Мадина Хуршилова - Стихотворения
Но шабаш не день – лишь ночь,
Она возвратилась в свой дом, во мрак,
Он – с ветром умчался прочь.
И что осталось? Лишь пара строк,
И никто им помочь не смог.
* * *
Если б сломанные крылья
Не болели,
Как узнать, что крылья были
В самом деле?
В самом деле?
И в тебе душа поэта,
Мой крылатый,
Но за это, но за это
Есть расплата:
Слабы руки у крылатых,
Сила – в крыльях,
А в руке любое злато
Станет пылью.
* * *
Он пришел, как знак
Нам или не нам,
Словно черный маг
В православный храм.
От святых икон
Не отводит взгляд,
А со всех сторон
На него глядят
Мертвые глаза,
Будто в горло нож,
Свечи, образа,
А по телу дрожь,
Колокольный звон,,,
В нем такая власть!
И не знает он -
На колени ль пасть
И себя спасти
От огня страстей,
Или вознести
Средь свечных огней
Грешные мольбы,
Древние слова…
Где-то – звук трубы,
Где-то – синева,
И обитель сна,
И холодный Лимб…
А над ним – луна,
Как кровавый нимб.
* * *
Объясните одну мне примету из многих примет,
Отчего так горяч ветер, дующий в южную сторону,
Отчего на вопрос “кто со мной” получила в ответ
Лишь перо в поднебесье парящего черного ворона.
И упало перо, и к моим опустилось ногам,
И казалось оно тайным знаком – напрасно, наверное,
Как напрасна ночная тоска по иным берегам
И безглазая глупая вера в ученье неверное.
Молчаливая птица давно растворилась вдали,
Я кричала “постой!” только разве удержишь свободную.
Но сумела помочь она взгляд оторвать от земли
И увидеть звезду – золотую звезду путеводную.
Разговор с ночью
Струны лунной арфы натянулись…
Не жалей меня, не плачь, стоокая,
Ведь давно не одинока я,
Отчего тебе мои друзья
Не понравились, не приглянулись?
С вечной неразлучною гитарой,
Чем же этот плох? Игрок, поэт,
Лихо брал на абордаж корвет,
И под чей-то свист, под лунный свет
Вздернут был потом на рее старой.
Иль другой – подобного героя
Не сыскать. Его отметил рок,
Неулыбчив взгляд, в крови клинок,
И печален, хоть порой жесток -
Тот, кто видел, как горела Троя.
Или тот, кто дерзко жил, играя,
Мой беспечный, мой названный брат,
Что каких-то пару лет назад
На машине врезался в закат
И, смеясь, промчался мимо рая.
Но, качая черной головою,
Уронила ночь слезу-звезду
И сказала: "Ты живешь в аду,
Если мертвых лишь в своем саду
Собираешь на свою беду…
Им ли быть с тобой, с тобой – живою?
Только это все слова, слова,
Ведь для века, скажем, двадцать два,
Даже я давным-давно мертва.
Из прошлой жизни
Ты пришла, но тебя я не сразу узнала,
Мы похожи с тобой, как зарница и ночь.
Если прошлое в прошлом – начнем все сначала,
Светлый эльф-полукровка, моя ли ты дочь?
Вот ключи от судьбы, что твои изначально,
Забирай – будешь ими сердца открывать,
Эту силу волшебной колоды гадальной
Не дано было прочим понять и познать.
Но ненужной безделкою карты упали,
Пролежав лишь мгновение в бледной руке…
Я смотрела, как быстро следы исчезали
На холодном и твердом приморском песке.
И волна на алмазные брызги разбилась,
Но за шумом прибоя я слышала вновь,
Как в тебе обезумевше-яростно билась
Голубая – дурная – эльфийская кровь.
* * *
Он считал, что окно – это дверь,
Он решил, что дорога – это солнечный луч,
Он ушел по лучу, и теперь
Его призрачный след затерялся между туч.
Он умел лучше всех обогреть,
Не жалей для костра со стихами листы,
Да и сам не боялся гореть
И, наверно, нечаянно сжег все мосты.
Пляшут искры в капле воды,
Как в глазах его, только о нем не грусти,
Ведь поднявшийся выше путеводной звезды
Не вернется и дальше не сможет идти.
ШЕСТЬ ПОРТРЕТОВ
1
Здесь явью стало сновиденье,
Одной подвластное мечте,
Здесь остановлено мгновенье
Волшебной кистью на холсте.
Зеленый луг и вечер летний,
На облаках горит закат,
И нежно гладит луч последний
Кудрей змеящихся каскад.
Улыбка – нет, лишь тень улыбки,
Изящных пальцев белизна…
И здесь не может быть ошибки -
Да, это, как всегда, она.
Вот-вот – и небо станет черным,
И алый догорит пожар,
А рядом с ней лежит покорно
Пятнистый сильный ягуар.
Художник, что это – причуда?
Опасный хищник… Для чего?
Молчит, но страстно жаждут чуда
Глаза зеленые его.
2
Лжец и игрок с белозубой улыбкой,
Шпагу свою называвший сестрой,
Был ты для многих бедой и ошибкой,
Вечный разбойник – и вечный герой.
Кубок тяжелый – в нем топишь заботы,
Теплятся свечи в каменьях колец…
Имя забыто, но знаю я, кто ты -
Завоеватель, губитель сердец.
Чем ты так дорог им? Смуглостью этой,
Или бесовскою зеленью глаз,
Или беспечной душою поэта,
Что будет петь даже в смертный свой час?…
Время летит за игрой и пирами,
Звезды поманят – пускаешься в путь…
Знаю, как страшно тебе вечерами
В мутную бездну зеркал заглянуть.
3
Держит тонкий меч И не превозмочь
Нежная рука, Ее темных чар.
И струятся с плеч
Алые шелка.
Тает на огне
Черный воск свечей,
Море при луне -
Мрак ее очей.
Взгляд ее – кинжал,
Дерзкий губ изгиб
Вспомнил – задрожал,
А взглянул – погиб.
Королева-ночь,
Сумрачный пожар,
Ведь она дурман,
Ведь она как смерч,
Греза дальних стран,
А для юных – смерть.
Что ей смертный грех,
Улыбнется – "пусть"…
Но давно от всех
Затаила грусть
Из последних сил
Верит – скажет Он:
"Тот, кто так любил,
Будет тот прощен".
4
В глазах его ясных – холодная просинь,
Пейзаж за спиною – багряная осень.
Серьезен и сдержан, и будто спокоен,
Не сын он, не брат, не любимый, а Воин.
Такие не знают сомнений и страха,
Таким от рожденья обещана плаха,
Закутанный пламенем – алым плащом -
Склонялся на плаху – и был палачом.
Он божий избранник – и проклятый богом,
Судья, осужденный, орудие рока,
Все – с именем бога, во имя любви,
А ночи бессонны и руки в крови.
Всегда и повсюду – за правое дело,
А мир его странен – лишь черное с белым,
По разные стороны зло и добро,
И тускло горит на клинке серебро.
Но есть еще красный – цвет огненной страсти,
Над нею ни смертный, ни вечный не властен,
Он тоже изведает ласковый плен
И тоже склонится у чьих-то колен.
5
Бежит за волной изумрудной волна,
И ветру ли, солнцу ли рада,
Вся в кружеве пены, свободна, стройна,
Смеется почти что наяда.
Давно ведь знакомы мне эти черты,
Но все же так дивно, так странно
Узнать в них изменчивый лик
Красоты – Веселую дочь океана.
И мастера тайна заветная мне
Сегодня открылась случайно,
Как слово, внушенное кем-то во сне,
Простая, но вечная тайна.
Что кисти, что краски – уж ты мне поверь,
Не очень-то важно все это:
Не кистью, а сердцем, я знаю теперь,
Рисуют такие портреты.
6
Византийские строгие очи улыбки не знают,
Он молчит, лишь углы тонких губ приподняты слегка,
И рассеянно длинные пальцы страницы листают,
И как будто бы светится бледная эта рука.
Что он видит,свой пристальный взор устремив в бесконечность,
И какую отраду он в скорбном молчанье открыл?
За спиной его тень и небес серебристая млечность,
И не плащ, а тяжелое бремя изломанных крыл.
Крылья чистые, белые стали от пыли темнее,
И ясней на челе его скорби вселенской печать,
В небесах было просто, а здесь же крылатым сложнее…
В падшем ангеле ангела светлого трудно узнать.
