Герман Мелвилл - Стихотворения и поэмы

Пишу размеренным стихом,
Не слишком расторопным.
Пусть говорит он о войне,
Отбросившей всю мишуру,
И не звучит
Кимвалом допотопным.

Ура победе без речей
И без эффектов шумовых.
Теперь зависит ход войны
От мощных мускулов машин.
Она в руках
Ремесел и мастеровых.

Да, эта битва поважней
Всех героических историй.
Бесстрашный бой, где все решит
Работа рычагов, осей,
Гребных винтов
И правильный расчет калорий.

Исход борьбы известен всем.
Доныне эхо в мире есть
От гула листовой брони.
Под грохот схватки кузнецов
До нас дошла
От Парок роковая весть.

Война придет еще не раз,
Но изменился облик драмы.
Война придет, но воин стал
Рабочим. Пышный блеск войны
Ушел навек.
Под галунами скрыты шрамы.

Мирно ласточки летят,
Словно из былого,
Над могилами солдат
Во поле в Шайло.
Ночью здесь с небес лило,
День и день творилось зло,
За два дня в апреле
Нивы заалели
Вкруг села Шайло.
Церкви тамошней стена
Чуть не рухнула: она
Приняла молитвы
Жертв кровавой битвы.
Грозно встали рать на рать —
И стоят, ни шагу вспять,
Не желая изменять
Доблести былого…
Вот и ласточки опять
Во поле в Шайло.

Здесь вязы старые стоят
И листьями шуршат.
Вы помните, как был отряд
Мак-Клеллана зажат?
В лесу лежали трупы тех,
Кто не ушел назад, —
Упавшие с рукой, на Юг
Простертой в миг последних мук…
И кипарисов скорбный круг
Оплакивает всех.

Манили Ричмонда огни —
Недалеко они:
Вдоль окровавленной стерни
Хоть руку протяни.
Семь Дней мы бились, семь Ночей —
И это были дни
Отваги, страсти и тщеты,
Как призрак, стали я и ты, —
И зрели вязы с высоты
И жертв, и палачей.

Весь в потускневших звездах стяг —
Вокруг огонь и мрак —
Не мог сорвать, не мог никак
Победоносный враг.
Мы набирались новых сил
Бог знает где и как,
Мы ждали: будет перелом
И в контратаку мы пойдем —
Но знает здешний бурелом,
Что он не наступил…

— Мы старые вязы.
Мы смерти упорней.
Стань мир еще вздорней —
Не высохнут ко р ни
И листья весною распустятся сразу.

Как Тьюксбери, как Барнет-Хит,
И эта битва в свой черед
Уйдет в таблицы смутных дат,
В преданья перейдет.
Друида сном в тени дерев
Уже нам предстает она,
И давешний туманит бой
Забвенья пелена.
О Юг и Север! в вас взыграла
Кровь Розы Белой, Розы Алой.

Ланкастеров и Йорков Спор
Борьбой за Правду назван был;
Страсть, презирая боль и смерть,
Вдыхала в распрю честный пыл.
Монах войска благословлял.
Но крест на золоте знамен
Братоубийственных клинков
Скрещеньем осквернен.
Вошло ли в Юг и Север жало
Лжи Розы Белой, Розы Алой?

И в роще кедров Роузкранц,
И Брекенридж, что окружен
Тьмой кипарисов — их удел
Туман времен.
Перед атакою войска
Притихли в сумерках лесных,
Предчувствуя ту тишину,
Что ожидает их.
Вам, Юг и Север, встать в анналы
Близ Розы Белой, Розы Алой.

Но там, где яростный клинок
Повернут в ране, где страна
Мечом безжалостной Вражды
Озарена,
Где вера и закон молчат,
Где, лютой яростью вскипев,
Кровь горяча и ум горяч, —
Смирят ли Юг и Север гнев,
Чтоб мир вернуть земле усталой,
Вслед Розе Белой, Розе Алой?

Вера крепка, и крепка рука,
В бою безоглядно лют —
Стоунвол!
Но Злу служил его ратный труд,
И мы не о нем в строю пропоем —
Потомки его помянут.

Мертвец, ведь то, чем он жил, — мертво,
Не мог быть иным итог,
Стоунвол!
Свой путь он избрал и свернуть не мог:
В геенне войны так Делу верны
Джон Браун, штык и клинок.

Пусть он безжалостно нас крушил,
Наш суд не будет крутым,
Стоунвол!
Развеется слава его, как дым,
Ведь Злу не дано воздвигнуться, но
Храбреца мы скорбью почтим.

Серебром был подкован
Генеральский конь.
Был скакун первоклассный —
Заводила погонь.
Гром донесся ужасный:
Конь! скорее в огонь!
Живо — или пропали!
Там на наших напали!
Наши лучшие пали!
И помчал — только тронь!

Попона из горностая —
Больно битва грязна.
Белый — в красное пламя.
Больно жаль скакуна.
Разглядели в бинокли:
Вот он мчит, сатана!
В панике побежали.
Наши на них нажали.
Из-под копыт сверкали
Искры — в бой, старина!

На загнанную лошадь
Пули не пожалей.
Из-за ее проворства
Местность еще алей.
Филип Шеридан — наездник
Почище иных королей.
Раз — и победа наша.
И — кровавая каша.
Выпил полную чашу
Враг среди тополей.

В саване соболином
Лошадь похорони.
Видишь: вокруг лавиной
Трупов лежат они.
Рубка! какая рубка!
Ведомо искони:
Победителя славим,
Побежденного травим,
А погибших — избавим
От мышиной возни.

Изорван стяг, и прорван мрак —
Идет отряд солдат.
Не может медь не пламенеть
Мечей и тяжких лат.

Идет в молчанье легион,
А вождь их — где же он?
Но как в бою, идут в строю,
Порядок сохранен.

Их вождь (история гласит)
В сражении убит,
Но дух его ведет войска,
Не унывать велит!

Сна нет нигде. Нависла духота —
Гнетущая, как мука раздраженья,
Что в джунглях тигров охренных томит,
Кровь хищную алчбою распаляя.
Пространство крыш огромно и пустынно,
Как Ливия. Безмолвие кругом.
Но там, вдали, неясный ропот слышен —
Разгул кощунственного Мятежа.
Там, где пылает Сириус зловещий,
Поджог взметнулся пламенем багровым;
В потемках крысы ринулись на Город
Со складов, с кораблей… Как сон, исчезли
Законы и святыни, что недавно
Сердцам внушали трепет и покорность
И своеволью ставили предел.
Во тьму столетий человек отброшен…
Привет тебе, глухое рокотанье
И мерный шаг, что сотрясает стены!
Явился мудрый Дракон с канонадой —
Пусть поздно, но явился, утвердив
Кальвина кредо и монархов славных
Безоговорочную тиранию…
И Город воскрешенный благодарен,
Не замечая темного пятна
На догмате республиканской веры
В природное людское совершенство
И римский сан, не терпящий кнута.