздам посылаю,
Поскольку я, как рыбка, не молчу.

В девчонку влюбился тут дождик весенний.
Девчонка игриво ему улыбалась.
А он по стеклу барабанил. Осенний
Он не был. Надежда с ним нежненько поцеловалась.

Чадит звезда. Казань, расчесав космы,
Зубами клацает зимой на Татарстан.
Как много дырок в нотном саксофоне!
Совокупляется в отверстиях слеза.

Мы висим, как птички, на Стихире.
Елки-палки! Пишем впопыхах.
Дребезжим осколками. Как в тире,
Пародист нас тут не распугал.

Мы женаты, но врозь, а не вместе.
И мурлыкает мой телефон.
Если муж свою трубку повесит,
Я включу себе автодозвон.

Сильно берёза рыдала.
Ветер её обнимал.
Осень зимой повстречала
Горе, весну и печаль.

Она уехала далёко.
Она уплыла далеко.
Разлука с ней – по воле рока.
Любовь! Как с нею нелегко!

Фантазёр творит весною.
Блудный он Стихиры сын!
И весна идёт весною.
Сердце рвётся из глубин!

Земля остыла. Мы сидим в печали.
Наш трюм на корабле. Зачем молчали?
Зимы угрюмость. Осени печаль.
Скорей бы лето! Нас обоих жаль.

А когда мы вернёмся из Брюгге
В нашу гадкую суть навсегда,
То не снимем все платья и брюки,
Как мы в Брюгге снимали всегда.

Под сердцем взрыв. Ныряю в пиво.
По лире чуточку бренчу.
И снова наливаю пива.
И душу прелестям учу.

Ока уж высохла изрядно.
И лето где-то впереди.
Жена вздыхает плотоядно.
А я варю в Стихире щи.

Шел поэт. Он был не немец.
Жаль, туман был в голове.
Сдуру грохнулся туземец —
Раздолбай в своей стране.

Он, в словах заплутав и пролив много слёз,
Воспалит над печалью из грёз.
И дневник прочитав, он почешет свой нос
И вопрос легковесный задаст.

Старый тракт. Часовня Чудотворца.
Бабки, деды, с ними – пацаны.
Помолись, Россия, фигой просто!
Староверов нету у страны.

Потрогав женщины соски,
Я написал стихотворенье.
Как конь, я дохну от тоски.
Окончен бал в сосках горенья!

Струю свою не испуская,
Илья пророк бьёт в барабан.
Корова, выменем болтая,
Льёт молоко в заката стан.

Беседа с чашкой… Свечка тлеет…
Без сна уже восьмая ночь.
Да кто ж уколом обезвредит
Поэта? Может врач помочь!

Мой дядя жил помимо правил.
Шутить же он ваще не мог.
Когда он стих кувалдой правил,
Не помогал бедняге Бог.

Ярок страсти карнавал.
Оглушают крохи чувств.
В грёзах плавится металл.
И любовь горит от буйств.

На границе мороза и зноя
Глаз в бессоннице не сомкнуть!
Обожженного льдом весною
Пытка жарко казнит. Не заснуть!

И порадуйся, друг, поедая шашлык,
Что живёшь на земле человеком.
А барашком родился б? Тогда твой язык
Пожирал бы чабан за обедом.

Я целовал водицу нежно,
К берёзе, что в окне, шагал.
Стихи писал я чуть небрежно,
Но не рутинно я писал!

Ежели та Люба, как звезда ютьюба,
Будет популярна, как Семён,
Слепакову будет сладко с этой Любой
Петь про Любу песенку вдвоём.

Поэт не может нарисовать веру.
У него не сходятся меридианы.
И он рисует не параллели.
Он стих кропает в глубокой печали.

Он с картечью ненавидел,
Головой стучал о столб.
Из башки он разум выбил —
Стало жить ему легко.

И тут к Алисе Кролик подскочил:
"Ты что – свихнулась, в шахматы играя?
Проснись и пой! Кто трусит без причин,
Тот даже в снах счастливым не бывает!"

Рога наставивши супругу,
Жена сыграла в бильярд.
У Пушкина она – подруга:
У ней к поэзии талант.

Руки влюблены. Они в постели.
А постель – непостижимый храм.
Со звездой встречаюсь я в постели.
И лечу в постели по губам.

Громом сандалий протопали Ирода стражники.
И заревели сирены истошно в фонарной тиши.
В келье волхвы помолились. И лязгали
Строки смарагдов на блюде, как крики души.

Фонарь парик надел зимою одноглазой.
Метельный гнев скулил, хвостом своим вилял.
Нахохлилась девчоночка. Метель затихла сразу.
Автопилот пустот, как птичка, размякал.

Я ковырнул стишок в носу.
Его нельзя насиловать.
За запятыми я не бдю.
Но пародист помиловал.

Июнь прекрасен, юношески юн.
Энергию выплёскивайте летом!
Для геев замечателен июнь.
В куплетах ласка – хэви-метал.

Я рыдал и тяготился.
Весь в ожоги обернулся.
Весь в слезах я тлел и снился.
И стихами захлебнулся.