Джеймс Джойс - Стихотворения
XV
Очнись от грез, душа моя,
Стряхни дремоту и воспрянь
От снов любви и забытья
В рассветную, лесную рань.
Восхода теплые огни
Рассеяли туман седой:
Взгляни, как зыблются они
На паутине золотой.
Все сокровенней и нежней
Звенят бубенчики весны,
И голоса лукавых фей
(Неисчислимые!) слышны.
XVI
О cool is the valley now
And there, love, will we go
For many a choir is singing now
Where Love did sometime go.
And hear you not the thrushes calling,
Calling us away?
О cool and pleasant is the valley
And there, love, will we stay.
XVI
В долине той сейчас прохлада…
Любимая, уйдем
Туда, где ждать любви не надо,
Где будем мы вдвоем.
Ты слышишь? все дрозды в округе
Поют о ней —
О той стране, где нет разлуки…
Уйдем скорей!
XVII
Because your voice was at my side
I gave him pain,
Because within my hand I had
Your hand again.
There is no word nor any sign
Can make amend —
He is a stranger to me now
Who was my friend.
XVII
Чтоб руки милые вернуть
И голос твой,
Я сердце друга уязвил
Обидой злой.
Ни словом, ни мольбой урон
Не поправим:
Тот, кто был другом для меня,
Стал мне чужим.
XVIII
О sweetheart, hear you
Your lover's tale;
A man shall have sorrow
When friends him fail.
For he shall know then
Friends be untrue
And a little ashes
Their words come to.
But one unto him
Will softly move
And softly woo him
In ways of love.
His hand is under
Her smooth round breast;
So he who has sorrow
Shall have rest.
XVIII
Внемли, дорогая,
Печали моей:
Горька человеку
Потеря друзей.
Он чует, он слышит
Измену в словах,
И дружба былая
Развеяна в прах.
Но кто-то к нему
Прильнет в этот час
И тихо утешит
Сиянием глаз.
Грудь горлинки нежной
Он тронет рукой;
И скорбное сердце
Обрящет покой.
XIX
Be not sad because all men
Prefer a lying clamour before you:
Sweetheart, be at peace again —
Can they dishonour you?
They are sadder than all tears;
Their lives ascend as a continual sigh.
Proudly answer to their tears:
As they deny, deny.
XIX
Не огорчайся, что толпа тупиц
Вновь о тебе подхватит лживый крик;
Любимая, пусть мир твоих ресниц
Не омрачится ни на миг.
Несчастные, они не стоят слез,
Их жизнь, как вздох болотных вод, темна…
Будь гордой, что б услышать ни пришлось:
Отвергнувших — отвергни их сама.
XX
In the dark pinewood
I would we lay,
In deep cool shadow
At noon of day.
How sweet to lie there,
Sweet to kiss,
Where the great pine forest
Enaisled is!
Thy kiss descending
Sweeter were
With a soft tumult
Of thy hair.
O, unto the pinewood
At noon of day
Come with me now,
Sweet love, away.
XX
Я бы хотел,
Чтоб мы были одни
В чаще сосновой,
В прохладной тени.
Чтоб целоваться там
Сладко, без слов
В храме сосновом,
Меж темных стволов.
Чтоб с поцелуями
Падала на
Губы мои —
Твоих прядей волна.
Что же мы медлим?
Там сосны и тишь…
Что ты мне шепчешь?
О чем говоришь?
XXI
He who hath glory lost nor hath
Found any soul to fellow his,
Among his foes in scorn and wrath
Holding to ancient nobleness,
That high unconsortable one —
His love is his companion.
XXI
Кто славы проворонил зов
И друга обрести не смог,
Тот средь толпы своих врагов,
Как древний идол, одинок,
Стоит, угрюм и нелюдим —
Его любовь повсюду с ним.
XXII
Of that so sweet imprisonment
My soul, dearest, is fain —
Soft arms that woo me to relent
And woo me to detain.
Ah, could they ever hold me there,
Gladly were I a prisoner!
Dearest, through interwoven arms
By love made tremulous,
That night allures me where alarms
Nowise may trouble us
But sleep to dreamier sleep be wed
Where soul with soul lies prisoned.
XXII
Мой ангел, этот нежный плен
Прохладных рук твоих…
Клянусь, я б отдал всё взамен
Ревнивой власти их,
Я б счастлив был такой тюрьмой,
О сторож неусыпный мой!
Когда, с моими сплетены,
Ладони их дрожат,
Я забываю злые сны
И будней мелкий ад,
В ту ночь блаженную спеша,
Где душу сторожит душа.
XXIII
This heart that flutters near my heart
My hope and all my riches is,
Unhappy when we draw apart
And happy between kiss and kiss;
My hope and all my riches — yes! —
And all my happiness.
For there, as in some mossy nest
The wrens will divers treasures keep,
I laid those treasures I possessed
Ere that mine eyes had learned to weep.
Shall we not be as wise as they
Though love live but a day?
XXIII
Твое сердечко — мотылек,
Порхающий у губ моих, —
Несчастен, если одинок,
Блажен, прильнув ко мне на миг;
Все, чем на свете я богат, —
Мой хрупкий, мой бесценный клад!
Как в мягком гнездышке вьюрок
Свои сокровища хранит,
Так я, не ведая тревог,
Не чая будущих обид,
Вложил последний золотник —
В любовь, живущую лишь миг.
XXIV
Silently she's combing,
Combing her long hair,
Silently and graciously,
With many a pretty air.
The sun is in the willow leaves
And on the dappled grass
And still she's combing her long hair
Before the lookingglass.
I pray you, cease to comb out,
Comb out your long hair,
For I have heard of witchery
Under a pretty air,
That makes as one thing to the lover
Staying and going hence,
All fair, with many a pretty air
And many a negligence.
XXIV
Медленно она чешет
Длинные косы свои…
Солнце блестит на ивах
И на ресницах травы.
А она все чешет и чешет
Волосы, не спеша,
В зеркало томно глядя,
Гребнем о шелк шурша.
Ах, отложи свой гребень,
Дай волосам покой! —
Видишь, застыл влюбленный
В оторопи колдовской,
Заворожен движеньем
Плавной руки твоей,
Взмахом ресниц небрежным,
Темным сдвигом бровей.
XXV