Антология - Европейские поэты Возрождения
ГАНС САКС[153]
Шлаураффия
Перевод И. Грицковой
Шлаураффия — так названа
Необычайная страна,
Лежащая от нас к Востоку,
От рождества неподалеку.
Желающий туда попасть
Вовсю пускай разинет пасть,
Большую раздобудет ложку
И постепенно, понемножку,
Бесстрашно двигаясь вперед,
В горе пшена проест проход.
Не так вкусна гора пшена,
Зато Шлаураффия вкусна.
Дома там просто бесподобны —
Они поджаристы и сдобны,
А возле дома на порог
Кладут рассыпчатый пирог;
Окошки там из рафинада,
Булыжники из мармелада,
Плетень, сплетенный из колбас,
Щекочет нос, ласкает глаз.
Вино сухое из колодца
Бродяге прямо в глотку льется,
Как будто он — великий князь;
Мечтает жареный карась,
Вися в лесу на ветке ели,
Чтоб все его скорее съели;
На соснах там висят не шишки,
А соблазнительные пышки;
Там на столбах не фонари,
А сливочные сухари;
Не черепица там, не дранки
Лежат на крышах, а баранки;
Там среди города река
Струит потоки молока,
В которое валятся с неба
Душистые краюхи хлеба.
Там рыбки плавают в пруду,
Забравшись на сковороду,
Шипят и, жарясь без огня,
Пищат: «Рыбак, поймай меня!»
Там среди красочной натуры
Летают жареные куры,
А жареные каплуны
На вкус особенно нежны:
Лентяям в рот они влетают
И, неразжеванные, тают.
Петух, крича «Кукареку!»,
Там носится с ножом в боку
На случай, если кто захочет
Отрезать от него кусочек;
И у свиньи в спине ножи:
Отрежь — на место положи.
Как яблоки, висят на ветке
Крестьяне — взрослые и детки;
Созрев, спадают мужики
С деревьев прямо в башмаки.
Кобыла там, секрет достатка,
Несет яиц по три десятка;
Там фиги делает ишак;
Там вишни собирают так:
Сидят на корточках ребята,
В руках у каждого лопата.
Там есть волшебный родничок:
Помылся древний старичок,
Утерся ветхим полотенцем,
Глядишь — он, снова став младенцем,
Посасывает карамель.
Из лука там стреляют в цель;
Тому награда достается,
Который больше промахнется.
А в беге первым будет тот,
Который позже всех придет.
Пастух пасет там не баранов,
А вошек, блох и тараканов.
Там деньги зашибать — пустяк:
Кто дрыхнуть день и ночь мастак,
За сутки получает пфенниг.
Там тунеядец и мошенник
Богаче всех во много крат.
Там проиграться каждый рад:
Продутое вернут обратно,
Умножив сумму троекратно.
Там возвращающих долги
Всегда преследуют враги;
Того же, кто большого долга
Платить не хочет очень долго,
Там поощряет правый суд,
Для плута не жалея ссуд.
Там суд и ложь в законном браке,
Награды платят там за враки;
За ложь поменьше платят грош,
И плапперт — за большую ложь.
За рассудительное слово
Людей карают там сурово,
Кто работает, тому
Грозят, что заточат в тюрьму.
Кто честен и богобоязнен,
Не избежит позорной казни.
Кого же в этом крае чтут?
Того, кто лизоблюд и плут.
Кто признан первым их лентяем,
Тот государем избираем.
Кто дик, невежествен и зол,
Обороняет их престол
Своею заячьей отвагой.
А машущий колбасной шпагой
В сословье рыцарей введен.
А тот, кто жалок и смешон,
Кто жрет и пьет за спинкой трона,
Тот получает сан барона.
Кто туп, и глуп, и сукин сын —
Тот в этом крае дворянин.
Так вот, не забывайте, братцы:
Хлыщи, обжоры, тунеядцы,
Лентяи, плуты — все найдут
В стране Шлаураффии приют.
Ее в былые годы предки
Придумали, чтоб наши детки
Боялись в этот край попасть, —
Боялись врать, грубить и красть,
Быть лоботрясом и обжорой…
Шлаураффия — страна, в которой
В любое время место есть
Для тех, кто любит спать и есть.
Трудитесь! Мир не будет раем
Для тех, кто хочет жить лентяем.
Крестьянин и Смерть
Перевод А. Энгельке
Крестьянин бедный полон дум:
Ему понадобился кум.
Он было в путь, но к воротам
Подходит вдруг всевышний сам
И вопрошает: «Ты куда?»
«Да кум мне нужен, вот беда!»
«Возьми меня», — господь в ответ,
Но мужичонка молвит: «Нет!
Ты делишь блага кое-как:
Один — богач, другой — бедняк!»
Идет навстречу Смерть: «А я
Не подойду ли в кумовья?
Коли меня захочешь взять,
То научу я врачевать,
И вскорости ты — богатей!»
«Коль так, нет кума мне милей!»
Вот и дитя окрещено.
Смерть куманьку твердит одно:
«Придешь к больному — так гляди,
За мною только и следи!
Коль в головах я у больного,
То ждать ему конца худого,
Но коли я в ногах стою,
Поборет он болезнь свою».
Раз заболел мужик богатый.
Пришел наш лекарь, кисловато
Взглянул, ответил на поклон,
А сам на кума — где же он?
Глядит — а он в ногах стоит.
Больному лекарь говорит:
«Дай мне двенадцать золотых,
И ты здоров». — «Не жаль мне их!»
Мужик поправился, и вот
О лекаре молва идет,
А тот знай лечит — всякий раз
Лишь с кума не спуская глаз:
Кум в головах — больной не встанет,
В ногах — опять здоровым станет!
Разбогател наш врач: за ним
Лишь посылают за одним.
Чрез десять лет — увы и ах! —
Смерть уж у кума в головах
Стоит и речь к нему ведет.
«Теперь настал и твой черед!»
Но лекарь просит погодить:
«Дай мне молитву сотворить!
Вот «Отче наш» прочту, — тогда
Уйду с тобою навсегда!»
Согласна Смерть: «Пусть будет так!»
Молиться принялся бедняк.
Но только первые слова
Он произнес едва-едва…
И этак молится… шесть лет:
Конца молитве нет как нет.
Смерть выбивается из сил:
«Ну, как? Молитву сотворил?..»
Смекнув, что тут обойдена,
Прибегла к хитрости она:
Прикинулась больной тотчас
И у порога улеглась,
Кричит: «Ах, лекарь! Я в огне!
Лишь «Отче наш» поможет мне!»
Прочел тут врач все до конца —
А Смерть скрутила молодца
И молвила: «Попался, брат!..»
Недаром люди говорят:
От смерти не уйти. Придет
И Ганса Сакса заберет.
О Виттенбергском соловье,
чья песнь слышна теперь везде
Перевод В. Шора
Проснитесь! Утро настает!
Я слышу: соловей поет
Среди листвы в лесу зеленом;
Несется трель по горным склонам,
Звенит в долинах, ночь гоня,
И возвещает царство дня.
Заря восходит золотая,
И солнце, тучи разгоняя,
На землю шлет свои лучи.
Луна, сиявшая в ночи,
Теперь бледнеет и тускнеет
И власти больше не имеет
Над стадом жалобным овец,
Которых страшный ждал конец.
Страдает от попов народ,
Не перечесть его невзгод:
Зимой и летом гнет он спину,
Чтоб отдавать им десятину.
Коль не заплатишь — проклянут,
Изгонят, свечи вслед швырнут,
Другим чтоб было не повадно;
Трудиться разве не досадно
Крестьянину по целым дням,
Чтобы поповским холуям
Сидеть в трактирах было можно,
Кутить и пьянствовать безбожно?
Есть у попов про всех товар —
Лишь покупай и млад и стар!
Известно — каждый поп и инок
Дом божий превращает в рынок:
Дают реликвии доход,
А главное — в церквах идет
Продажа индульгенций бойко.
Вот что и есть овечья дойка!
Толпа церковников жадна:
Привыкнув грабить издавна,
Живя бессовестным обманом,
Церковник ловко лжет мирянам:
За мощи выдав зуб быка,
Он им притронется слегка
К болящему — и дань сбирает.
Мирян церковник уверяет,
Что в братства надо им вступать
И чинш исправно отдавать.
Поистине — в алчбе неистов
Любой из братии папистов;
Они из края в край пешком
Бредут — всегда с большим мешком,
В котором индульгенций ворох,
С крестом, с хоругвями, и хор их
Звучит везде: «Спасенье тут!
Чистилища же избегут
И те на небо будут взяты,
Кто по природе тороваты.
Монета звякнет — ты спасен!»
Тот, кто нанес другим урон
И приобрел добро нечестно,
Благодаря им, как известно,
Выходит из воды сухим.
Всех обирает папский Рим
С настойчивостью и упорством.
Вот что зову я шкуродерством!
Епископов я до поры
Не поминал, а их дворы
С нотариусами, с писцами,
Глумящимися над истцами,
Что правосудья ищут там,
Отнюдь не безразличны нам.
Ведь здесь супругов разлучают,
Насильно браки заключают,
На бедняков наводят страх,
Честят, разносят в пух и прах:
Ах, еретик! Ах, еретичка!
В день постный смели съесть яичко!
Немедленно их отлучить!
Не жди того, чтоб облегчить
Здесь согласились наказанье:
Напрасно издавать стенанья,
О снисхождении моля.
Охотой потравлять поля
И прочие творить бесчинства,
Всемерно поощряя свинства
Своих наемников-солдат,
Что грабят всех людей подряд,
И вкупе с челядью разбойной
Вести бесчисленные войны,
Потоки крови проливать,
Людей нещадно убивать,
Сжигать их мирные жилища
И оставлять лишь пепелища
Там, где недавно жизнь цвела —
Вот вам епископов дела!
Не значит ли то — жрать овечек?
Ягненок у волков ответчик
За ненасытный голод их;
Но часто и волков самих
Мы под овечьим зрим обличьем;
Овец так поудобней стричь им.
Но жадность волка выдает,
И всяк его опознает.
Нет хищников жадней и злее.
Теперь на очереди — змеи,
Или, иначе говоря,
Монахи. Племя их не зря
Веками кровь из нас сосало:
За деньги, яйца, свечи, сало,
За уток, кур, сыры, масла
Творили добрые дела
У нас монашеские братства —
На том и нажили богатство!
Повадки их теперь ясны:
Пустые выдумки и сны,
Нелепейшие измышленья
Нам выдают за откровенья,
А так как освятил их Рим,
Выходит — надо верить им
И не скупиться на монету!
Что в баснях этих правды нету,
А есть один обман и ложь,
Не так-то сразу и поймешь!
Вот и заводят понемножку
Тебя на скользкую дорожку.
Чтоб от Христа ушел ты прочь
В безверье иль — что то же — в ночь…
ЭРАЗМ АЛЬБЕР[154]