Николь Воскресная - Никтофобия
Офелия
Во мне умерла актриса,
Третья за эту зиму.
Душа как в петле повисла,
И я вместе с ней застыну.
Не любишь – не надо, плевать,
Устала жизнь симулировать.
Мне б тебя никогда не знать,
Мне б тебя не дегустировать.
Я бездарно играю роль,
Ты меня до конца не придумал.
Умирай, как в спектакле король,
А я буду твоя безумная…
Посвящение
Посвящение – имитация смертельных ударов,
Шрамы на ауре от металла трепещут.
Дикие яблоки цвета пожаров
Потеряли вкус.
Воспоминания не заполняют утрат и трещин.
Научи меня быть не смиренной, безжалостной,
И сиять, как тысяча солнц, обжигать, не сгорая,
Принимай все грехи за шалости!
За осечки – выстрелы, пусть подумают: это
святая
Ложь, искусней которой нет,
И петля, что вот-вот затянется,
И тогда – озаряющий свет,
Только он навсегда пусть останется…
«Золотая мечта выбиться в мрази…»
Золотая мечта выбиться в мрази,
Город чёрен, как нефть с блёстками.
Золотая звезда в экстазе,
Жизнь – инфекция, выбеливающая кости.
А победа – только половина беды,
Никогда не знаешь, как будут горьки плоды,
Даже если руки как снег белы,
Не узнаешь, сколько с тех пор воды.
И поверь, это только твой праздник,
Как свеча, сгорая, плавится воском,
Благоденствие и безобразие,
Причина и следствие духовного роста.
«Переселение душ…»
Переселение душ,
Переселение туш,
Ритуал посвящения в жители.
Избегай, опасайся: твой куш
Суеты и славы обители.
Колокольчиком надоедливо
Солнце вызвонит новый рассвет,
И опять по слогам и въедливо
Ты разучишь нужный ответ.
И заученных наспех ролей
Не изменит бог-режиссёр.
Счастье тихих тусклых огней,
Что не знала ты до сих пор…
Шипы
Стреляй в голову,
Разбей лампочку,
Погаси свет.
Передай своему богу привет,
Горите в аду…
Но ада нет, и рая нет.
А память – брешь в стене,
Просвет.
И колючая проволока шиповника
Пробивается сквозь дым, грязь и бред.
«Грязно-серый город, забудь меня…»
Грязно-серый город, забудь меня,
Из виду потеряй.
Я теперь не твоя,
Полпути по дороге в рай.
Только кончики пальцев на холод болят;
Тихо саднит душа, повторяй,
Повторяй меня, запоминай, узнавай наугад
И все правила нарушай,
Все подряд…
«Никому не нужные воспоминания…»
Никому не нужные воспоминания,
Бумажные крылья души.
Сбывается каждое предсказание,
То, для чего жил.
Не молись, он от просьб оглох,
От лжи устал,
Единокровный с тобой, полноводный бог
Ключи и пароли давно потерял.
Но послушай, как ты звучишь,
Вой утробный жуток, а пепел
С неба снегом падает вниз.
И пахнет им и дымом от перьев.
«Не погуби меня, черноглазая страсть…»
Не погуби меня, черноглазая страсть,
Яркого солнца любви мне не вынести,
С первым лучом я хочу пропасть,
В крови заката отравные примеси.
Первый вздох пусть тебя подожжёт,
Кровь лепестков – за всё расплата.
А потускневшее зеркало лжёт,
Всё остаётся, как было когда-то.
Рыба гниёт с головы, но душа
Треснет ровно посередине.
Медленно краской сползает, свершась,
То, чего не было и в помине.
«Из числа больных и убогих…»
Из числа больных и убогих
Эта птица – самая белая.
Провидение раньше дороги,
Расцветая в холод, засохнет верба.
И желания мимолётны и многочисленны,
В этой мгле суждено им теряться,
Пока мы к святым не причислены,
Пока нам есть чего бояться.
Три часа до полнолуния,
Сотни дней, что не зря прожиты,
Процветающее безумие
Всех стихов, что ещё не сложены.
«Тёмно-синих ягод, чей сок ядовит…»
Тёмно-синих ягод, чей сок ядовит,
Я тебе принесу в кармане
Из чужой белоснежной дали,
Где живут все мои печали.
Дело в музыке или в чём-то ещё,
Откровением сон не будет.
Улыбается тот, кто обречён
Стать сильнее, чем думают люди.
А железные розы цветут
Ещё ярче, чем алые раны,
Пей же горький отвар и пусть отцветут
Твои самые свежие шрамы…
«Песня для игрушечных птиц…»
Песня для игрушечных птиц,
Заводной ключик в спине,
Стрелы чёрных ресниц
Сердце пронзили мне.
Холод в земле созреет
Горьким, но светлым зерном,
Эта зима все сумеет,
Сделает кровь вином.
Щупальца чувства найдут,
Слабость в глухой стене,
Сорной травой прорастут,
Памятью о весне…
«Пустые руки – это больно…»
Пустые руки – это больно,
По тормозам – и не дышать.
Уже растрачена обойма,
И белый флаг – моя душа.
Корона-солнце потускнела,
Чернильным ядом обожгло,
И остаётся только тело,
И всё уже предрешено.
Пустеет голова, и страшно,
Когда ни боли, ни стыда,
И то, что было очень важно,
Не оставляет и следа.
«Стрелам не долететь…»
Стрелам не долететь,
Нет против меня огня.
Тот, кто посмел сгореть, —
Бог ему только судья.
Цепкие линии рук
Ловят добычу-туман.
Выйди и разорви этот круг,
Если душою пьян.
Снежный пепел в лицо,
Дым от сгоревшей зимы.
Пламенем жжёт кольцо,
Этим ли венчаны мы?
«Не найти такой бледности красок…»
Не найти такой бледности красок,
Чтобы чернь темноты передать.
Мне не хватит ни лиц, ни масок,
Я ворую твои слова
Для своих бесконечных сказок,
Этот город блестит, как слюда.
Пепел чёрен, но сильные чувства
Неестественны и пусты,
А всего моего искусства
Не хватает для простоты.
Этой осенью слишком грустно,
И зимой опустеют холсты.
Знаешь, только смертельная рана
Подчеркнёт остроту клинка,
И душа где-то тянет справа,
И бессмертна, и так легка.
«Синие сумерки, лёд на реке…»
Синие сумерки, лёд на реке,
Ощущение времени то медленнее, то
быстрей,
Память – путешествие налегке,
Луна – белый жук-скарабей.
Вода времени – вспять из пустого,
Когда звезда станет песком,
Огонь всё ярче, и я готова,
Давно готова стать мотыльком…
Лёд скорлупою однажды треснет,
Под тонкой кожей – вен синева,
Расправит крылья тот, кто воскреснет,
Переродится ещё до утра…
«Вечные сумерки чёрных очков…»
Вечные сумерки чёрных очков
Взгляда пожар не скроют.
Не освободит от оков
Быть кем угодно, но не собою.
Знаешь, рисуй не рисуй звезду на полу,
Только душа пуста,
Демоны все по сторону эту и ту
Не пожелают тебя.
Дальше морей беги не беги —
Вечно с собою несёшь
Стрелы своей тоски,
Кровной печали нож.
«В снегопад выла волчицей…»
В снегопад выла волчицей,
Красная точка – сердце —
То мигает, то гаснет, то искрится.
Мне никуда не деться.
Все эти чувства смертельно опасны,
И писем себе не напишешь,
Не утонуть в этом красном,
Алом и цвете вишни.
Пусть выцветает по капле
Каждое воспоминанье,
Месяца серп, наточенный к жатве,
Режет колосья страданий.
«Легко тревожиться о напрасном…»
Легко тревожиться о напрасном,
О неизбежном – страшней всего.
Легко заботиться о прекрасном,
Лелеять уродливое – привычно, и всё.
И чем ты гуще наносишь краски,
Тем веселее стирать лицо.
Когда откалывается краешек маски,
Хрустальный глаз глядит из него.
Они обходят тебя с опаской
И чуют трепет и волшебство.
«Ни намёка, ни тени, ни звука…»
Ни намёка, ни тени, ни звука.
Искушению стоит поддаться,
И тебя одолеет скука,
Мои черти умеют нежно кусаться.
Но уже не умеют надеяться,
И душа хромает на обе ноги,
Ей как прежде больше не верится,
И от цепкого взгляда тошнит.
Снежной солью разъело раны,
Только перья клинками блестят.
Мои черти ставят капканы,
Но тебя уже не хотят…
«Рождественский ангел остался без глаза…»