Владимир Фомичев - 12 месяцев (сборник)
По её взгляду, как по лучу, она передала человеку всю свою силу, энергию, а также силу, энергию рода и человек это чувствовал и становился сильнее, решительнее. Он не был одинок. Племя было с ним. Было начало зимы, медведю пора ложиться в спячку и, вот теперь, у него, наконец, появилась эта возможность – он нашёл пещеру под берлогу. Предупреждающие крики и угрожающее размахивание, и прыжки двуногого, небольшого по сравнению с ним существа, его мало беспокоили – разве только появилась ещё возможность поужинать. От первого удара дубины медведь отмахнулся, как от мухи, но дубина, скользнув по огромной лапе (из тысячи один шанс) случайно задела кончик медвежьего носа. Это был болевой шок. Медведь, сев на задние лапы, передними, как бы умываясь, стал тереть ушибленное место, урча и кряхтя от боли.
Второй удар был также силён, как и меток. Опыт рода направлял дубинку и она своим толстым с бугорками концом точно пришлась между глаз медведя – в переносицу. Этот удар был смертельный. Медведь без звука, будто ныряя вперёд – упал, и его огромная голова вытянулась вперёд по площадке. Не нужный, третий удар был нанесён уже в азарте. Не переводя дух, не останавливаясь, человек притащил остро заточенные камни, снял шкуру и молниеносно разделал тушу, затем куски её перетаскал в узкую, глубокую пещеру, где стоял ледяной холод и завалил её вход тяжёлыми камнями. Женщина, между тем, нажарила целую гору свежего мяса и теперь, не стесняясь, много, с неистребимым аппетитом, ела вместе с хозяином. Вдруг, она перестала есть и быстро отошла от костра. Она, как от удара, внезапно перегнулась, плечи её содрогались.
Её рвало тяжело и долго. Наконец, она распрямилась и виновато улыбнулась, посмотрела на хозяина, так могут смотреть только женщины, которые почувствуют в себе зарождение новой жизни и он это понял. Он встал и вышел. Солнце, сделав пологую дугу над горизонтом, стало густо-малиновым. Человек, набрав полную грудь с окрепшим морозом воздуха, закричал. Когда воздух в лёгких кончался, он снова набирал его и кричал, кричал… Но это был не крик зверя и даже не крик: человек – пел! Ниточка жизни рода не оборвалась! Род человека жил! В его пении слышалось ликование его племени.
Конец.
