Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Есть в молодой моей отчизне
Былинные богатыри.
Их имена еще при жизни
Навеки входят в словари.
Есть на земле моей богатой
Невиданные города —
Неразрешимою загадкой
Они останутся всегда.
Какие грозы их взрастили
И кто им дал разбег такой?
Кто дал тебе такую славу,
Красавец гордый над Невой?
О, Ленина бессмертный город!
Суровой Балтики прибой!
Твой первый гром был залп «Авроры»,
И гром вчерашний — тоже твой.
Была в огне и в дыме осень,
Была голодная зима.
К тебе, преграды все отбросив,
Спешила Родина сама.
Мы знали: легче сдвинуть горы,
Из камня легче вырвать стон,
Чем одолеть тебя, который
Вождя величьем озарен!
Черны от злобы вражьи тучи —
Тем ближе наше торжество,
Тем громче слышатся, могучий,
Удары сердца твоего.

Снега, снега… В полях бушует вьюга —
Еще сильны законы февраля.
Но погляди: воспрянула земля
От Севера до солнечного Юга.
Огня и льда преодолев преграды,
Немецкой черной злобе вопреки,
Идут вперед железные полки,
Плывут к Днепру знамена Сталинграда.

От темных лесов Красноярского края
Спешит он, походный мешок поправляя,
Сдвинуты брови и стиснуты губы,
Упрямой походкою лесоруба
Не из лесу, кажется — из веков,
Из преданий идет Тимофей Щербаков.
Взгляд его тверд, и широк его шаг,
Парень — косая сажень в плечах.
Молод, но слава его стара,
Рожденная во времена Петра,
Добытая русскими пушкарями,
Слава, гремевшая за морями,
Доблесть, что, словно железный щит,
Сердце героя в бою хранит.

…Вот он идет с уральскою пушкой,
Располагается за опушкой,
Он начинает свой первый бой,
Первого видит врага пред собой.
Друзьям-комсомольцам он говорит:
«Будет сегодняшний день знаменит!»
Рядом наводчик выходит из строя,
Но Тимофей только ярость утроил.
Сжалось сердце, стало как камень,
Он выкатил пушку своими руками.
И немцы бежали, оторопев,
И северный ветер понес напев:
«Там, где идет Щербаков Тимофей,
Немцам вовек не собрать костей!
Пусть они знают, что гнев дровосека
Неукротим, как сибирские реки,
Пусть они помнят, каких сыновей
Рождает на свет седой Енисей!»

Танки врага к переднему краю
Рвутся, стреляя и громыхая.
Заслышав их, поднялся Тимофей
С друзьями своими, с пушкой своей.
Заминка вдруг на пути небольшая —
Дом по танкам стрелять мешает.
Здесь некогда долго решать вопрос.
Здесь выход по-русски хитер и прост:
Берет Тимофей снаряд бронебойный,
Дом насквозь пробивает спокойно.
Р-раз! — амбразура сделана чисто,
Он видит в нее наглеца-фашиста,
Немец за сталью серо-зеленой
Морщится, выбритый и холеный,
И Тимофей говорит снаряду:
«Бей, дружок, по фашистскому гаду!»
Полетел снаряд, машину поджег,
Тимофей кричит: «Молодец, дружок!»
И сосны, восторженно заскрипев,
Снова знакомый поют припев:
«Там, где идет Щербаков Тимофей,
Немцам вовек не собрать костей!»
Идет он вперед, широк его шаг,
Парень — косая сажень в плечах,
Молод, но слава его стара,
Рожденная во времена Петра,
Добытая русскими пушкарями,
Слава, гремящая за морями,
Доблесть, что, словно железный щит,
Сердце героя в бою хранит!

Хочу схватить я Землю, как арбуз,
И, раскроив продольно пополам,
Ударить полушариями, чтоб
В одну помойку ссыпался весь хлам.

Собрать бы мне на площади большой
Всех подхалимов и клеветников,
Тупым ножом отрезать языки
И бросить их голодной своре псов!

Не повторяй: «Люблю, люблю»,
Признания — пустяк,
А сердце первую любовь
Почувствует и так.

Оно почувствует само —
Ты любишь или нет.
Оно не ожидает слов,
Без слов дает ответ.

Ты даже не заметишь сам,
Опомнясь лишь потом,
Как губы сблизятся твои
С ее безмолвным ртом.

Коль полюбил — не разлюби.
Не любит — не тоскуй…
О, буря вешняя любви
И первый поцелуй!

В любви к прекрасному со мной,
Не знаю, кто сравним.
В стремленьи к радости земной
Я был непобедим.

Я был земле своей родным,
Лесам и водам — брат…
Теперь желанием одним
В бою мой ум объят.

Врага сжигающим, святым
Огнем я стать бы рад,
Как песня — смелым и простым,
Не знающим преград!

По деревне вашей пыльной
Нам пришлось на фронт идти.
А джигитов очень сильно
Жажда мучает в пути.

Ты, как водится, водицу
Подала мне сквозь забор,
Я же, прежде чем напиться,
На тебя взглянул в упор.

Ты зачем, смутившись вроде,
Отвела глаза в тот миг?
Правда ли, что в переводе
На девичий ваш язык

Это значит: «Нету мочи
На тебя смотреть тайком.
Если смеешь, если хочешь,
Властвуй в сердце ты моем».

Качаемый яростно бурей, разбит
Корабль на морском берегу,
А я — часовой — на прибрежной скале
Богатства страны стерегу.

И море, что бешено бьется у ног,
И туч грозовую гряду,
Большие дома средь туманных низин
В огромном цветущем саду.

Дорогу, что, сталью сверкая, ушла
Сквозь горы в бескрайнюю даль,
Свободу людских благородных сердец
И песен восторг и печаль.

Всё то, что мы с детства привыкли любить,
Крик птицы и шелест листвы,—
Враг дерзостно ныне грозится отнять…
Не склоним пред ним головы!

Я должен стоять на вершине крутой
И на море зорко глядеть,
Следя, как огромную гонит волну
Ветров бесноватая плеть.

И вот неожиданно горный орел,
Который над тучей летел,
Раскинув над миром два мощных крыла,
На камне у берега сел.

Он взором властителя смотрит вокруг,
Спокоен, бесстрашен и сед,
И виден в суровых орлиных очах
Сверкающей молнии след.

Орел и стихия! Взлетают, шипя,
На скалы волна за волной.
Как грозно моя закипевшая кровь
Клокочет в груди молодой!

И вдруг задрожала скала, чтоб меня,
Подбросив, взметнуть к облакам.
Кипит моя кровь, и хочу я парить
Над тучей, подобно орлам.

От вас я не скрою заветной мечты,
Родившейся в буре войны:
Я верю, что молнию руки мои
Схватить дерзновенно должны.

Тогда бы взмахнул я двуострым клинком,
Себя не жалея в борьбе.
Страна, я под знаменем вырос твоим,
Навеки я верен тебе.

Ведь клятвенно Родине я обещал
Просторы ее охранять,
Чтоб вражий не смел ни один самолет
Над нашей отчизной летать.