Юрий Маслов - Военные приключения. Выпуск 3
— Я солдат. — И добавил высокопарно: — Великая борьба заставляет забыть интеллигентские кодексы чести.
— И тогда не было у тебя чести, значит, и сейчас…
Пленный смотрел на меня холодным, оценивающим взглядом.
— Ты будешь мне помогать, — сказал он, — мы будем вместе уходить.
Я даже сразу не нашелся, что ответить на это наглое предложение.
— Скоро тут будет ад, — продолжал Эрик спокойно, — сначала пушки, много пушек. Потом большая атака. Аллес капут. Тебе я гарантирую жизнь.
— Ты что? Мне? Плен?!
— Не плен, — возразил Эрик. — Просто хочу показать, что я помню старую дружбу. Ты ведь не русский. Ты будешь работать на великую Германию.
— Верно, я армянин, но…
— Армения — страна древней культуры, — перебил меня Эрик. — Русские — свиньи. Они не боятся умирать. Ты цивилизованный человек. Германии нужны образованные люди из местных племен.
— Когда атака?
— Надо спешить, — засмеялся Эрик, обретая уверенность, — завтра утром. Солнце нового дня осветит немецкое знамя на новых вершинах Кавказа.
Я молча потянулся к пистолету.
— Да, да, — закивал Эрик, — ты прав, свидетелей не надо.
— Ах ты, мразь! — задохнулся я ненавистью, схватил его за грудки. — Ах ты!..
Немец освободил руки, умелым, профессиональным ударом оглушил меня и ужом скользнул к выходу. Не знаю, откуда взялись силы, я намертво вцепился в Эрика. Так мы оба и вывалились наружу, в снег. Это была борьба обессиленного от голода и холода человека со здоровым и сильным противником. Странно замедленная, но от этого не менее жестокая…
Когда Гурам с автоматом выскочил из хижины, все было кончено. Я медленно поднялся. На душе было скверно. Прежде, когда стрелял из окопа, я не видел врага в лицо, не знал его. Он был просто враг, фашист, пришедший с огнем и мечом на мою землю. А с этим человеком я когда-то сидел за общим столом, пил вино. Вместе свежевал барашка и поворачивал над угольями шампуры с шашлыком. Он был у меня в горах. Значит, был мой гость! Стал мой враг. В моем доме…
Товарищам я сказал:
— Завтра они наступают. Сначала будет артналет, потом атака. — Я глянул на часы. — Уже сегодня.
Они молчали. Тогда я спросил:
— Среди вас есть коммунисты?
Ашот сделал шаг вперед:
— Я… с двадцать второго года…
— Все мы здесь коммунисты, — сказала Нюся и встала рядом с ним.
Вслед за нею шагнули и Гурам, и юный Левон.
— Хорошо… их нужно опередить. Пусть они сначала нарвутся на нас. Примем бой.
— Патронов маловато, — сказал Гурам.
— Десятка по четыре на нос наберется, — возразил Ашот, — еще гранаты.
— Вот что, Нюся, теперь пойдешь одна, — сказал я. — Предупредишь Гаевого — и вниз. Без подмоги ему не продержаться.
— Никуда я вас не брошу…
— Это приказ, Нюся. Санинструктор Чечеткина! Повторить боевое задание!
— Ну, до наших добраться…
— Без «ну», ты же военный человек…
— Я и стреляю не хуже вас, пусть Левка скажет…
— Ради нас ты пойдешь. Одна.
Нюся посмотрела на Левона. Сказала с какой-то ворчливой нежностью:
— Ты без меня тут не суйся куда не надо. А я скоренько…
Мы сидели над картой тесным кружком, плечо к плечу.
— Здесь оставаться нельзя, сразу накроют, — сказал я.
— А если вот на эту горку взобраться? — предложил Гурам. — Очень даже удобно. Они обязательно мимо пойдут. А мы их сверху, как Ашот тогда.
— Одиночными будем стрелять, — деловито сказал Ашот.
Серый зимний рассвет застал нас на вершине горы, нависшей над узким проходом, который немцам не миновать на пути к нашей заставе. Гурам выкладывал рядочком под правую руку гранаты. Левон и Ашот прилаживали между камнями автоматы. Молодцы. Решили стрелять с упора. Наверняка. Я прикидывал: нашей горсточке нужно продержаться часа два, не меньше…
— Черт, ногу сбил, теперь когда заживет, — проворчал Гурам.
— Внимание, — негромко сказал я, взглянув на часы, и добавил, помня о немецкой пунктуальности, — кажется, сейчас начнут.
И в тот же миг горы наполнились грохотом. Разрывы вздымались там, где была застава Гаевого.
Нюся должна была уже пройти слой облаков и спускаться по течению горной речушки к базе полка. Если дошла до заставы, если не провалилась по пути в предательски запрятавшуюся под слоем снега трещину…
Пушки замолкли так же внезапно. Видимо, немцы решили, что трех десятков фугасок достаточно, чтобы разнести в пух и прах заставу, известную им до последнего поворота траншеи. В наступившей тишине далеко раздались гортанные слова команд. И вскоре несколько фигур в маскхалатах выросло будто из снега. Спокойно, во весь рост, двинулись они по узкому проходу, не замечая нас.
Напряженно застыл с зажатой в руке гранатой Гурам. Приготовились мои считанные автоматчики.
— Рано… еще рано, — повторял я. — А теперь — огонь!
Немцы не сразу сообразили, откуда настигают их пули. Залегли, постарались слиться со снегом.
— Ура, наша взяла! — не выдержал, закричал Левон.
Он лишь немного, совсем немного приподнялся над только что сложенным бруствером и тут же стал медленно оседать, схватившись рукой за грудь. У него еще хватило сил вытащить сестрин платочек. Он с недоумением смотрел, как темнеет ткань, набухает кровью, его кровью.
— Не говорите им, — с трудом шептал Левон. — Ануш… Нюся… Аннушка…
Наверное, в этот предсмертный миг образы двух таких разных, непохожих девушек — сестры и любимой — слились в его душе воедино, в образ великой женской любви, преданности, верности.
Немцы тем временем очухались от неожиданности, стали медленно подбираться к подошве горки, на которой мы закрепились.
— Слушай мою команду, — закричал я, — батальон, к бою! Огонь!
Снова застучали выстрелы. И вдруг смолкли. Ашот отложил автомат, вытер пот со лба.
— Все, у меня патроны кончились. Да и камешек здесь не раскачаешь, не хватит на них на всех камешка.
Немцы не стреляли. Я понимал, что там у них сейчас происходит. Какая-то группа, вбивая в щели крючья, медленно поднимается вверх, все ближе и ближе к нам, надеясь взять нас легко и просто. Они не вызывали огонь орудий. Можно было израсходовать сотню снарядов, прежде чем хоть один угодит точно в наш пятачок. А может быть, просто боялись своих же снарядов. Так легко вызвать обвал, который их в первую очередь погребет под грудой камней и снега.
В это мгновение у меня созрело решение. Шансов на то, что все выйдет именно так, как я мечтал, было мало. Как говорится, пан или пропал…
— Скалу, скалу подорвать надо. Завалить проход…
А немцы подбирались все выше. Я явственно слышал стук их альпенштоков о скалы. Но они пока были недосягаемы для нас.
— Эх, кто нам хачкар поставит, — вздохнул Ашот, глядя, как Гурам деловито загоняет одну за другой гранаты — весь наш запас — в узкую щель между острым выступом скалы и монолитом горы.
— Горы будут нам хачкаром, — сказал я, обнимая Ашота.
Гурам попробовал, прочно ли сели в щель гранаты. Потом продернул сквозь кольца остатки веревки, отполз к нам. И веревка тянулась за ним, как бикфордов шнур. Но прежде чем дернуть за этот шнур, прежде чем раздастся взрыв, который и нас, возможно, ударной волной сметет с пятачка, Гурам вынул из застывших ладоней Левона пропитанный кровью платочек. Он привязал платочек к дулу ставшего бесполезным автомата, всадил с силой приклад между камнями, и над вершиной затрепетал алый флаг.
Мы бросились в снег, и Гурам рванул на себя конец веревки.
…Торопливо, расцарапывая руки в кровь, Нюся карабкалась вверх по крутому склону. Лишь изредка оглядывалась она на автоматчиков, обещала:
— Скоро, теперь уже скоро… рядом совсем.
И бойцы уже слышали редкую перестрелку и наступившую вдруг тишину. И услышали они потрясший воздух одновременный взрыв двух десятков гранат, которым и танк даже перевернуть можно. Они увидели, как сдвинулась, поползла вниз по склону снежная шапка с нарастающим гулом и грохотом.
Она подняла голову и увидела там, наверху, на безлюдной вершине в солнечных лучах красное пятнышко. Она смотрела на этот флажок, не замечая, что отряд автоматчиков обгонял ее. Где-то впереди уже завязалась рукопашная схватка…
Мы не слышали звуков боя…
Виктор Пшеничников
ШПИОН УМИРАЕТ ДВАЖДЫ
Приключенческий рассказ
Море дыбилось, плотик на волне вставал едва ли не вертикально, и вся жизнь летела под рев шторма к черту на рога, в преисподнюю, а Рыжий, облапив пистолет обеими руками, выцеливал жертву, метя ей непременно в голову.
— Эй, не дури… Слышишь?
Их разделяло всего лишь пять небольших шагов — ровно столько, сколько насчитывалось от одного резинового надувного борта рыбацкого плота до другого, и ступить дальше, а уж тем более укрыться, было некуда и негде. Вокруг, застилая горизонт, вскипали, ходили ходуном высокие злые волны — непроглядные, как сама судьба.
